Патриарх Сергий - Михаил Одинцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В июне 1943 года постановление Государственного Комитета Обороны «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР» впервые отнесло религиозные организации за рубежом к категории интересов советской внешней разведки. Понятно, что это надо было делать в преддверии освобождения советской территории и развития внешнеполитических связей с союзниками и другими странами.
Таким образом, патриотическая позиция духовенства и верующих Русской православной церкви и других религиозных организаций вступала в противоречие со стереотипами тех социально-политических воззрений, которые насаждались официальной пропагандой в общественном сознании накануне войны. Верующие ожидали и требовали, чтобы государство сделало еще более решительные шаги навстречу Русской православной церкви и другим религиозным объединениям.
Глава VIII
НА ПАТРИАРШЕЙ КАФЕДРЕ. 1943–1944 ГОДЫ
Сталин и церковь: политика примирения и компромисса
Постепенно в первые два года войны стало традицией публиковать в прессе приветствия от И. В. Сталина в ответ на обращения патриаршего местоблюстителя Сергия и других православных иерархов. 5 января 1943 года в газете «Правда» была опубликована очередная телеграмма митрополита Сергия к Сталину со словами: «Сердечно приветствую Вас от имени Православной церкви. Молитвенно желаю в Новом году Вам здравия и успеха во всех Ваших начинаниях на благо вверенной Вам родной страны. Нашим особым посланием приглашаю духовенство, верующих жертвовать на постройку колонны танков имени Димитрия Донского. Для начала Патриархия вносит 100 тысяч рублей, Елоховский кафедральный собор в Москве — 300 тысяч, настоятель собора Колчицкий Николай Федорович — 100 тысяч. Просим в Госбанке открыть специальный счет. Да завершится победой над темными силами фашизма общенародный подвиг, Вами возглавляемый»[219].
Разрешение было дано, о чем также сообщалось в центральной прессе, и православные приходы начали перечислять средства в патриотические фонды. В последующем информация о патриотических взносах стала регулярно поступать в Московскую патриархию. В телеграмме главнокомандующему Красной армией И. В. Сталину по случаю ее 25-летия патриарший местоблюститель сообщал о собранных за короткое время шести миллионах рублей на постройку танковой колонны и о продолжении сбора необходимых средств[220].
В начале 1943 года общая политическая обстановка в стране и положение на фронтах, широкая патриотическая деятельность религиозных организаций подталкивали руководство Советского Союза к более решительным шагам по дальнейшей нормализации государственно-церковных отношений.
Внутренние и внешние факторы, сложившиеся к лету 1943 года, предопределили шаги правительства в дальнейшем развитии государственно-церковных отношений. Властям необходимо было определить, в отношении какой из религиозных организаций будет сделан первый шаг в установлении официальных публичных связей. Собственно, речь могла идти только о русском православии, но либо о «сергиевской» («тихоновской») церкви, либо об обновленческой церкви. Сталин подошел к выбору с прагматической позиции.
Обновленческая церковь, возглавляемая митрополитом Александром (Введенским), не пользовалась широкой поддержкой верующих. Да и за рубежом среди автокефальных православных церквей обновленцы не были признаваемы, воспринимались как «раскольники» и «узурпаторы власти церковной». В противоположность им «тихоновская» церковь имела широкую поддержку среди верующих. Зарубежные православные церкви именно ее рассматривали как наследницу тысячелетнего русского православия и желали восстановления с ней отношений. Принимался во внимание и тот факт, что на оккупированных территориях немцы закрывали обновленческие храмы, обвиняя его духовенство в политической поддержке советских властей. И одновременно не препятствовали открытию «тихоновских» храмов и монастырей, полагая, что священники и рядовые верующие этой церкви, испытывая резкую антипатию к большевикам, положительно воспримут оккупационный режим. Таким образом, политическая и религиозная ситуация в стране и за рубежом диктовала Сталину выбор в пользу «тихоновской» церкви.
