Уходящее поколение - Валентин Николаевич Астров

он застал белесого лицом невысокого мужчину лет тридцати пяти, с рыжеватым пухом на щеках и верхней губе, заботливо расставлявшего на стеклянной полочке над умывальником мыльницу, стакан с зубной щеткой, коробку с порошком. Возле одной из кроватей, застланных белыми покрывалами, лежал на кресле туго набитый желтый портфель, на столе пачка свежих газет и несколько брошюр, на стуле стоял раскрытый чемоданчик. Свой чемодан Пересветов поставил в шкаф, не раскрывая.

Сосед, по фамилии Бахрамов, оказался разговорчивым молодым ученым из крупного центра в Средней Азии, где ведет курс психологии в вузе, мечтая создать там под своим руководством психолого-педагогическую лабораторию по образцу московской и харьковской. Об академике и других докладчиках на семинаре отзывался восторженно, особенно о Дмитрии Сергеевиче, который в недавние годы курировал его работу над кандидатской диссертацией в аспирантуре педагогического института в Москве. Этим людям, по его убеждению, принадлежат «исторические открытия» в области педагогической психологии. Направление и результаты их экспериментов, несомненно, определят будущее нашей средней школы, пусть пока еще очень отдаленное, говорил он. Но первые достижения уже есть, они внедряются в практику преподавания!..

Семинар открывался в одиннадцать, а было уже десять тридцать. Наскоро перекусив в буфете, этажом ниже, они направились в расположенное невдалеке от гостиницы здание харьковского университета.

Участников семинара ожидалось из разных городов человек тридцать — сорок, но кроме них в аудиторию, плотно заставленную партами и стульями, набилось до сотни студентов и студенток, жаждущих послушать доклады и выступления. Молодежь толпилась и в дверях, и в коридоре перед ними. Руководителей семинара пропускали к столу президиума, почтительно сторонясь. В толкучке Пересветов потерял своего спутника; кое-как ему удалось примоститься между рядами парт на стуле, который уступили двое сидевших на нем юношей. Почти у всех в руках были блокноты, тетрадки. Приятная учебная атмосфера аудитории напомнила Константину Андреевичу далекие студенческие времена. Он был очень доволен, что принял приглашение Варевцева.

…Три дня работал семинар, и интерес к нему не остывал ни у его участников, ни у студентов. Академик напрасно думал, что писателю скучно будет слушать. По примеру юных соседей он держал на коленях раскрытую тетрадь и сокращенно записывал, что ему казалось главным или не совсем ясным.

Что такое учебная деятельность? В чем ее сущность как научной психолого-педагогической категории? Этот вопрос оказался в центре обсуждения, тогда как Пересветову раньше даже в голову не приходило им задаваться. Разница между трудом с целью производства и трудом учащегося с целью приобретения знаний, казалось, ясна сама собой, к чему тут еще поиски каких-то скрупулезно точных определений? Однако докладчики и ораторы настойчиво их искали, спорили о мельчайших оттенках формулировок. Особое оживление внес в аудиторию Варевцев, выступивший вслед за академиком и заявивший: «У нас нет учебной деятельности» Спрашивалось, чем же в таком случае занимаются в школах? «Не схоластика ли все это?» — думал Пересветов.

При ближайшем рассмотрении столь решительно высказанный парадокс оказывался не лишенным оснований. Не всякую познавательную деятельность участники считали учебной, не всякое обучение — учебной деятельностью. Если ученик решил задачу, говорили они, но не приобрел от этого умения решать другие такие же и они способны ставить его в тупик, то его труд учащегося над этой задачей еще не явился для него учебной деятельностью. В ней важен не сам по себе ближайший результат, а те изменения в личности учащегося, какие она вызывает. Учебной для человека его деятельность становится лишь в том случае, если осознанной ее целью и результатом является самосовершенствование, развитие способностей и самого учащегося, в конечном счете — гармоническое формирование его личности.

Дмитрий Сергеевич просил не толковать его слова об отсутствии у нас учебной деятельности буквально: в какой-то степени ее зачатки есть, они и в прошлом были, поскольку всякий труд чему-нибудь да учит человека, прививает ему какие-то навыки. Но при капитализме буржуазия, живя за счет отчуждения способностей рабочего в свою пользу и страшась роста его классового сознания, заинтересована не в гармоническом развитии, а в подавлении его личности. Социализм впервые в истории начинает создавать условия для расцвета подлинной учебной деятельности людей, хотя у нас еще много преград для полной ее реализации. Например, необходимость в спешной подготовке технических кадров, зачастую против нашего желания, ведет к их узкой специализации в ущерб общекультурной подготовке; молодым нашим гуманитариям, наоборот, часто недостает технических познаний; отсюда возникновение таких, на взгляд Варевцева, идейно пустопорожних дискуссий, как недавняя между «физиками» и «лириками».

У выступавших на семинаре чувствовалась солидарность в исходных теоретических принципах, выработанная на совместной дружной работе, и это очень понравилось Пересветову. Подобных студентов и учителей он встречал в иной обстановке, помнил их по дням своей молодости: тот же душевный жар, та же бескорыстная жажда знаний и труда на пользу людям отличали первые поросли советского студенчества, к которым он сам принадлежал. «Писать их мне будет не трудно, — думал он, — лишь бы получше ознакомиться с их занятиями в лаборатории. Это важнее, чем их рассуждения. Перед ними целая жизнь, она поправит, если у них что-нибудь не так. Важно то, что они из того же теста, что и мы, но мы стары, а они молоды, и это великолепно!»

Что-то похожее он испытывал от бесед со своим сыном: перед ним словно распахивались двери в будущее, без которого нет для него ни жизни, ни захватившей его раз навсегда литературной горячки…

В перерыве Константин встретил в номере гостиницы Бахрамова в еще большем, чем он сам, возбуждении. За обедом они всё говорили и говорили про семинар. Молодой прозелит школьных экспериментов доказывал Пересветову, что «всякая наука начинается с выработки категорий».

— Мы с вами присутствуем при начальных шагах великой педагогики будущего! — патетически восклицал он. — Вы писатель, вы обязаны художественно отразить все, что вы здесь видите и слышите! Если вы не сделаете этого, история вам не простит! — твердил он, вызывая у собеседника невольную улыбку («Есть еще один типаж!..»).

Перед вечерним занятием, столкнувшись в дверях аудитории с Варевцевым, Пересветов, улыбаясь, сказал ему:

— Ну, Дмитрий Сергеевич, вы сегодня герой дня! Точно Белинский, который начинал свои «Литературные мечтания» с заявления, что «у нас нет литературы»!.. Но ведь учит человека всякий любимый им труд, и в школе, и повсюду; как же вы сказали, что у нас нет учебной деятельности?

— В этом вся штука: ученье надо полюбить!.. — успел, тоже улыбнувшись, ответить Варевцев прежде, чем толпа студентов их развела.

Историей школы Пересветов специально не занимался и теперь с интересом слушал участников семинара, развивавших примерно такой круг мыслей.

Передача культуры