Крым бандитский - Константин Чернецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогдашняя милиция и организационно, и по технической базе, и по уровню (прежде всего психологическому) кадров была приспособлена к совсем иным условиям и временам, чем те, которые наступили в годы драматического перелома.
В прежние времена за милицией стояла сильная, едва ли не слишком сильная власть, которая вдруг стала рушиться, слабеть, раскалываться, вплоть до того, что в начале девяностых в Крыму было просто юридически неясно, кто командует и кто платит жалованье.
Вдобавок золотое совковое времечко обвешало каждого милиционера таким грузом правил и инструкций, что серьезно бороться не то что с вооруженными бандитами, но и с уличными хулиганами было сложно.
Слабость технической базы милиции давно стала притчей во языцех. Ко всему прочему на эту слабенькую базу, на табельное оружие, рации, спецсредства, нередко еще и успешно покушались. Кроме того, информаторы, осведомители, просто свидетели и потерпевшие воздерживались от показаний, потому что власть бандитская резко стала оперативнее и круче.
Начало доходить уже до того, что вопреки давней традиции «с ментами не считаться» бандиты стали совершать теракты против офицеров милиции.
Самым громким, буквально всколыхнувшим Крым, преступлением стало жестокое убийство рецидивистами, которых «он посадил», участкового инспектора села Вилино Бахчисарайского района майора милиции Василия Кулыняка, его жены и двоих сыновей. Несколько десятков сотрудников милиции погибли при попытках задержания бандитов в городах и районах, в том числе и на автодорогах.
Апофеозом стало совершенное позднее и по сей день окончательно не раскрытое (следствие продолжается) убийство одного из самых добросовестных и грамотных офицеров, начальника отдела по борьбе с организованной преступностью полковника милиции Николая Зверева…
Потеряв терпение и воспользовавшись некоторым тогдашним усовершенствованием законодательства (в частности, возможностью задержания на срок до 30 суток без предъявления обвинения), в ноябре 1991 года милиция нанесла первый ощутимый удар по бандитским объединениям.
Удар, как это неоднократно происходило и впоследствии, оказался несбалансированным: у «Руси» был арестован (в четвертый, кажется, раз) Дзюба с новой своей основной бригадой — Митиненко, Ковалев, Гаврюшенко и Бойчевский, а также задержаны (но через месяц отпущены) Виктор Башмаков и Николай Кожухарь (Молдаван). А из видных сейлемовцев — только Яворский.
При задержаниях и обысках, которые происходили практически синхронно по городу, у боевиков изъято оружия, как у доброго пехотного взвода: сорок один ствол, полдюжины гранат, несколько сотен патронов, бронежилеты, рации…
Арестованных было бы больше, операция планировалась серьезная, и, если бы не утечка информации, милиция нанесла бы радикальный удар преступным объединениям. А так часть бригадиров и боевиков временно перешла на нелегальное положение, а несколько авторитетов, в том числе Сахан и Жираф, ударились в бега.
Сахан, по заранее заготовленному загранпаспорту на имя Александра Орлова, попытался выехать из страны, но его, несколько позже, опознали и задержали чуть ли не у трапа круизного лайнера в Сочи.
Жирафу сбежать за границу удалось, он перебрался в Польшу, но меньше чем через год его достали и там (по распространенному предположению, это были боевики Дзюбы) и пристрелили за рулем машины на трассе под Лодзью.
Достали, кстати, и Сахана, который после задержания усиленно «косил под психа», избегая суда, и почти два года кочевал по спецотделениям психиатрических больниц Украины. Так, не снимая больничного халата, он и погиб. Его выманили из палаты (там находился и собственный телохранитель), сообщив, что приехала племянница. Она действительно приехала проведать дядю, но снаружи, во дворе, его ожидали и другие. Сахан сразу же узнал своих бывших подельщиков, понял, зачем они здесь, и бросился бежать, но кончилось бандитское везение: его расстреляли из «ТТ» прямо во дворе городской психиатрической больницы в Симферополе.
Но это практически неизбежный конец всех преступных авторитетов. Более того, все преступники, у которых есть хоть проблески самосознания, понимают, пусть самыми отдаленными уголками разума, пусть почти инстинктивно, что век им отпущен короткий, что если и суждено долго прожить, то либо за «колючкой» зоны, либо резко уйдя от дел неправедных.
Правда, останавливает это не многих.
