Романовы. Ошибки великой династии - Игорь Шумейко

Не здесь ли залегают психологические корни нашего «борца»? Всё ради Будущего, держаться за наличность, наличную реальность – убого, презренное дело. Да, скорее всего здесь. Ну, может, если попробовать копнуть ещё чуть глубже, узнать: а откуда это безоговорочное предпочтение Будущего, презрение к Настоящему? Тут ещё одной ступенькой вглубь от Чернышевского окажется, по-моему, Лермонтов… Ещё раз прошу извинить за сей «литературный бал», ведь у нас в «исходнике» всё же – политический анализ влиятельного министра Шингарёва.

А лермонтовская ступень этого нисхождения (или восхождения, ненужное зачеркнуть), это не менее знаменитые строки:

Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

То есть Будущее для революционеров – форма Абсолюта. То, что не «на время»… В XVIII веке просветители подточили основы веры. Известна и избита фраза Вольтера «Если бы бога не было, Его надо было бы придумать». А по-моему, его ученики периода Великой французской революции продолжили: «А если бы бог был, Его надо было бы переделать». Чем они и занимались со всем революционным азартом. «Верховное существо», т. н. «культ Верховного существа» повлиял на очень многих в той Европе, но уж никак не на русских. Трясущаяся по парижским улицам тележка с загримированной бывшей проституткой и семенящий рядом Робеспьер – «Богиня» и Главный Жрец на национальном празднике, май 1794… Поклонялись тогда, навешивали венки и на «защитницу свободы» – гильотину. Трудновато было пленить этими красотами потомков князя Владимира, выбиравшего веру, в том числе по благолепию византийского богослужения. Но вот абстрактное, никем не видимое, нефактурное Будущее смогло набрать себе адептов, стало религией, Идеалом, сравняться с которым могла даже и не тщась любая конкретика, наличная фактура сегодняшнего дня, получившая теперь прозвище «гнусная рассейская действительность». «Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна!» – ещё одни знаменитые строки (Н. Некрасова), на которые равнялись самые конструктивные программы, самые деловые и конкретные предложеня той эпохи, с чем и брались (не с «Капиталом» же! ) за револьверы и бомбы. Эта наивная, но упорная «абсолютизация», приводящая к забвению, презрению сегодняшней фактуры жизни и борьбе только «за Великое Будущее», по-моему, просто великолепно схвачена и спародирована Маяковским: «…Мысль одна под волосища вложена. “Причесываться? Зачем же?! На время не стоит труда, а вечно причёсанным быть невозможно”». Тоже, формально говоря, футурист, но уже совсем другого пошиба. Из числа преодолевших тот вековой наив, мельхиоровый декаданс, и своё будущее, футурум, воспринимавших, грубо, материально новые, более мощные паровозы, тракторы, новые стройматериалы (из этих футуристов, как известно, вышли конструктивисты). Абстрактные грёзы о Будущем для них и были невозможным прошловековым старьём…

То был почти и весь багаж полувековых борцов с царизмом (виноватого в их глазах тем, что он был «сегодняшним») за Будущее (правое по определению). Любая, даже полезная мера правительства – лишь наращение массы будущей лавины (« Лучше, что лавина, нависшая над государством, уже скатилась и перестаёт угрожать» ).

Как было рассмотрено ранее, объективно угрожающим, нависающим, даже, может, лавиноподобным было лишь аграрное перенаселение, малоземелье. И крайне симптоматично, что этой-то реально нависающей лавины ни борцы за Будущее, ни защитники Настоящего и не видели. Точнее, видели совершенно в неправильном свете: то, что они всерьёз полагали решить эту проблему раздачей помещичьих земель (которой, розданной до пяди, всё равно не хватило даже убывшему начиная с Первой мировой на 3–4 миллиона крестьянству), как они обхаживали крестьянских делегатов ещё в Госдуме первого созыва, прекрасно показывает, что единственная реальная «нависшая лавина» рассматривалась ими как один из десятка вопросов революционной, а затем и «Госдумовской» тактики.

Теперь можно и вернуться к популярной теории Арнольда Тойнби . Итоговой парадоксальной виной Николая II была его легковесность (вот уж точно: «Мене, текел, фарес» !), бездарность и лёгкость «вызова самодержавия» в его исполнении, приведшая к тому, что и «Ответ» оказался таким… – да что уж тут упражняться в уничижении! – оказался, в общем, таким, как «в феврале 1917» – хуже образа, сравнения всё равно не придумать. 

Глава 28. «Парашютный Пакт»

Сказавшему «А» трудно отвертеться от условного микрофона, испытующего ожидания: «Ну, давай, не тяни и с “Бэ”!» И если уж претендуешь на «объективные критерии», мерку оценки политиков, то давай, прилагай её и к современной ситуации, делай обобщения, не прячась в безопасное прошлое.