Среди тех, кого Сталин допустил к обсуждению вопроса о взаимоотношениях государства и церкви, были В. М. Молотов, заместитель председателя Совнаркома СССР; Г. М. Маленков, начальник управления кадров ЦК ВКП(б); Л. П. Берия, нарком внутренних дел; В. Н. Меркулов, нарком госбезопасности. В тот же период решалось и какому органу поручить проведение новой религиозной политики. Первоначально решено было оставить это право за только что воссозданным (апрель 1943 года) Наркоматом государственной безопасности СССР (НКГБ). Этот наркомат еще в самом начале войны проводил специальные операции среди церковных организаций. Например, уже 22 июня 1941 года в плане агентурно-оперативных мероприятий значилась задача ареста «сектантов-антивоенников и разного антисоветского элемента, интернирование всех германских подданных». Нет сомнений, что среди арестованных по этому плану были представители самых различных религиозных организаций. Наркомат также входил с представлениями о целесообразности распространения листовок, посланий, обращений различных религиозных организаций к верующим в СССР и за его пределами.
Но очень скоро стало ясно, что ему эта деятельность явно не удается (сказывались традиции 1930-х годов). К примеру, именно по требованию наркомата в мае 1943 года запрещена была такая форма патриотического служения Русской церкви, как шефство епархий над военными госпиталями, снабжение их продуктами питания, проведение концертов и посещение раненых бойцов представителями приходов и духовенством. Это было расценено как недопустимые попытки «со стороны церковников входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства»[221]. К тому же среди религиозных организаций наркомат воспринимался как «наследник» ВЧК-ГПУ-ОГПУ. Для внешнеполитического имиджа СССР тоже было лучше вывести (если не совсем, то хотя бы внешне) религиозные организации из-под контроля спецслужб.
В конце концов было решено для связи правительства с Русской православной церковью создать специальный орган. Тогда же родилась идея встречи Сталина с иерархами Русской православной церкви. К ней начали интенсивно готовиться. В канун планируемой встречи нарком госбезопасности В. Н. Меркулов активно ставил вопрос о возвращении в Москву из эвакуации руководителей религиозных центров, находившихся в тот момент в Ульяновске. В обращениях в ЦК ВКП(б) нарком, с одной стороны, отмечал «недовольство» митрополита Сергия длительным пребыванием вдали от Москвы, его «опасение» быть отстраненным от руководства церковью, с другой — необходимость перемещения церковных центров в Москву связывал с предполагаемым приездом в СССР делегации англиканской церкви и необходимостью активизации патриотической работы через церковные структуры на оккупированных территориях, где были открыты многие культовые здания[222].
Органами госбезопасности были собраны обстоятельные материалы о состоянии церкви, сведения о ее здравствующих иерархах, патриотической деятельности духовенства и т. д. С ними тщательно ознакомился Сталин, которого интересовали не только социально-политические взгляды церковных лидеров, но и подробности их личных судеб, быта и жизни в годы войны. Приведем краткую выдержку из биографической справки на митрополита Сергия, подготовленную в недрах спецорганов: «Как крупный церковный деятель широко известен в СССР и за границей. Владеет несколькими иностранными языками (японским, финским, английским, греческим, древнееврейским). Вступив на пост патриаршего местоблюстителя, мало чем отличаясь от предшественников в своих антисоветских взглядах, он, однако, резко отошел от политики демонстративной и открытой борьбы с Советской властью, провозгласив новую церковную политику на основе т. н. лояльного отношения к Советской власти. В этом сказалась некоторая прогрессивность митрополита Сергия. Осуществляя этот принцип, он вместе с тем стремится возродить церковь в прежних ее масштабах. С начала войны сам занял патриотическую позицию, организовал патриотическую деятельность во всей церкви и этой деятельностью руководит в настоящее время»[223].
Судя по всему, предстоящая встреча и должна была стать первым шагом к налаживанию постоянных взаимоотношений между Русской православной церковью и Советским государством. Параллельно шли поиски того, кто мог быть назначен на пост вновь создаваемого государственного органа по связям с Московской патриархией.