Хозяева Острога - Юрий Брайдер

— С какой стати Свист интересовался мной? Ты, случайно, ничего ему не ляпнул?

— Какой мне резон… А что касается тебя, тут дело деликатное. Весьма деликатное, — судя по всему, у Тыра была припасена какая-то важная новость, но вот какая — плохая или хорошая — угадать было невозможно.

— Может, хватит вокруг да около ходить? Выкладывай, что там у тебя…

— В том месте, где я побывал, — Тыр кивнул вниз, — тобою все интересуются. От мала до велика. От Киселей до Иголок. Когда, говорят, Темняк Опора исполнит своё святое обещание и вернется, чтобы навести в Остроге порядок?

— Как ты сказал? Темняк… Опора?

— Именно. Теперь тебя так зовут. Привыкай.

— Не понимаю, что произошло… Никому я ничего не обещал. Просто во время расставания сказал несколько прочувствованных слов. Без всякой задней мысли.

— Сказал ты, как выяснилось, не пару слов, а значительно больше, — возразил Тыр. — А те, кто тебя слушал, растрезвонили их по всему городу. Да ещё в собственном истолковании. Вот и запали эти слова людям в душу. Из обыкновенного чужака, проворачивавшего всякие рискованные делишки, ты превратился в Темняка Опору, защитника и благодетеля острожан. Удивительная штука — жизнь.

— Да, сюрпризик… Не думал даже… Чувствую, кто-то приложил к этому руку. И крепко приложил, — Темняк испытующе глянул на Тыра.

— На меня грешить не надо, — в знак своей непричастности Тыр даже руки вверх вскинул. — Тут твои бывшие дружки постарались. Особенно этот мужлан Бадюг Верёвка. Выдает себя за твоего наследника и правоприемника. Ну и другие, конечно, не отстают.

Что ни день — восхваления, толкования твоих речей, сбор пожертвований. В норе, где ты обитал вместе со своей скотиной, устроили настоящий храм. Воду из колодца втридорога продают. Свистопляска какая-то!

— Ну и что из того? Есть страны, где обожествляют ядовитых гадов, насекомых или, хуже того, орудия убийства. Ежедневно приносят кровавые жертвы ножам и дубинам.

— Ты дикарей-то нам в пример не ставь. Да и за кровавыми жертвами, чует мое сердце, задержки не будет. Но главная беда в том, что твоё обожествление взбудоражило людей. Одёжки гнут одно. Гробы совсем другое. Каждое твое слово трактуется и так и сяк. Люди живут в ожидании скорых перемен. Где уж тут думать о насущном… Ты разрушил всё, что мы с таким трудом только ещё начали создавать.

— Будто я нарочно!

— Нарочно или не нарочно, но результат налицо. Важны не замыслы, а свершения. Если ложишься в гроб или возносишься на небеса, надо прощальные слова тщательней подбирать. А ещё лучше — вообще помалкивать.

— Не тебе меня учить! — осерчал Темняк.

— Действительно! Где уж мне? — Тыр ехидно ухмыльнулся. — Сейчас упаду на колени и стану лобызать твои ступни! Темняк Опора, спаси меня и помилуй!

— Напрашиваешься на неприятности? — набычился Темняк.

— Наоборот! Хочу войти к тебе в доверие. Уж если Бадюг Верёвка объявил себя твоим пророком, то чем я хуже?

— Так и быть! Произвожу в пророки и тебя, — Темняк отвесил ему звонкий щелчок по лбу.

Тыр стойко стерпел эту вольность и продолжал уже совсем другим тоном, без ехидства:

— Шутки в сторону. У меня есть к тебе предложение. И весьма серьёзное.

— Если есть, так излагай.

— Ты этот пожар раздул, тебе его и тушить. А иначе все наши попытки оградить острожан от беспредельшиков закончатся крахом. В беспределыциков превратятся все поголовно. В той или иной форме, конечно.

— А яснее нельзя? Без лишних предисловий.

— Тебе придётся предстать перед народом. Самолично. Но не для того, чтобы отречься. Нет-нет! Это уже поздно. А для того, чтобы как-то смирить страсти.

— Как, скажи на милость?

— В этих делах я тебе не советчик. Тот, кто умеет варить кисель, хлебать его тем более умеет, — встретив угрожающий взгляд Темняка, Тыр поспешно добавил: — Честное слово, для меня такие проблемы в новость. Случай для Острога, откровенно говоря, редчайший.

— Ладно, по…— начал было Темняк.

— Думать уже поздно! — немедленно прервал его Тыр. — Ситуация зашла слишком далеко.

— Я хотел сказать: ладно, попробую! — повысил голос Темняк. — Не надо меня перебивать! Учти, потомки тебе этого не простят. Уж если народ нарёк меня Опорой, ты мне должен в рот смотреть.

— Не очень-то привлекательное зрелище, — фыркнул Тыр.

— А когда лучше всего отправляться? — уж если Темняк вот так запросто решился на это канительное и небезопасное дело, значит, заранее держал что-то похожее в мыслях.

— Лучше всего — прямо сейчас, — ответил Тыр. — У нас всё готово.

— Ты сам-то как? Со мной пойдешь или здесь останешься?

— Я бы пошёл… — замялся Тыр. — Но сам понимаешь, что такие люди, как Свист, не должны видеть нас вместе.

— На какой срок мне рассчитывать? Одного дня хватит?

— Это будет зависеть от тебя. Но одного дня в любом случае недостаточно. Тебе ведь ещё придётся наведаться на Бойло.

— Уж если я и взаправду слыву Опорой, то зря красоваться на людях мне не резон. Сказал веское слово — и поминай как звали. До встречи в следующем пришествии.

— Вам, богоравным, виднее, — Тыр напоследок подпустил шпильку.

Они осторожно пробирались сквозь огромный, активно действующий механизм — два мышонка, забравшихся внутрь башенных часов — и Темняк всё больше склонялся к мысли, что в одиночку он этим путём никогда не пройдет.

Глазу просто не за что было здесь зацепиться. Циклопические детали, заполнявшие всё вокруг, исполняли какой-то неторопливый, но совершенно не подвластный логике и ритму танец, то меняясь местами, то переворачиваясь вверх тормашками, то вообще переходя в другую плоскость. При этом они могли раскаляться до малинового свечения или окутываться электрическими разрядами.

Здесь было гораздо хуже, чем между трубой с “пыжами” и стеной с клапанами. Всё вращалось, ходило ходуном, складывалось пополам, тряслось, опрокидывалось, соединялось, разъединялось, исчезало и вновь появлялось, но уже совсем с другой стороны. Через равные промежутки времени где-то вверху вспыхивал свет, похожий на отблески извергающегося вулкана, и после этого появлялись шаровые молнии, рыскавшие повсюду, словно голодные лисы. Лёд от пламени и анод от катода здесь отделяли считаные шаги.

Однажды, когда они лежали, вжавшись в холодную металлическую плиту, а над ними, утюжа спины, проплывала другая точно такая же плита, Темняк обратился к Тыру:

— Послушай, — сказал он, — как вам удаётся так свободно ориентироваться во всей этой нечеловеческой машинерии? Бепределыцики, например, даже со своими единомышленниками, оставшимися внизу, общаться не могут.