Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел - Филип Фармер

Этот мир для египтян действительно обладал чертами сходства с Другим Миром. Теперь, когда они оказались в обители Озириса, сходство стало еще более разительным. Мир Реки мог быть той промежуточной страной между миром живых и миром мертвых, которая жрецами описывалась весьма туманно. Жрецы давали противоречивые и даже смущающие описания. Впрочем, вся Истина известна только богам.

Какова эта Истина, им скоро предстоит узнать. Башня не была похожа на их представление о Двойном Дворце Справедливости, но, возможно, боги что-то изменили. Недаром Мир Реки был полем постоянных изменений, отражающих изменение настроений богов.

Эхнатон повернул руль так, чтоб оранжевое изображение Башни совместилось с вертикальной линией, пересекавшей экран. Временами, чтоб убедиться, что он контролирует скорость движения лодки, он нажимал грушу, подвешенную справа от штурвального колеса. В соответствии с силой нажима скорость лодки возрастала или убывала.

Лодка шла вперед по неспокойному, затянутому туманом морю, направляясь к Башне на скорости, приводившей пассажиров в ужас. Через два часа изображение Башни на экране сильно выросло. Затем оно вдруг оделось пламенем, которое охватило весь экран, и Эхнатон перевел лодку на меньшую скорость. Он нажал еще одну кнопку, и все вскрикнули в ужасе, когда два круглых предмета на носу лодки выбросили вперед два мощных световых луча.

Впереди виднелось нечто огромное — Башня.

Эхнатон нажал на какую-то другую кнопку, указанную на чертеже. Большая круглая дверь-люк медленно открылась там, где только что была гладкая цельная поверхность Башни. Зажегся свет. Внутри находился огромный холл, стены которого состояли из того же серого металла.

Эхнатон подвел лодку к самому входу в Башню. Его матросы ухватились за порог двери. Фараон отыскал еще одну кнопку, которая отключала невидимую силу, приводившую лодку в движение. Фараон подошел к борту, находившемуся чуть ниже порога двери. Выпрыгнув в холл, он взял канат, укрепленный внутри лодки, и привязал его к крюкам, ввинченным в стену холла. Медленно, нерешительно и молчаливо за ним последовали все остальные.

Вернее будет сказать — все, за исключением Пахери. Его ужас достиг непереносимого накала. Зубы, не повинуясь воле, громко лязгали. Колени тряслись. Сердце билось в обледенелой плоти, подобно крылышкам испуганной птицы. Мозг работал замедленно, будто он превратился в мерзлую грязь, оттаявшую под лучами солнца и медленно стекающую по склону холма.

Пахери слишком ослаб, чтоб встать со скамьи и вступить в коридор. Он был уверен, что если двинется, то тут же окажется перед очами Судии, который потребует его к ответу.

Должен, однако, — сказать одно в защиту Пахери. Нет, даже два соображения. У него была совесть, и он не побоялся признаться Тому Райдеру, что действовал как трус. А для подобного признания нужна немалая смелость.

Эхнатон, будто ему нечего было опасаться своего Единого Бога, спокойно пошел в направлении дальнего конца коридора. Остальные двигались гурьбой, отставая от него на дюжину шагов. Один из матросов оглянулся и страшно удивился, увидев, что Пахери все еще сидит в лодке. Он жестом позвал его следовать за ними. Пахери покачал головой и еще крепче ухватился за планшир.

Затем без единого крика те, что стояли в коридоре, рухнули на колени, потом упали на руки, сделали усилие, чтобы приподняться, но тут же пали лицом вниз. Они лежали так неподвижно и мертво, как лежат только брошенные тряпичные куклы.

Дверь медленно закрылась. Она двигалась бесшумно, не оставив после себя даже следа, что там было когда-то отверстие, не оставив даже тончайшего зазора, и Пахери остался в одиночестве среди беспросветного тумана и ледяного моря.

Пахери не терял ни минуты и попробовал развернуть лодку. Она пошла на своей прежней скорости, но теперь на экране не было ни сигнала, ни яркого изображения, чтоб проложить на него курс. Он не мог найти пещеру, а поэтому беспорядочно метался у основания скалистых стен до тех пор, пока окончательно не лишился надежды обнаружить пещеру. Наконец он предоставил лодке самой плыть вдоль берега, пока она не оказалась у каменных ворот, сквозь которые море прорывается через горы. Лодку понесло сквозь длинную огромную пещеру, но когда Пахери доплыл до больших порогов, то он не нашел места, где бы можно было пристать к берегу и вытащить лодку на сушу. Лодку закрутило на порогах. Пахери помнит рев воды, помнит, как его швыряло туда и сюда… а потом он потерял сознание.

Когда он проснулся после «пересылки», то лежал голым в густом тумане прямо под нависающей над ним «шляпкой» питающего камня. Его грааль — новый, конечно, и аккуратно сложенная стопка одежды лежали рядом. Появились темные фигуры людей, чтоб возложить свои граали на каменный гриб. Он был здоров и в безопасности; только память его хранила страшное воспоминание о Башне Богов.

Том Райдер попал в район, где жил Пахери, тоже в результате «пересылки» после того, как его убили фанатичные средневековые христиане. Он стал солдатом, встретился с Пахери, который служил в том же взводе, и услышал его историю. Райдер дослужился до капитана и был снова убит. Очнулся он утром в тех местах, где жил Фаррингтон.

Через несколько месяцев после этого они вместе отправились вверх по Реке в долбленом челноке. Затем нашли себе пристанище и принялись строить «Пирушку».

Ты хочешь знать мою реакцию на эту историю? Что ж, рассказ Пахери заставляет меня принять решение увидеть все собственными глазами, чтоб узнать, верна эта история или нет. Если он не выдумал все от начала до конца (а Том уверяет, что Пахери так же лишен воображения и так же толстолоб, как деревянный рекламный индеец, выставленный у входа в табачную лавку), то этот мир, в отличие от Земли, может дать нам ответы на Великие Вопросы и как в зеркале показать Конечную Реальность Бытия.

Так вперед же к Башне!

Глава 40

(Продолжение письма Фрайгейта)

Однако история, которую мне рассказал Райдер, на этом не кончается. Несколько дней спустя я случайно услыхал разговор между Фриско и Тексом. Они сидели в главной каюте, а люк был открыт. Я же расположился на палубе, прислонившись к палубной надстройке, и как раз собирался разжечь сигару. (Да, к этому времени я снова попал в лапы этого старого черта — Никотина.) Я не обращал внимания на их голоса, поскольку голова была занята мыслями, возникшими после разговора с Нур эль-Музафиром.

И вдруг я услыхал, как капитан, обладатель весьма громкого голоса, говорит:

— Да, но откуда мы знаем, что он не пользуется нами для каких-то личных целей? Целей, возможно, очень даже распрекрасных для него, но отнюдь не столь полезных для нас? И откуда нам знать, что мы сумеем добраться до Башни? Египтяне же не смогли. Может, есть другой вход? Если есть, то почему он нам о нем не сообщил? Он обещал рассказать нам еще кое-что о Башне попозже. Но ведь это было шестнадцать лет назад! Шестнадцать! И с тех пор мы о нем и слыхом не слыхали!