Осип Мандельштам: ворованный воздух. Биография - Олег Лекманов

10 декабря 1936 года, на исходе конституционных торжеств, московский Большой театр показал оперу Н.А. Римского-Корсакова «Садко»[879].

Подсвеченное всеми этими газетными подтекстами, стихотворение Мандельштама может быть прочитано как звуковой привет новой Конституции из глубины былинной, оперной русской древности.

Тем не менее нужно признать, что злободневная газетная тема в стихотворении «Из-за домов, из-за лесов…» затушевана. Не знай мы о том, что Мандельштам работал над ним 6–9 декабря 1936 года, приурочить стихотворение ко дню принятия сталинской Конституции было бы весьма затруднительно. Еще труднее с помощью отсылок к газетному материалу прояснить остальные мандельштамовские стихотворения декабря 1936 года – января 1937 года.

Интенсивное возвращение «газетной», «гражданской» образности в стихи Мандельштама пришлось на вторую половину января – первые числа февраля 1937 года. И связано это было с работой поэта над большим благодарственным стихотворением о Сталине «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», в домашнем обиходе получившем заглавие «Ода».

К 1937 году в советской поэзии уже успел сложиться определенный, хотя и негласный канон, с которым сверялся любой автор, бравшийся за стихотворение или поэму о Сталине. Можно даже сказать, что все стихотворные строки о вожде этого времени в совокупности развертываются в удивительно цельный, внутренне непротиворечивый текст. Сталин предстает в нем богочеловеком: дозированное перечисление реальных (и/или считавшихся в 1937 году реальными) обстоятельств биографии «кремлевского горца» соседствует в интересующем нас коллективном тексте с воспеванием сталинских сверхъестественных дарований и свойств.

Ключевыми событиями биографии отца народов советские предвоенные поэты, судя по их стихам, считали:

– детство на Кавказе: «Для веселых птенцов, / Для растущих бойцов / Наша песня о горном орле! / Это было в далеком грузинском селе, / Там, где крепость стоит на скале… / Невелик городок, / Веет с гор холодок, / Тополя разместились в рядок; / Луг блестит от росы, / И во время грозы / Листья падают в горный поток… / Эту землю порой / Бьет подземный прибой – / Вулканической силы раскат… / Но земля, чтоб не сдать, / Расцветает опять, / Наливает огнем виноград! / Там домишко стоит, / Неказистый на вид, / Где семья трудовая жила. / Этот каменный кров / Был и прост и суров, / Как должно быть гнездо у орла. / Там ты – маленький – рос, / Задал первый вопрос, / Там ты первую книжку открыл, – / И над всею землей / Свежий ветер шумит / От твоих развернувшихся крыл!» (А. Адалис)[880]; «Любо помнить: Сталин… Он с Кавказа… / И тихонько петь аульный стих» (Я. Городской)[881]; «Припоминая отрочества годы, / хотел понять я, как в такой глуши / образовался действием природы / первоначальный строй его души, – / как он смотрел в небес огромный купол, / как гладил буйвола, как свой твердил урок, / как в тайниках души своей баюкал / то, что еще и высказать не мог» (Н. Заболоцкий)[882].

– аресты, тюрьмы и ссылки: «Метелью Сибирь заровняла / Дороги пройденные им» (В. Гаприндашвили)[883]; «И сколько, сколько раз бежал ты из неволи» (И. Гачечиладзе)[884]; «Злая Сибирь им исхожена» (Грузинская народная песня)[885].

– клятву над телом Ленина: «Тобою говорит трудящийся народ, / Громовый голос ты земли освобожденной, / И потрясет столетий ровный ход / Сталь клятвы Сталина, борьбою закаленной» (Ш. Абхаидзе)[886]; «В день смерти Ленина сердца, на миг остановясь, / Рванулись к солнцу твоему, к железной клятве той» (Н. Зарьян)[887]; «Такую же стальную, как и сам ты, / Ты клятву дал у ленинского гроба, / Не нарушил ты ее и не нарушишь, / Пускай врага задушит яда злоба» (С. Шаншиашвили)[888].

– создание конституции СССР, принятой VIII внеочередным съездом Советов 5 декабря 1936 года: «Движимая Сталинским законом, / Сильная, веселая страна» (Н. Асеев)[889]; «И до самой глубокой вечности / будет миру всему знаком – / подымающий человечество / ясный Сталинский наш закон!» (С. Кирсанов)[890]; «Он дал для народов / Высокий Закон, / Сроднил их великою / Дружбою он» (Я. Купала)[891].

Функцию едва ли не главного атрибута Сталина-человека долгое время выполняла в стихах советских поэтов солдатская шинель. К 1937 году этот образ накопил целый набор значений. Вот некоторые из них: Сталин прост – он заботится обо всех советских людях – он гениальный военачальник – он готовит нас к войне: «Спокойный человек в простой шинели» (А. Адалис)[892]; «Стоит человек в звездоносном Кремле, / Стоит он в походной военной шинели» (М. Бажан)[893]; «Ты наш стяг, ведешь нас в битву, / шелестят шинели крылья» (Грузинская народная песня)[894]; «Не забыть вовеки, как Иосиф Сталин / Собственной шинелью укрывал бойца» (О. Колычев)[895]; «Вышел в сиянии новых лучей. / Гений в шинели простой» (Г. Леонидзе)[896]; «Человек выходит из Кремля / В памятной шинели боевой» (А. Решетов)[897]; «Свинцовые тучи висели / В тяжелом дыму и огне. / В широкой военной шинели / Он шел по гремящей стране» (Е. Рывина)[898]; «Тогда я вижу, как подходит он, / В шинели серой и в варяжском шлеме, / В красноармейских старых сапогах…» (В. Саянов)[899].

Весьма характерно, впрочем, что в верноподданническом стихотворении Паоло Яшвили солдатская шинель Сталина прямо на глазах читателя затвердевает, преображается из суконной в бронзовую, а сам он, таким образом, превращается в памятник самому себе – в бронзовое божество:

Открылся Кремль, и ты в шинели серой.Массивность бронзы обрело сукно[900].

Явными признаками божества Сталин наделен почти во всех советских стихотворениях, опубликованных в книгах и сборниках 1937 года.

Он из Кремля видит все, что происходит в окружающем мире – и в настоящем, и в прошлом, и в будущем; и днем и ночью (поэтому Сталин никогда не спит): «Махни мне веткой на разлуку / Увешанный плодами сад! / За нашу дружбу, в знак наград, / Положь мне яблоко на руку. / Я отвезу его туда, / В столицу красную далеко, / Где Сталин бодрствует всегда / И озирает мир широко. / И на тебе его следы. / Так созревай скорее к сроку. / Пусть видятся твои сады / Его недремлющему оку» (В. Аврущенко)[901]; «Цветенье жизни радостно и пестро, / Над ним простерт воздушно-синий зонт, / Но опытен наш вождь и смотрит остро, / Обозревая горизонт» (Демьян Бедный)[902]; «Словно с башни все ты видишь: / с мира дымка сна сползает. / Ум твой глубже телескопов / Вдаль столетий проникает» (А. Машашвили)[903].