Неизвестный Сухой. Годы в секретном КБ - Леонид Анцелиович

Но это была специфическая область знаний, чему нас не учили. И я нашел в Политехническом музее энтузиастов нового направления, которых объединил семинар по надежности техники. Как завороженный, слушал я лекции академика А. И. Берга, профессора МГУ Б.В. Гнеденко, доцентов Ю. К. Беляева и А.Д. Соловьева, полковника артиллерийской академии Я.Б. Шора.

Я понял, что для успешной работы в новом направлении мне надо овладеть методами математической статистики и теории вероятностей. И тогда я поступил учиться на специальный курс вечернего отделения математического факультета МГУ. Вечером после работы ехал на метро на Ленинские горы. Занятия проходили в большой аудитории на двенадцатом этаже главного высотного корпуса МГУ. В основном студентами были инженеры промышленности и ВВС. Многие носили форму старших офицеров.

К этому времени я с отличием закончил еще и Университет марксизма-ленинизма, куда меня послали по разнарядке парткома нашего завода. Мне было очень интересно добраться до корней марксистско-ленинской философии. Я надеялся открыть для себя истинную причину популярности коммунистических идей в мире. Но обнаружил банальное словоблудие.

Мое поступление в вечернюю аспирантуру МАИ было определено согласием профессора кафедры «Конструкция и проектирование самолетов» Михаила Никитича Шульженко взять на себя научное руководство. Он предложил мне стать его аспирантом. Я согласился и никогда не пожалел об этом. После успешной защиты моей кандидатской диссертации 21 декабря 1966 года наша дружба продолжалась до его кончины. Он был очень веселый, несмотря на тяжкие удары судьбы. Выпускник рабфака, а затем МАИ, он после первой волны чисток становится начальником ЦАГИ. И тут случилось страшное несчастье. Грудного сына, спавшего в коляске в саду на даче в Раменском, покусала откуда-то прибежавшая овчарка. Сын на всю жизнь остался инвалидом и умственно отсталым. В 1938 году Сталин изгоняет Шульженко из ЦАГИ, но не расстреливает. Он занимает кресло директора МАИ. Потом просто профессор нашей кафедры. Заядлый рыбак и грибник. Мы даже вдвоем на моем мотороллере ездили за белыми грибами от его дачи под Домодедовом. С ним в мою жизнь вошел пятничный ритуал Центральных, а потом Сандуновских бань в прекрасной компании.

История подготовки моей диссертации была несколько необычной. Если уж мой дипломный проект был секретным, то и для диссертации я выбрал гриф «Секретно». Оформлял текст и плакаты на рабочем месте в бригаде крыла. Для этого приезжал на работу за два часа до начала и задерживался после работы. Диссертация была посвящена повышению надежности разработки самолета (на примере истребителей). Когда все было готово, кто-то из замглавных подписал мне секретное сопроводительное письмо об отправке диссертации в Ученый совет МАИ. Я думал, что диссертация уже ушла, когда меня вызвали к начальнику только что созданного отдела режима. Седой, туберкулезного вида, маленький человек держал в руках толстую книгу моей диссертации с закладками. Он объявил мне, что я нарушил режим секретности. В тексте я делал ссылки на использованную литературу, и в ее списке в конце диссертации я поместил названия нескольких работ с грифом «Совершенно секретно». А моя диссертация имела гриф просто «Секретно». Он потребовал, чтобы я написал объяснительную записку, и заявил, что отправлять диссертацию в МАИ не будет.

Пришлось перечитать инструкцию по секретному делопроизводству. Сделал выписку, что: 1) гриф секретности устанавливает автор документа; 2) если из совершенно секретного документа берется выдержка, содержащая только секретные сведения, то она оформляется грифом «Секретно». В объяснительной записке написал, что как автор документа считаю, что в использованных мной названиях совершенно секретных документов содержатся только секретные сведения.

Когда он прочитал мою объяснительную записку, то сказал, что он думает иначе. Потом мне пришлось выслушать гневные речи в кабинете заместителя директора завода по режиму, полковника КГБ. Директор завода Зажигин подписал приказ по заводу с объявлением мне выговора за занижение грифа секретности подготовленной диссертации. На диссертации они поставили штамп «совершенно секретно». А дальше больше, новый начальник отдела режима подготовил письмо ректору МАИ, которое подписал зам. директора завода по режиму. В нем было заявлено, что поскольку диссертация Анцелиовича «составлена» на заводе, то и защищаться она должна на заводе. Пусть Ученый совет МАИ приедет на завод.

