Минута на убийство; Решающая улика - Николас Блейк

— Придется поговорить с этой особой. Что она делала в упаковочной? С кем–то обнималась, наверное. — В устах Лиз это прозвучало так, словно речь шла об афинских ночах.

— Сейчас они это называют «обжиматься».

— Да? Какое противное слово! Но я вас позвала не затем, чтобы обсуждать эротическую терминологию. — Лиз смотрела на него пристально. — Вы, надеюсь, уже поняли, что издательство «Уэнхем и Джералдайн» для меня все? Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы сохранить его доброе имя. — Желая придать вес своим словам, она в такт ударяла кулаком по колену. В ее серых глазах и правда горел фанатический огонь.

— А–а, — любезно улыбнулся ей Найджел, — вы хотите просить меня, чтобы я что–то скрыл от следствия?

Лиз густо покраснела, но не выказала возмущения.

— Не о… смерти мисс Майлз. — Она снова сжала кулак. — Вчера вечером Артур Джералдайн сделал поразительное признание. Он мне разрешил передать вам его суть. Артур не счел возможным… — Лиз смущенно умолкла на секунду, — высказать все это вам непосредственно. Хотя, насколько я понимаю, вы уже затрагивали этот вопрос в разговоре с ним…

— Относительно его попытки изнасиловать Миллисент Майлз, когда она была школьницей?

Лиз Уэнхем передернуло от его прямолинейности, но она продолжала:

— Факты, изложенные вами, в основном верны, но оценку им вы дали неправильную. Артур заверил меня, что все было подстроено отцом и дочкой, хотя тогда он этого не понял. Девица… м–м… завлекла его в компрометирующую ситуацию, тут в комнате появился отец и, так сказать, застал их врасплох.

— Да, это, конечно, придает делу несколько иной оборот.

— Не верите? Такие вещи случаются, хотя школьница в роли провокатора — довольно редкий случай… Артур был молод и неопытен. Да и, понимаете ли, характера у него маловато. Словом, его вынудили письменно во всем признаться, и он несколько лет регулярно платил отцу за молчание, пока тот не умер.

— А потом за него взялась дочь?

— Нет. Об этом нет и речи. По словам Артура Джералдайна, мисс Майлз его не шантажировала. Он делал ей поблажки, когда фирма стала ее издавать, частично потому, что она была выгодным автором, а частично из–за тех связей с литературным миром, которые через нее были налажены. Но в какой–то мере, как он признался мне, и из страха, что она начнет ворошить старое. Однако она ни разу не вспоминала ни о том случае, ни о письменном признании, которое выудил у него папаша, и он думает, что после смерти мистера Майлза бумага была уничтожена. Вот как обстоит дело, — заключила Лиз, вызывающе глядя на Найджела. — Крайне неприятная история, но не более того. И я надеюсь, что дальше она не пойдет.

— Ни я, ни инспектор Райт, конечно, не станем ее обнародовать. Но она может всплыть в суде, если мистер Джералдайн будет обвинен в…

— Вы должны понять, — нетерпеливо прервала его Лиз, — что у него не было ровно никаких причин…

— Да, если он говорил вам правду. Но мы можем опираться только на его слова. Или, вернее, на ваши.

— Не хотите ли вы сказать, что я все это выдумала?

— Вы только что сами заявили, что ни перед чем не остановитесь, дабы уберечь доброе имя вашей фирмы. Подождите! То, что вы рассказали, мне лично кажется убедительным. Но не снимает полностью подозрений с вашего компаньона.

— Ведь Киприана Глида видели…

— Видели бородатого человека в бежевом пальто с начесом и темной шляпе. Небольшого роста. Но и мистер Джералдайн, и Райл, и Протеру — люди невысокие. Да и вы тоже. Кровавые следы показывают, что на убийце были галоши десятого размера. У всех у вас небольшие ноги, и каждый из вас мог надеть на ботинки галоши этого размера.

Говоря это, Найджел внимательно наблюдал за Лиз. В какой–то миг он заметил, что лицо ее изменилось и выражение стало беззащитным, почти беспомощным.

— Но Стивен ушел не без двадцати шесть, а гораздо раньше. Мне казалось, что это уже установлено. — Ее слова прозвучали скорее как просьба, чем как утверждение.

— Да. — Найджел сделал большую паузу. — У него прелестная квартирка. Неудивительно, что он такой домосед.

Лиз явно растерялась от того, что он так резко переменил тему разговора.

— Вы знакомы с людьми, у которых он гостил в выходные? — спросил Найджел.

— Да. Муж — один из наших авторов.

— Близкий друг мистера Протеру?

— Не знаю, насколько близкий. Но, по–моему, они Стивена давно уже приглашали.

