Валигура - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На дворе ты имеешь сердце пана, княгиня тебе благоприятствует, наши и русины уважают тебя, на немцев можешь не смотреть – а ты там нужен. Ходят разные слухи, – добавил епископ, – я не хочу им верить. Говорят, что устраивают на князя засады, что готовят какое-то предательство, ты должен быть на страже, потому что тебя бояться, и у тебя верный глаз, и почувствуешь врага, когда князь во всех видит приятелей и верит каждому.
Мшщуй хотел ещё отказываться, но епископ Иво ту силу, какую над ним имел, использовал всю. Приказывал – он послушно стоял. В этот же день они вместе пошли на Вавель; князь приветствовал, улыбаясь, Валигуру тем, что делает его охмистром над каморниками, и надеется, что его уже не оставит.
Таким образом, Валигура остался в замке, где ему отвели комнаты неподалёку от княжеских, дабы в любое время имел к ним свободный доступ.
Вместе с Валигурой в замок пришли двое челядинцев из Белой Горы: любимый его Сончек, который ещё был в замке, когда немцы в нём гостили, и Курек, что следил за одеждой и облачением. Сончек был быстрый как огонь, своевольный, но как пёс привязанный к пану.
Уже было лето, Лешек ещё не решил ничего о большом съезде, потому что епископы совещались, где бы его подобало созвать, и не все на него соглашались. Архиепископ Гнезненский и Иво были за него, за теми и остальные должны были пойти.
В этой неопределённости, когда и князья, которые были лояльны, колебались, дали знать в Краков, что Конрад из Плоцка собирался прибыть навестить брата.
Лешек этому очень обрадовался, потому что видел братскую любовь, упрекающую клеветников во лжи.
Княгиня, женским предчувствием опасающаяся брата мужа, не разделяля его радости и показывала грустное лицо, но была Лешеку послушна.
Таким образом, начали готовиться к приёму князя Конрада, а сам пан был очень деятелен, и когда наступил день, он со всем двором двинулся ему навстречу за город. Валигура также из официальности должен был быть с ним.
Уже издалека при виде прекрасного двора князя Конрада, который почти весь был одет по-немецки и немцев насчитывал немало, глаза у Мшщуя застелились кровью. К его ещё большему огорчению рядом с Конрадом ехал крестоносец Конрад фон Ландсберг с несколькими людьми своего кортежа.
Князь хотел похвалиться перед братом помощниками, теми, которым отдал землю Хелминскую.
В то мгновение, когда встретились, Мшщуй, уставив глаза в одного юношу, стоявшего за крестоносцем, стоял ошеломлённый, – его лицо облилось кровью и трупно побледнело… он начал дрожать как в лихорадке и забылся так, что его должны были предостеречь, чтобы отошёл в сторону.
Братья приветствовали друг друга очень любезно, была, однако, большая разница в обхождении обоих.
Лешек по-юношески бросил брату на шею, обнял его, был взволнован, Конрад усмехался, и, показывая приязнь, остался холодным. Блеск зависти и вскоре усмирённого волнения пробежал по его лицу. Они рядом друг с другом ехали в замок, где их ожидала неспокойная княгиня.
Двор Конрада, многочисленный, богатый, не уступал Лешковому, крестоносец добавлял ему блеска. Чужие люди видели в прибывшем холод и плохо скрытую неприязнь, которые рисовались в насмешливом взгляде, Лешек был весь в своём счастье. Приём для Конрада устроили прекрасный, начиная с великолепного пиршества этого вечера. Мшщуй, который был вынужден ехать за свитой князя, дал везти себя коню, слез с него у предсеней и немедленно пошёл к себе в комнату, а там начал сжимать руками голову, наполовину обезумевший, со стоном упал на постель.
Не пошёл уже к князю.
Беспокойный епископ Иво, который был в замке, когда они приехали, не видя брата, послал на разведку. Дворские ему поведали, что он больной вернулся в замок и должен был лечь. Хотя епископ догадался о причине этой болезни, вошёл, однако, чтобы склонить брата присутствовать на пиршестве.
Когда дверь скрипнула, Мшщуй в ужасе вскочил с кровати, Иво, увидев его изменившееся лицо, начал с крестного знамения.
Ёжились у него волосы, глаза пылали.
– Смирись и возьми себя в руки! – отозвался епископ.
– Здесь тот убийца, что меня в грудь ранил, тот, что похитил моего ребёнка, – крикнул Валигура, – убийца здесь!
Иво стоял неподвижно.
– Ты везде видишь образ этого человека, как если бы он мог тут оказаться! – ответил он спокойно.
– Он прибыл в Конрадовой свите, – продолжал далее Мшщуй, – я должен отомстить ему.
– Может ли это быть? – повторил Иво.
– Брат, я клянусь тебе! Он с другим предательски устроил засаду на меня и кровь мою выпустил. Напали на меня, когда я за ними гнался, когда видели меня безоружным. Это он! Он!
Епископ молчал.
– Быть этого не может, – проговорил он медленно, – чтобы решился сюда прибыть, так как о тебе и обо мне должен был знать.
– Прибыл издеваться надо мной, – закричал Мшщуй, – а я не должен наступить ему на горло и раздавить мерзкого червя!
– Успокойся, – отозвался Иво, – дай мне расспросить, глаза твои ошибаются… Не выходи из комнаты!
Валигура хотел говорить что-то ещё, когда епископ вышел уже и вернулся к князю. В эту же минуту вбежал в каморку Сончик, бледный и смешанный. Увидев своего пана в том состоянии, в каком его видел в замке, он встревожился ещё больше.
– Ты тех немцев видел в Белой Горе? – воскликнул, подскакивая к нему, Мшщуй. – Говори, ты видел их?
– Видел, – пробормотал парень.
– Тут один? – добавил Валигура, хватая его за руку и притягивая, чтобы не скрывал взгляда. – Говори! Ты узнал его?
Сончик встревожился и забормотал:
– Не знаю.
– Он! Он! Он! – закипел старик. – Иди, раскрой глаза! Он!
Сончик сразу узнал Герона, который действительно прибыл в свите своего дяди, но, зная гнев пана, не хотел подтверждать, чтобы не быть причиной кровопролития в доме.
Мшщуй весь дрожал, срывался, ложился, ходил, выдирал с головы волосы. Он не сомневался, что перед ним был один из тех двоих, с которыми сражался, и которые похитили его детей. Ничто не могло его сдержать от мести над ним, даже та мысль, что одной из дочек он мог быть мужем.
Он вырвал бы из их объятий и раздавил этого человека.
Герон при первой встрече в поле узнал своего противника, не зная, что был отцом похищенных девушек; видел в нём только чудесно воскресшего человека, на которого напали вдвоём с Гансом, когда тот в погоне отдыхал, и его посчитали убитым.
Смешавшись тем, что и мсительные глаза старцы