Глава 2 ПО ВОЛЧЬИМ ПОНЯТИЯМ
Объединения гангстеров всегда стремятся распространиться «по максимуму» и в пространстве (отсюда — беспрерывные стычки, разделы и переделы зон влияния, отсюда и наезды на все новых и новых жертв), и во времени они пытаются выжить, меняя формы и методы «работы», но не меняя сути, даже в те времена, когда их существование уже не закономерно, когда «тень» практически исчезает, когда укрепляются, скажем, демократические нормы.
…Призрак бродит по Европе, призрак бандитизма. Ежедневно, ежечасно и в массовом масштабе созревают люди, которые чувствуют простоту и какую-то естественность, что ли, Права Сильного, — и никак не могут принять, что всем, и им самим, и каждому другому, возможно нормально жить и работать только в обществе, где Сила не имеет имени, а только название.
И название это — Закон.
МЕРТВЫЙ ГОРОДЕсли посмотреть на карту полуострова, то видно, что «ромбик», подвешенный на тонкой нитке перешейка к материку, искажен — вытянут на восток, завершаясь еще одним, Керченским полуостровом, где расположено несколько поселков и город-герой Керчь, он же Корчев времен Киевской Руси, он же Пантикапей эллинской поры.
Территория почти всего Керченского полуострова — так называемый Ленинский район (не переименованный) с райсоветом в поселке Ленино, бывшем старом селе с прекрасным названием Семь Колодезей.
Район этот по площади самый большой в Крыму и, как писали в путеводителях, «омывается водами двух морей». Но высокими сельскохозяйственными показателями не отличался, несмотря на днепровскую воду, поступающую по каналу. Однако у района были все основания стать одним из важнейших в Крыму: здесь строили крупную атомную электростанцию, которая могла бы совершить переворот во всем хозяйстве Причерноморья и Приазовья.
Успели угрохать много миллионов еще настоящих, «советских рублей», выстроили огромные корпуса, несколько вспомогательных заводов и поселок строителей, который затем, предполагалось, станет городом энергетиков, Щелкино, названный в честь одного из корифеев мирного и военного атома в нашей стране, трижды Героя и лауреата академика Щелкина, одно время работавшего в Крымском университете.
Затем, когда благодаря перестройке и гласности у нас стало возможно не только думать, но и говорить, выяснилось, что станция «привязана» к одному из немногих мест, где строить нельзя, а уж ядерный объект — просто недопустимо. Когда экологи более-менее внятно, образовав целое ну очень шумное общественное движение, объяснили, почему и как и к чему это все неизбежно приведет, стройку века заморозили. Сначала станцию пытались перепрофилировать, потом мечтали устроить учебный центр Минатомэнерго, потом денег не стало вообще.
И поселок, небольшой, но вполне обустроенный, стал живым трупом. Пустые улицы без названия, предприятия без работы и рабочих мест. Над всем этим унынием безмолвно возвышается остов недостроенной атомной электростанции, которая должна была стать надеждой региона, чудесным средством для его преображения.
Если бы станцию «посадили» в паре десятков километров от геологического разлома или если бы ее начали строить на пару-тройку лет раньше, когда думать полагалось только по ранжиру… Однако история не терпит сослагательного наклонения, и ни рукотворного, ни тем более эзотерического чуда не произошло.
Стройка не оправдала ни вложенных в нее средств, ни ожиданий тысяч людей, связавших с нею свою судьбу. Ни потока дешевой энергии, ни рабочих мест. Город, выстроенный вокруг ее блоков, остался без будущего. Строительство заморозили, без работы остались строители, в своем большинстве люди пришлые, не имевшие до этого ни кола ни двора, зато многие уже с криминальным опытом. Их согнали со всей необъятной страны на ударную стройку. Кто бы еще пошел в палатки, разбитые среди необжитой степи?
Эти люди так навсегда и остались в степи, весьма живописной своей суровой вневременной красотой, но удушающе знойной летом, пронзительно холодной зимою и пустой во все времена года.
Постепенно люди приспосабливаются к самым тяжелым условиям, отыскивают способы пропитания и вообще деятельности, тем более, если им не мешают. Но для этого нужно время, нужны определенные внутренние установки, нужна ломка психологии. Если же слом привычного образа жизни и деятельности происходит резко и непредсказуемо, в первое время наступает тяжелейшее потрясение.