Это я напоследок возвращаюсь к нашей беседе на страницах газеты «Московский комсомолец», постоянно переходившей от вопроса «Что делалось?» (тогда, при царе Николае) к «Что делать?» (теперь, при «тандеме», при «Единой России», «Болотной площади» и т. д.). Дабы подтвердить насущную актуальность истории, воспроизведу один фрагмент. Вопросы задавал заведующий отделом политики Михаил Зубов.

«– Не повторяет ли современная российская власть ошибки 1905 и 1917 годов?

– Нет. Ей, как мне кажется, стилистически ближе ошибки другой эпохи. Это “временный” министр князь Львов, ликвидировав всё местное управление в стране, ве(ре)щал в 1917 году: “…А назначать никого не будем. На местах выберут. Такие вопросы должны разрешаться не из центра, а самим населением. Будущее принадлежит народу, выявившему в эти исторические дни свой гений. Какое великое счастье жить в эти великие дни!” Нынешняя же власть скорей проигнорирует “народный гений”, чем будет им так наивно восторгаться. А что опаснее: наив или цинизм правителя? По-моему, вся сумма нашей истории говорит, что первое. Тем более что случаются ведь у нас и горбачёвы, наивные… аж до цинизма.

Лидер партии октябристов Гучков однажды признался начальнику штаба Алексееву, с которым они вместе “отрекали царя”: “Мы-то воображали себя правительством, что будем работать по-прежнему за каменной оградой монархии” . Вот чего точно нет у нынешних: Да, пусть возмущаются “циничной рокировкой тандема”, но мы-то при этом полагаемся 100 % на свои собственные силы.

–  Насколько большой была роль иностранного влияния на протест в начале XX и начале XXI веков? Или, напротив, больше вреда приносит шпиономания?

– Строго говоря, есть разница: в 1905, 1917 годах японские (американцами одолженные) и германские деньги на наши революции можно толковать, как спецоперации в период военных действий. Осуждать их – напоминает те правила, что если наш, то «разведчик» , а если их, то «шпион». Другое дело в том, что… допустим, найдись у России лишних сто миллионов золотом в 1905-м, для встречной революционной работы в Японии… да их просто НЕКОМУ было бы вручить! Монолитность, сплочённость вокруг императора. Вернулись бы денежки… если их только не… по дороге туда-обратно, знаете, случается такое.

Сегодня провели… стандартизацию процедуры получения нашими НКО западных денег. При том, что стандарты стали весьма похожими на западные, протесты против “подобного тоталитаризма” – это, конечно, симптом. Но ведь кроме легальных есть и другие каналы финансирования… У Горбачёва, например, вся борьба с пьянством свелась к победе над легальной водкой, и результат памятен.

В романе “Война и мир” Толстого был афоризм: Да, Москву в 1812 году сожгли москвичи. Но не те, которые остались, а те, которые её покинули. Брошенный большой деревянный город неизбежно должен сгореть .

И я бы сформулировал: проводником западной политики в России становятся НЕ те пособия, гранты, что приходят с Запада в страну, а те миллиарды, что уходят на Запад. “ Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше” (Евангелие). Здесь я прерву свои критические замечания практическим предложением. “ Парашютный Пакт” – вот что я предлагаю заключить властям и оппозиции. Бороться с зарубежными счетами бесполезно. Как известно, еще Алексашка Меншиков держал свои (коррупционные) деньги в лондонском банке, немало тем огорчая царя Петра. А ведь с тех пор средства коммуникации, электронных переводов только выросли. Смартфоны там, система “Банк-Клиент”, Web-money… как историк могу поручиться: не было их у Меншикова.

Условия “ Парашютного Пакта” просты: на 15 лет верхний эшелон власти вместе с семействами сдаёт загранпаспорта. И не может получить новые. Загранкомандировки чиновников – по разовым документам. Пусть из-за этого “волюнтаризма” конкурс у них подсократится: не 850 человек на кресло, может, 250 останется… Но и вожди оппозиции – тоже. Митинг протеста? – пожалуйста, хоть на Красной площади! Можно даже и в Кремле митинговать, – я там возле Царь-колокола вполне удобную площадку видел. И свободный доступ оппозиционеров, руководителей всех партий к федеральным телеканалам, хоть ты Удальцов, Жириновский, Яшин, хоть сам Немцов, но… тоже, только подписавшим “Пакт”, сдавшим загранпаспорта. А то мне в связи с работой над этой книжкой пришлось много эмигрантских мемуаров читать. Тех самых Милюково-Керенских… Париж-1920, Нью-Йорк-1927… Прямо скажу: вредная, тяжёлая работа. А ведь всё тогда, как и сейчас: “работаем, требуем, выступаем – только ради своего народа, страны”!