Вариант "И" - Владимир Михайлов

Он если и считал меня дураком — как и всякого из иноверцев, то уж не круглым. И потому он не стал выкручиваться и доказывать, что я не умею считать, но сразу перешел в контратаку и заявил, что следует трижды подумать, прежде чем, находясь в самом сердце мусульманского мира, обвинить правоверного столь нелепым и неубедительным образом. Каждому известно, что он, являясь домоправителем, не занимается лично такими низкими делами, как заправка автомобилей или снятие показателей спидометров. Он, конечно, прекрасно понимал, что я знаю, куда на самом деле девается бензин. И тем более яростно обвинял меня в стремлении опорочить честного мусульманина, оклеветать, что и на самом деле было отнюдь не безопасно. Но именно такое развитие разговора я и предвидел и потому, даже не дав ему договорить, заявил, что обвиняю его не в воровстве, но в нарушении байа, присяги на повиновение и подчинение. Я намеренно назвал заключенный с ним контракт именно этим торжественным словом, зная, что на деле познания моего мажордома в исламском праве и обычаях были крайне низки и ограничивались повседневными нуждами. Пока Али пытался сообразить, что же такое байа, я стал популярно объяснять ему — как отнесется кади ал-кудат, исламский судья, к столь серьезному нарушению шариата. А что нарушение имело место, было ясно и саому домоправителю, поскольку в контракте было недвусмысленно сказано, что он принимает на себя ответственность за исполнение обязанностей всем местным персоналом посольства, за сохранение имущества и все прочее.

Упоминание о кади ал-кудате и вовсе смутило его, и он стал искать компромисса:

— Но, сейид, разве два умных человека не могут договориться, не стремясь причинить друг другу неприятности?

Я сделал вид, что глубоко обдумываю его предложение. Потом покачал головой:

— Могли бы, если бы речь шла только о деньгах. Но ты совершил худшее: оскорбил и унизил меня. Этого я не могу простить!

— Во имя Аллаха, сейид! У меня и в мыслях не было подобного!

— Твой язык лжет, Али! Ты ведь думал, что я ничего не пойму и не узнаю, иными словами — считал меня глупее дворовой собаки. Не есть ли это глубокое оскорбление?

Он понял это по-своему: ты воруешь — отчего же у тебя не хватило ума поделиться со мной, твоим начальником? И оживился:

— О, сейид, если ты так это воспринял… Но клянусь памятью моего отца, да будет Аллах к нему милостив, я хотел тебе все сказать уже совсем скоро, и не только сказать, но и…

Последующие слова он произнес лишь мысленно, полагая, что я их и так пойму.

— Ах, Али, — проговорил я по-прежнему сурово. — Ты хочешь поставить меня на одну доску с собой, забывая, кто — ты и кто — я. Но вазир ат-тан-физ эту разницу знает; хочешь ли ты, чтобы я пожаловался ему?

Вот туг он, кажется, совсем дозрел.

— Заклинаю тебя, сейид, прошу от имени моих детей — не делай этого!

Обещаю перед ликом Всемилостивого — сделаю все, что ты прикажешь!

Только горе мне, этих денег уже нет, да будет проклят тот грязный вор, который…

Эту знакомую песенку я не стал даже слушать.

— Ах, вот как! Ну что же, я подумаю, какую плату, раз у тебя нет денег, взять с тебя за гнусное бесчестье!

Он только кивнул; я притворился, что размышляю.

— Ага, вот что: с кем ты дружен из королевского дворца?

— У меня много друзей, сейид. А что тебе нужно во дворце?

— Позавчера там собирались все вазиры, и принцы, и сам халиф — да будет Аллах доволен каждым из них. Мне интересно, о чем они говорили. И тебе придется это узнать.

Он посмотрел на меня трезвым деловым взглядом.

— Это невозможно, сейид. Пытаться узнать, что говорится близ трона, значит, призывать свою смерть, мучительную смерть. У нас не так, как у вас! Я мог бы сказать ему, что это не так; но какое ему дело?

— Ну, ну. Это все твои фантазии, Али. Скажи лучше, что не хочешь расплатиться со мной.

— Здоровьем моих детей клянусь, да будут они твоими заложниками! Если до кого-то даже долетают звуки голосов, когда заседает малый диван, — он спешит заткнуть уши и со всех лопаток убегает подальше. Нет, змея такой мысли не заползет в голову ни одному человеку во дворце!

Мне очень не хотелось ему верить, но на сей раз домоправитель, похоже, не лгал; он даже вспотел от страха.

— Ну хорошо, хорошо. Никто не знает, о чем говорили халиф и эмиры. Но ведь после этого отдавались какие-то распоряжения, и вот этого слуги уж ни как не могут не знать! А раз знают они, то знаешь и ты — или можешь узнать.

Али бен Ахмад, похоже, даже обрадовался.

— Распоряжения — так почему же сейид сразу не указал, что его интересуют распоряжения? Сразу после этого было приказано подать кофе и к нему…

— Али, ты дразнишь разъяренного льва!

— О! О! Но я и на самом деле…

Короче говоря, в последующие полчаса мне удалось по словечку вырвать у него, что в тот же день сам король вел телефонные разговоры с главами некоторых ближайших государств: Египта, Иордании, Сирии, Кувейта и других. Разговоры были непродолжительными, содержания их, естественно, никто не знал. Однако то, что вскоре после этого было повелено готовиться к приему высоких гостей, заставляло предположить, что созывался региональный саммит исламских стран.

— Хорошо, Али. И когда же главы государств должны прибыть?

— Говорят, уже через два дня.

— Теперь слушай и запоминай: я должен там присутствовать.

— Если сейиду пришлют приглашение…

— Не изображай идиота.

— Тогда как же? Вас увидят, и… — Остальное он договорил мимически.

— Надо, чтобы не увидели.

— Аллах! Аллах!

Словом, все развертывалось, как в мушкетерском романе.

— Но как же это сделать?

— Придумай.

— Сейид хочет, чтобы я попросил об этом моих Ддузей?

— Но ведь друзья тебя не выдадут?

— Нет. Но у моих друзей есть свои интересы; и никто не отдает даром того, что имеет ценность. Ни товара, ни услуги, ни… Ведь и сам сейид хочет на всем этом немало заработать, а?

Уверять, что я интересуюсь из чистого любопытства, было бы неправдой.

— Хорошо. Узнай: во что они ценят такую услугу.

— Незамедлительно, сейид.

— Но при этом запомни вот что…

— Мой слух открыт настежь!

— Если возникнут какие-то неприятности — меня в любом случае могут только выслать. А поскольку виновный всегда нужен, то…

Это он понял молниеносно.

— Не сомневайся, сейид. Мне вовсе не надоело работать в твоем прекрасном доме…

Вот таким непростым путем удалось мне если не получить нужную информацию, то, во всяком случае, сделать существенные шаги, приближаясь к ней. Я вспоминаю об этом так подробно лишь для того, чтобы дать читателю представление о том, в каких условиях приходилось мне работать…"