Ногти (сборник) - Михаил Елизаров

Здоровой рукой она подхватила со стола тарелку, шлепнула на нее свою обваренную, точно морской деликатес, кисть. Алиса это тоже поняла и пошевелила пальцами, как щупальцами:

— Разрешите представить, Алиса, это кальмар. Кальмар, это Алиса.

Я побежал прочь, но в коридоре упал и не мог больше подняться, привалился к стене и смотрел, как топорщится штанина от выпирающей наружу кости и расползается по ткани кровь.

Алиса обернула руку полотенцем. Прижав эту культю к груди, она металась по квартире, причитая, что нужно срочно чем-нибудь смазать ее ожоги и позвонить в «скорую помощь».

Я уже знал, что ей, Алисе, хоть страшно, но совершенно не больно, так же, как и мне. Я знал, что мы теперь навсегда останемся вместе — неразлучная пара, соединенная не просто увечьями, а общей природой недуга, как прокаженные.

Я вспомнил деревянных солдат Урфина Джюса, с детским любопытством глядящих на огонь, что пожирал их. Сказочный образ на миг вернул мне сцену причащения в церкви Избавления, в ушах снова раздались дровяной треск сгорающего ногтя и ликующий выкрик проповедника: «Не больно!»

Трактат о смерти

Эльза Артуровна не переносит, когда Илья Дмитриевич упоминает в ее присутствии о какой-нибудь знакомой ему женщине. Достаточно одного имени. К примеру, Илья Дмитриевич делится событиями прожитого дня и, рассказывая о планерке на кафедре, восклицает:

— А моя бедная Симакова вдруг просит слова…

— Твоя Си-ма-ко-ва? — Эльза Артуровна гневно леденеет и спрашивает, презрительно морща рот: — Ебал? — при этом сверлит Илью Дмитриевича проницательным взглядом.

Илья Дмитриевич совсем не держит удара, он смущается и никнет, будто и впрямь что-то натворил.

Эльза Артуровна, сполна насладившись его испугом, заключает с горьким торжеством:

— Значит, ебал… Скотина! — После чего, гордо вкинув голову, выходит из комнаты.

— Ну почему сразу ебал? — бежит за ней Илья Дмитриевич, прямо с чашкой, и плещет чайный кипяток на руку. — Эля, разве не бывает просто нормальных товарищеских отношений?

Они образованные люди и не стесняются пользоваться крепкой лексикой. Такие правила завела в свое время Эльза Артуровна, еще со времен их свадьбы. Поженились они поздновато, обоим было за тридцать, и вот уже десять лет вместе.

Эльза Артуровна без утайки все выложила о себе, а Илья Дмитриевич, стесняясь и хихикая, провел ее в свои унылые бедные событиями кулуары.

Всего у Эльзы Артуровны было семнадцать добрачных связей, не считая легких увлечений, но откровенничает она охотнее всего о первой: «Красив был, как молодой Ален Делон, а я девчушка, только после школы…», — четвертой: «Жена его страдала эпилепсией, и он не мог ее оставить, плакал мне в колени», — двенадцатой: «Нужно было выбирать между родиной и этим Эдиком», — и последней, семнадцатой: «Думала, на мужчин больше не посмотрю».

Кроме прочего, Эльза Артуровна также намекала на лесбийский опыт — Бог знает когда, в Алуште. И все это было до отношений с Ильей Дмитриевичем.

Ему повезло с Эльзой Артуровной. Илья Дмитриевич отвоевал ее у мужчин более достойных, чем он сам. Если бы эти мужчины знали, как обращается Илья Дмитриевич с доверенным ему сокровищем, то растерзали бы его или не подали руки, а двое восстали бы из могил, чтобы покарать. Один — профессор из института нефти и газа, другой — гастроэнтеролог.

Эльза Артуровна могла бы дважды жить в Америке, трижды в Израиле и один раз в центре в пятикомнатной квартире — вот не полный перечень благ, от которых она отказалась ради Ильи Дмитриевича.

В постельных откровениях он вообще персонаж комический. Илья Дмитриевич в состоянии рассказать только о трех-четырех связях. С первой женщиной вообще не очень-то и получилось.

— Она полезла мне рукой…

— Куда полезла? — уточняет Эльза Артуровна.

— В трусы. А у меня, это… — Илья Дмитриевич розовеет.

— Не встал, — веселится Эльза Артуровна. — У тебя не встал!

— Да, — сконфуженно улыбается Илья Дмитриевич. Впрочем, он доволен, что порадовал Эльзу Артуровну.

— А потом что? — идет по следу Эльза Артуровна.

— Ну, она мне начала мять, ну это…

— Что?

— Ну, член… — Илья Дмитриевич снимает очки и щепоткой майки протирает толстые, точно витринные, стекла очков.

— Говори как взрослый мужик!

— Ну, хуй…

— А дальше что?

— Он такой мягкий был, — Илья Дмитриевич пугается безликого местоимения и сразу уточняет: — Хуй мягкий был… Не было эрекции, и я кончил ей в руку из мягкого хуя.