Положение было тупиковое. Защита срывалась. Тогда мы с Шульженко пошли к проректору МАИ по режиму, генералу КГБ в отставке, просить совета. Он принял бывшего ректора МАИ очень тепло. Тут затрагивалась честь мундира МАИ. После обстоятельного разговора он обрисовал примерный текст письма, которое я должен подготовить и которое он подпишет. С этим письмом я должен попасть на прием к начальнику секретного Управления № 1 Министерства авиационной промышленности, генералу КГБ Смирнову.

Я так и сделал. Записался на прием. И в назначенный час был в приемной генерала. После приглашения вхожу в большой кабинет. Стройный моложавый красавец в черном костюме стоит у стола для заседаний. Улыбается и просит рассказать о моем деле. Я из папки достаю письмо, протягиваю. Он читает и задает вопросы. Никакой напряженности, просто приятная беседа. Потом он опять улыбается и говорит: «Не беспокойтесь, мы все уладим. Защищаться будете в МАИ».

Вскоре секретарь нашей кафедры мне позвонила и сказала, что моя диссертация получена и находится в Первом отделе МАИ. А еще через некоторое время меня встречает на заводе директор Зажигин и говорит: «Напиши заявление о снятии с тебя выговора». Я написал. На доске приказов вывесили новый. И в нем третьим пунктом было: «Конструктору 1-й категории Анцелиовичу Л.Л. выговор, объявленный в приказе №… снять. Основание: Заявление Л.Л. Анцелиовича».

Надежностью самолетов стали заниматься как их проектировщики и строители, так и заказчики. В ЛИИ создали новое, 4-е Отделение, которое явилось методическим центром этих работ для всех предприятий и организаций авиационной промышленности. Его возглавил двигателист профессор В.В. Косточкин. Отдельные подразделения надежности организовывались в ОКБ Ильюшина, Туполева, Микояна. Как раз в это время на работу в наше ОКБ попросился бывший военпред на заводе Сухого в Тушине, полковник ВВС в отставке. Как бывший военпред он имел опыт контроля устранения недостатков, выявленных в процессе производства и испытаний самолетов. Его назначают начальником Группы качества. Так назвали первое подразделение надежности в нашем ОКБ. Оно было малочисленным и состояло в основном из бывших контролеров. И в такую компанию я попал!

Но работа была очень интересная. Все сведения о недостатках конструкции наших самолетов, выявленные как в опытном производстве, так и на обоих серийных заводах, стекались к нам в группу. Потом нам прислали нового начальника. Он был тоже отставным полковником, но умницей. Даниил Маркович Ципенюк дослужился до заместителя Главного инженера Дальневосточной воздушной армии. Он добился переименования нашей группы в Бригаду надежности, которая теперь состояла из двух групп: расчета надежности проектируемых самолетов и контроля качества. Первую группу возглавил я, и с новыми сотрудниками мы начали сопровождать процесс проектирования расчетами ожидаемой безотказности и удельной трудоемкости технического обслуживания. Теперь уже структурное построение новых проектируемых систем самолета определялось нашими расчетами.

Летом 1970 года меня пригласили перейти на постоянную работу в МАИ на должность доцента кафедры 101. Я согласился. И тогда Ученый совет факультета № 1 большинством голосов избрал меня на эту вакантную должность. А тогда по закону завод обязан был оформить перевод. Так первого сентября 1970 года начался второй этап моей творческой жизни — преподавательский. Но связь с родным ОКБ я не терял. На протяжении двадцати лет приезжал в КБ и руководил дипломным проектированием студентов, распределенных к Сухому, общался с конструкторами и был вовлечен в решение новых конструкторских проблем коллектива суховцев. Темы студенческих дипломных проектов, которые я утверждал, всегда вытекали из текущих задач ОКБ.

Дела на заводе шли очень хорошо. Но сердце Павла Осиповича начало постепенно сдавать. Его кабинет стали постоянно наддувать чистым кислородом. Построили для него лифт с первого на второй этаж.

Ко дню своего 80-летия дважды Герой Социалистического Труда был награжден еще одним орденом Ленина. А два месяца и пять дней спустя, отдыхая с женой в подмосковном санатории «Барвиха», он тихо умер ночью во сне. Его похоронили в дальнем краю Новодевичьего кладбища, недалеко от того места, где высится гладкая голова Хрущева на черно-белых глыбах памятника Эрнста Неизвестного. Теперь его коллектив стали называть «ОКБ им. Сухого».