Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Феликс Саусверд

— Все копите?

— Ничуть, — помотал головой Казик, — просто наткнулись случайно. Сохранили ее немцы. Верно? Чтобы отчитаться, сколько добровольцев трудового фронта у них было. Мы получили эти бумаги без акта приема-передачи. А я сейчас сравниваю с нашими сведениями. У нас расхождения с ними: у нас добровольцев меньше зафиксировано, чем у них. Должно же уравнение быть решено? Вы детей так учите?

— Не издевайтесь, причем здесь дети?

— Притом, что директор у них доброволец, а директора не могут быть добровольцами немецкого трудового фронта и молчать об этом пятнадцать лет.

— Так что, мне из школы уходить?

— Решайте это с районо. Меня сейчас интересуют другие вопросы, и при их рассмотрении я надеюсь найти с вами взаимопонимание. Не знаю как вы. Так что вы в Гамбурге делали?

— Работал на заводе сельхозмашин.

— Не там, где танки ремонтировали?

— У меня свидетели есть, с которыми я на заводе работал. Сеялки, культиваторы клепали. От зари и до вечера. Не верите? — обиделся Кромс.

— Верю. Раз свидетели есть, то верю. Как тут не поверишь? Но свободное время тоже было? Тоже свидетели есть. Не все же силы рейху отдавались и себе что-то надо было оставить.

Здесь Кромса прорвало. Он стал посвящать Казимира в вечернюю жизнь Гамбурга. Названия кабаков, пивных, ресторанов так и посыпались на Казика, который стал активно разделять восторги Кромса и в такт им кивать головой, когда тот закатывал глаза, и с умыслом недоверчиво посматривать на него, когда он расхваливал сорта пива с тем, чтобы Кромс окончательно утвердился в его, Казимира, бескорыстном интересе. Апофеозом повествования Кромса были зарисовки гамбургских борделей, где, по его словам, учитывая морскую специфику города, сосредоточились наиболее стойкие силы Европы. Успехи Кромса на сексуальной ниве не имели аналогов в Гамбурге. Все буквально бросались и пожирали его, и одна немка захотела даже устроить его по этой самой причине в войска СС, но он сбежал от такой чести. Когда Кроме стал повторяться, то Казик вдруг поднял свою левую ладонь, обратил ее к собеседнику и спросил:

— Послушайте, когда вы дали немцам подписку о сотрудничестве?

— В июне сорок третьего, — автоматически ответил тот, поперхнулся и закашлялся от такого признания.

— Продолжайте.

— О чем? — глупо спросил Кроме.

— О сотрудничестве с германскими властями. Насчет дам пока антракт. С кем имели вы дела?

Только здесь до Кромса дошло, в какую яму его на ходу посадил этот вроде бы сельский дядька с неуемным желанием слушать о ночной жизни больших европейских городов и разомлевший от описания дамских линий. Кромс сник.

— Но, послушайте, это было вынуждено. Они подловили меня…

— Всех ловят, — мирно заметил Казик. — На чем, на дамах или на чревоугодной похоти по отношению к слепым еще поросятам? — внезапно рявкнул Казик.

— На автоаварии, я же был шофером и вот… за два месяца до выезда…

— Попали под знак? — вспомнил Казик рассказ Зарса о профессоре и гаишнике.

— Нет, ребята стащили муку с немецкого склада, я повез и перевернулся. Немцы, полиция думали, что это для партизан, ну и началось. Допросы, вопросы, угрозы, предложения. Я и согласился.

— Сколько вы выдали наших патриотов?

— Поверьте, до сентября сорок третьего — никого, не было никакой нужды.

— А потом?

— Потом поездки в Германию, полгода в Гамбурге, затем вернулся к себе домой в Гробини под Лиепаей.

— Ну и?

— Тогда выловили двух парашютистов — диверсантов. Я принимал участие в облаве. Там и другие участвовали. У меня свидетели есть.

— Раз есть, то хорошо.

«Не отвертишься, если даже передумаешь, — про себя улыбнулся Казимир. — Но он же был им нужен до поездки в Германию? И не для заштатного завода по производству сеялок, и не для гамбургских борделей».

— Вы сказали — за два месяца до поездки?

— Да.

— А поездку предложили после того, как вы пошли на сотрудничество?

— Да.

— Какую же просьбу высказали вам перед выездом?

