Отравление в шутку - Джон Карр

— Что, если ты расскажешь мне обо всем?

— Ладно. Может, хоть кто-нибудь… — Отчаянным жестом она швырнула сигарету в камин. — Ну, ты знаешь, как мы здесь жили. Мы делали все, что хотели, а отец был слишком поглощен работой, книгой или еще чем-нибудь, чтобы обращать на нас внимание. Мама тоже не вмешивалась — только улыбалась, как будто нас вовсе здесь не было. Ее интересовал только Том. Она называла его «мой Малыш», на что он выходил из себя… Все неприятности начались именно с Тома. Ты не общался с ним в последнее время, верно? Я имею в виду, когда мы начали беспокоиться о том, чем заняться после колледжа? Я покачал головой.

— Том всегда был глупым дьяволенком. А потом стал еще хуже.

Я припомнил полную луну над туманом между деревьями, серебристые отблески на воде в бассейне, смех, крики и шутки. К Клариссе пришел ее приятель-футболист, которого Том ненавидел. Он ненавидел всех спортсменов, так как сам хотел быть таким, но не мог. Я помнил его в мокром купальном костюме, обхватившим руками смуглые колени на краю бассейна. Внезапно серебристая поверхность воды раскололась, как зеркало, когда две фигуры, Кларисса и ее гость, прыгнули в бассейн и поплыли, стараясь обогнать друг друга. Мелькающие руки и ловящие воздух рты пловцов, высокие тополя на фоне лунного света… «Чертов осел!» — ворчал Том. Оранжевые и желтые японские фонарики, мерцая, покачивались на деревьях. Граммофон «Виктрола» на веранде играл «Никто не лгал»…

— У него был скверный язык, — задумчиво продолжала Джинни. — Даже в детстве, когда он устраивал логово разбойников в каретном сарае, другие ребята ненавидели его… Потом ты уехал за границу и остался там. А остальные из нашей компании просто прозябали. Мы танцевали, немного пили, чтобы взбодриться, и считали себя влюбленными по уши после нескольких поцелуев. Да, прозябали — это самое подходящее слово… — Ее лицо казалось постаревшим. — Но Тома интересовало только одно. Знаешь что?

— Он хотел стать актером.

— Да. Но думаю, он чрезмерно упорствовал в этом. Главным образом, чтобы позлить отца. Папа хотел, чтобы Том изучал право, а Том и слышать об этом не желал. Они никогда не ладили, но папа не сомневался, что Том рано или поздно подчинится… Все было бы не так плохо, если бы Том не оскорблял отцовских кумиров. Бут,[19] Барретт[20] и Ирвинг[21] были для него всего лишь напыщенными ничтожествами, а Шекспир — глупым болтуном. И так далее.

Честно говоря, Джефф, я не понимала, насколько все осложнилось, до последнего вечера. Это было пять лет назад, во время пасхальных каникул и мартовской снежной бури. Я так и не знаю, что произошло, — папа никогда об этом не говорил. Я наверху переодевалась перед уходом и услышала жуткий скандал в библиотеке. Крики доносились даже в мою комнату. Думаю, папа ударил Тома. Во всяком случае, когда я прибежала вниз, Том выбежал из библиотеки и изо рта у него текла кровь. «Я убью этого старого черта!» — крикнул он и пошел наверх за оружием. Ты ведь знаешь, что у него было три медали за стрельбу из пистолета?.. Мама с плачем обнимала его, а потом повернулась и крикнула папе что-то мелодраматическое вроде: «Ты ударил ребенка!» Папа с серым лицом прислонился к столу в холле. Все что-то орали.

Конечно, Том успокоился, но не простил отца и объявил, что уходит из дома. Он стал укладывать вещи в чемодан, а Мэри с плачем уговаривала его: «У нас гости! Пожалуйста, не делай глупостей!» А Кларисса сказала: «Пускай уходит и строит из себя дурака, если хочет». Когда он направился к двери, мама пыталась удержать Тома, хватаясь за фалды его пальто. Помню, как Том надвинул шляпу на глаза и обратился к папе, который сидел на стуле, прикрыв рукой глаза: «Я тебя предупредил. Увидишь, как это придет к тебе среди ночи». Потом он вышел и отправился пешком в город. С тех пор мы его не видели.

Джинни пошарила в кармане жакета и достала пачку сигарет. Она выглядела озадаченной и судорожно глотнула, прежде чем взять сигарету из пачки.

— Папа был вне себя. Мама молча посмотрела на него и ушла в свою комнату. Той же ночью она пыталась отравиться вероналом, но доза оказалась недостаточной…

— Куда пошел Том?

— Мы не знаем, хотя звонили повсюду. Думаю, он хотел повидать в городе своего друга, старого адвоката Марлоу, который учил его латыни перед колледжем, и раздобыть у него немного денег. Но Марлоу ничего нам не сказал. Папа его так и не простил. Я знала, что Том не вернется. Он был слишком упрям и тоже никому ничего не прощал.