— В руку спустил! Умора! — покатывается Эльза Артуровна. — Герой-любовник! Ну, а она что?

— Сказала: «Фу!» — и вытерла руку о мой пиджак, — Илья Дмитриевич тоже хохочет. Он учился тогда на втором курсе иняза.

— Да, жуткая девка тебе попалась. Так, знаешь, и закомплексован недолго, глядишь, и пошел по врачам, по экстрасенсам. Красива хоть была?

— Не, не очень, так себе, — врет или уже плохо помнит Илья Дмитриевич.

Девушку звали Марина. Такая светленькая, он с ней еще года три встречался, потом она замуж вышла и уехала…

Эльза Артуровна смакует неудачи Ильи Дмитриевича. В глубине души она уверена, что Илья Дмитриевич не до конца откровенен, а где тихий омут, там и бес в ребро. Ясно, что Илья Дмитриевич, говоря простонародно, в свое время не нагулялся, а значит, нужно быть начеку и ждать реванша. Во-первых, работает в преимущественно женском коллективе. Во-вторых, студентки, зачеты всякие, экзамены — одним словом, верить ему нельзя.

Эльза Артуровна преподает в политехническом социологию и философию. Она кандидат наук, а Илья Дмитриевич так и не защитился, остался со своим кандидатским минимумом и амбициями, которые выродились в академическую ленцу. Работает себе в университете на кафедре, сбоку припека, лишний человек. Переводы с древнегреческого в стиле архаичного Гнедича — «Трактат о смерти».

«Я расскажу тебе, пытливый ученик, с чем связан переход от жизни к смерти. Невежество приписывает это к великим таинствам. Мы, смертоведы, изучаем смерть во всем ее многообразье видов. Любезны разуму взаимодействие трупа со стихиями воды, земли, огня и воздуха, все виды погребенья».

Илья Дмитриевич кружит по комнате и декламирует строки Эльзе Артуровне. Она его первый критик и лучший редактор — так она говорит.

«Предсмертье длится от мгновений до минут — удушье сотрясает члены, стопы сводит и выделяет пену на губах. Ущерб дыханья, сердца немота, бессилье мозга, тусклость роговицы…»

— Неплохо, — говорит Эльза Артуровна. — Но режет слух «взаимодействие трупа». Лишний слог.

Илья Дмитриевич все равно доволен, он веселится и потрясает тощей стопкой листов:

— Значит, завтра в издательство, будем Виноградову охмурять..

Но лучше бы он молчал и про «охмурять», и тем более про Виноградову.

Эльза Артуровна всегда начеку:

— Ебал?

— Элечка! — запоздало спохватывается Илья Дмитриевич.

— Скотина!

Надо сказать, перевод не одобряют, и Илья Дмитриевич снова до полуночи бубнит, цокая клавиатурой.

«Янтарный камень, натерев о шкуру, прикладывали к умершему — тщетно. Из морских глубин отважный перс-ныряльщик нам добыл медузу, жалящую молнией в хвосте. И вдруг, о чудо, бездыханный раб, ударенный глубинным громовержцем, вдруг ожил, распахнул глаза и засипел, с усильем воздух втягивая горлом».

— Заткнись, скотина! — взывает из соседней комнаты Эльза Артуровна. — Я не могу заснуть!

Когда-то они не разговаривали неделю. Их брак вообще оказался под угрозой. Но это было не из-за женщины. Эльза Артуровна добивалась у Ильи Дмитриевича, на что похожа ее пизда. Предыдущие мужчины находили удивительно поэтические и добрые сравнения. Простодушный и в общем-то наблюдательный Илья Дмитриевич сказал, что пизда Эльзы Артуровны похожа на тряпку.

Эльза Артуровна чудовищно обиделась. Она кричала Илье Дмитриевичу: «Сволочь с кривым хуем!» Действительно, член Ильи Дмитриевича изгибался в сторону.

«У тебя хуй на клюшку похож! Понял?! Клюшка! Клюшка! Ларионов пас Касатонову! Скотина!»

Но и эта ссора поросла быльем.

Илья Дмитриевич как провинившийся всегда мирится первым. Эльза Артуровна его прощает, но весь следующий день у нее нет влечения. Илья Дмитриевич понуро ходит вокруг Эльзы Артуровны, подступает с объятиями и поцелуями.

— Отстань, Илья, мне все сейчас неприятно.

— Почему? — угодливо спрашивает Илья Дмитриевич.

— Ехала в метро, какой-то старик харкнул в отверстие между поездом и платформой, а в маршрутке мальчик полчаса ковырял в носу. Двумя указательными пальцами в одной ноздре, представляешь? Меня чуть не стошнило…

Эльза Артуровна досрочно прощает Илью Дмитриевича, если его нужно усадить за работу. Эльза Артуровна сама ленится печатать, и Илья Дмитриевич у нее вместо машинистки.