— А он воспользовался приглашением только на прошлой неделе?

— Мистер Стрейнджуэйз! Я терпеть не могу инсинуаций! И не переношу сплетен. — Лиз Уэнхем вдруг не на шутку разозлилась. Ее фигура выпрямилась. — Было бы гораздо честнее прямо спросить об этом мистера Протеру.

«Нет, — подумал Найджел, — издательство «Уэнхем и Джералдайн“ для тебя еще не все». Он сказал:

— Простите. Но у меня въедливый характер. А при расследовании убийства прямая дорога не всегда самая верная.

— Но вас же интересует только дело о клевете. Вы сами так сказали.

— Ну вот, теперь вы начинаете скрытничать. К тому же это дело может быть связано с убийством. — Найджел помолчал. — Стивен Протеру когда–нибудь вам рассказывал о своем брате Питере?

— О миссионере? Нет. Он ведь умер много лет назад. Стивен не любит распространяться о своей личной жизни.

— Так вы не знаете, что породило «Пламя и пепел»?

— Стихи породил поэт, — заявила мисс Уэнхем со свойственной ей прямолинейностью.

— Да, но не высосал из пальца. Никто в его тогдашнем возрасте не смог бы вообразить такие переживания.

— Стивен — человек, который умеет страдать.

— Но больше не умеет об этом писать. Скажите, — продолжал Найджел, — в каком состоянии Бэзил Райл?

— По–моему, понемножку выправляется, — холодно ответила Лиз. — Вы ведь с ним поговорили?

— Да. Он, в общем… вбил себе в голову, что мог убить мисс Майлз в припадке безумия.

— Боюсь, что у него не очень уравновешенная психика. Понимаете, война… — Взгляд Лиз Уэнхем стал рассеянным, и она продолжала, словно думая о чем–то своем: — Работник он, не отрицаю, блестящий. Мы пошли на риск, беря его в компаньоны, но это себя оправдало. Какая жалость, что он связался с этой женщиной. Припадок безумия, вы говорите?

— Да. Он этого боялся.

Лиз Уэнхем всячески показывала, что хочет поскорее закончить разговор, и уже довольно откровенно выражала нетерпение. Найджел, попросив, чтобы его не провожали, на миг задержался за дверью гостиной и услышал, как мисс Уэнхем набрала номер телефона и сказала:

— Стивен? Это Лиз. Можете со мной позавтракать? Дома. — Голос ее от волнения так изменился, что его трудно было узнать.

«Очень умная женщина, — думал Найджел, шагая по улице, — и в то же время удивительно наивная».

В конце дня инспектор Райт позвонил Найджелу домой и сообщил, что опознание результатов не дало. Сьюзен показалось, что она узнает в Киприане Глиде человека, которого видела выходящим из издательства, но утверждать это под присягой на суде она бы не стала. С другой стороны, удалось установить, откуда взялась серная кислота: ее дал Киприану Глиду приятель, работающий на химическом заводе. Припертый к стене Глид, как выразился инспектор, «изобразил жука–притворяшку», то есть отказался давать показания в отсутствие своего адвоката, и был арестован. Обращение к жителям Лондона пока не выявило очевидца предполагаемых действий убийцы на Хангерфордском мосту, лишний раз подтвердив мнение инспектора Райта, что лондонцы — народ ненаблюдательный. Выяснить, где Киприан Глид покупал недавно саквояж, пальто с начесом и бритву, полиции не удалось.

— Уверяю вас, вы напрасно тратите время. Если бы он собирался совершить убийство, он ни за что не пришел бы в издательство в своем обычном виде. Тут должна быть какая–то маскировка, — сказал Найджел.

— Мы наводим справки и о покупке легкого плаща.

— Легкого плаща? — изумился Найджел.

— Да. Такого, какой можно легко свернуть и сунуть в саквояж. Дождевика большого размера.

— Ага, понятно. Вы думаете, что он мог надеть его поверх пальто, чтобы не выпачкаться в крови, а потом спрятать?

— Да. У него есть старый плащ, но кровавых следов на нем не обнаружено. Поэтому мы ищем новый.

— Вы уж ничего не упустите!

— Мне за это платят жалованье, мистер Стрейнджуэйз.

— А о шляпе вы подумали? О черной широкополой шляпе? У нас их мало кто носит. Какая примета!

— Может, у него не было денег ни на новую шляпу, ни на плащ. Он сидел без гроша.

— Чепуха! Шляпу всегда можно украсть.

— Но он знал, что после пяти тридцати в издательстве почти никого нет. И уж во всяком случае никого не будет ни на верхнем, ни на первом этаже, а мимо этажа, где сидят компаньоны, он проехал на лифте.