Я зажег спичку и поднес ее к сигарете Джинни. Она искоса посмотрела на меня поверх пламени:

— Остальное выглядит сплошным кошмаром. Среди ночи…

— Той же самой?

— Да. Мы легли поздно, так как застали маму… — Она вздрогнула. — В общем, ей не удалось покончить с собой. Как я сказала, среди ночи мы услышали крик. Я подумала, что это опять мама, но я ночевала в ее комнате, и, когда открыла глаза, она спала. Я выбежала в верхний коридор. Светила луна, и я увидела папу, стоящего в коридоре в ночной рубашке. Потом вышли Мэтт и Мэри, но папа сказал, что с ним все в порядке. Однако он весь дрожал и что-то бормотал о…

Джинни умолкла, и я спросил:

— Где он спал?

— Внизу, в библиотеке. Мама отказалась делить с ним комнату. Он выбежал оттуда и помчался наверх… Папа бормотал о «чем-то белом с пальцами», которое пробежало по библиотечному столу при луне.

Ветер за окнами не унимался. Джинни прислушалась и бросила сигарету в камин. Эмоции бушевали вокруг нас, как крылья летучих мышей, сбившихся в стаю. Вошедший Мэтт Куэйл не мог этого не заметить.

— Похоже, Джинни, ты распустила язык, — проворчал он.

— А тебе какое дело? — лениво отозвалась она.

— Полоскать грязное белье на людях…

— Мэтт, ты становишься поэтичным. Слышать от тебя метафору…

— По-моему, я просил тебя этого не делать. — Мэтт пытался впечатлить ее тем, что, по-видимому, воображал угрожающим спокойствием. — Полагаю, ты хочешь, чтобы это разнеслось по всему городу?

Джинни взяла меня за руку и задумчиво промолвила:

— Не надо, Джефф. Это все равно что бить пачку масла… Мэтт, как тебе удается добывать клиентов?

Мэтт не ответил. Мгновение он тупо смотрел на нас, потом опустился в кресло и вдруг начал всхлипывать.

— Не обращайте внимания, — пробормотал он. — Я не подхожу для таких вещей. У меня вообще ничего не получается. Боюсь, я буду следующим. Я только что говорил с Туиллсом. В маминых молочных тостах было полным-полно мышьяка, и если бы она съела все… Перестаньте на меня пялиться! — сердито крикнул Мэтт. — Я ничего не сделал!

Джинни выглядела смущенной.

— Ладно, Мэтт, не раскисай. Мы с тобой. — Она встала и неловко похлопала его по спине.

Я боялся, что Джинни тоже расплачется, поскольку ее глаза заблестели. Мне стало ясно, какое напряжение и какой страх таятся в их сердцах.

— Знаете, что сказал мне Туиллс? — продолжал Мэтт. — «Теперь я отвечаю за все. Ваши жизни зависят от меня». И показал мне какое-то молокообразное вещество в пробирке. «Это мышьяк, и я знаю, кто добавил его в молочные тосты…» Ладно, Джефф. Забудь, что я наговорил. Боюсь, маленькая очкастая крыса думает, что это сделал я. «И я знаю, — добавил он, — кто добавил гипо… что-то в сифон». Займись этим, Джефф, и сделай что-нибудь!

Итак, Туиллс тоже догадался насчет сифона. Это меня разочаровало.

— Хорошо, — сказал я. — Джинни рассказывала мне о переменах в доме после ухода Тома.

— Рассказывать особенно нечего, — снова заговорила Джинни. — Хотя с того дня действительно все изменилось. Папа стал закрываться в библиотеке и пить — мы слышали, как он ходит взад-вперед. У мамы начались припадки безумия. Но я надеялась, что это пройдет. Первое предупреждение о переменах к худшему я получила однажды вечером, спустя несколько месяцев. Я сидела с парнем по имени… это не важно. Мы сидели на темной стороне веранды под окном библиотеки.

Она указала направление; место находилось под прямым углом к трем окнам, выходящим на горы.

— Мы сидели на качелях и курили. Было лето. Окна были открыты, но шторы опущены. Папа сидел в библиотеке и, должно быть, слышал нас. Внезапно он вышел на веранду со свирепым выражением лица и рявкнул: «Вынь изо рта сигарету! Ведешь себя как вульгарная шлюха!» Потом папа напустился на Дэла, который обнимал меня за плечи, и наконец приказал мне вернуться в дом, где прочитал мне лекцию, меряя шагами пол. Мне предоставляют слишком много свободы, я не уважаю ни родителей, ни Бога, ничего. Я поздно возвращаюсь домой и не говорю, где была. Именно избыток свободы погубил моего брата Тома.

Это явилось только началом. Папа устроил дикий скандал Клариссе, которая пошла на танцы в сельский клуб и вернулась слегка навеселе. Той осенью он ушел в отставку, по его словам, чтобы работать над книгой и присматривать за нами. Апеллировать к маме было бесполезно — она забрала все вещи, книги, картины, даже одежду Тома к себе в комнату и не позволяла никому к ним прикасаться…