— Да особо никакой, сказали, что надо за одним из троих особо понаблюдать: не будет ли он отлучаться на остановках, бросать письма, с кем-то встречаться в поезде…

— Это за кем же?

— Из нашего купе. Лицис. Эвалд, по-моему. Но он никакой не латыш, он еврей. У него документы поддельные.

— Почему вы так думаете? Вы уверены? Как это — еврей и бежит в Германию? Вы что-то, дорогой Кромc, путаете.

— Я ничего не путаю. Вы что, думаете, я из пальца сделанный и только в заморских бабах разбираюсь? Он ни словом, ни жестом себя не раскрыл. Но ведь акцент-то был, да мало ли по какому признаку можно было определить! И вся эта поездка была каким-то темным делом…

— Еще бы, личности в купе собрались далеко не святые и даже не светлые, — откомментировал Казик…

— Последним в купе влетел некий Брокан Антон, — прервал его расхрабрившийся Кромс.

— Подожди, подожди, дядя, — перешел на свойский язык Казимир, нащупавший слабую жилку Кромса, желавшего каким-то образом заинтриговать своими наблюдениями над попутчиками по купе, и посчитавший Кромса созревшим, чтобы открыть его скважины сведений, как до него приоткрывали их Зарс и десятки других умников, спасавших свои шкуры.

— Подожди, подожди, дядя, — повторил Казик, — Кто тебя инструктировал перед выездом в Германию?

— Насколько я понял немцев, сотрудник военной разведки, в форме подполковника люфтваффе, фамилию он прошамкал неразборчиво, и латыш один с безукоризненным пробором, средних лет.

— Пуриньш?

— Я фамилию не знаю, но подполковник называл его Александром. Вот так. Вспомнил.

— Думаю, ты этого и не забывал. Что известно еще о Лицисе?

— Документы ему в Лиепае, как и мне, оформлял мой брат, работавший там в гебитскомиссариате. Я Лициса у него встречал.

— Куда же ваш брат девался?

— Он погиб при бомбежке.

«Жалко, — подумал Казимир, — вот это был бы свидетель».

— Так чем был интересен Антон Брокан?

— Этот совершенно непонятным типом оказался. Он до последнего времени в Лиепае был в команде расстрельщиков. Они убивали советских активистов, евреев. Вечно бегал по городу, как оглашенный, кого еще схватить. И вот появляется в нашем купе прилично одетым и заводит любезные разговоры с Лицисом. Я глазам своим не поверил. Всю дорогу только нас и посвящал в то, что он правоверный католик и едет в Рим на учебу.

— Надо понимать, делал из вас троих свидетелей, которые могли бы в случае нужды тоже подтвердить его католический статус. Куда он исчез? — спросил Казик.

— В Гамбурге он как вылетел из купе, так его и видели. В сорок четвертом он объявился ксендзом в Литве. Но больше я о нем ничего не слышал.

— Ну а Зарc, Лицис, эти что?

— Зарса я в Гамбурге встретил в одном борделе. Рассказать? — несмело предложил Кроме.

— Пока не стоит, — вежливо отказался Казик. — Меня Лицис заинтриговал.

— Да, он парень интересный. Я его встретил в кабаке в Гамбурге…

— У вас все интересно, что с публичным домом или с кабаком связано, не так ли? — Казику стиль и темы разговора собеседника уже начинали надоедать.

— Все-таки послушайте, — продолжил Кроме. — Он был не один, а с немцем каким-то. Плюгавеньким таким. Я не знал, что и думать. Не в его-то положении с немцами дружбу водить. Посидели, выпили по рюмке. Потом он предлагает, что, мол, зайдем ко мне, я здесь неподалеку живу. Пошли. Комнатка такая ободранная, ничего там особого не было: кровать, умывальник, стул, стол. Вытащил он бутылку шнапса. Дернули. Немец, вроде как упившись, задремал. И тут Лицис мне предлагает, что хватит тебе на этом вонючем заводе вкалывать, махнем в Швейцарию, хочешь? У меня тетка там обитает. Я сразу протрезвел, глазами захлопал и сказал ему, что зайду через неделю, обсудим без этого мурла — немца, который рядом сопел. Через неделю зашел, а он там уже не проживал. Вот так-то. После войны я слышал, как он выступал, рассказывал, что в Швейцарии жил, в деятельности антифашистского подполья участвовал.

— Я тоже слышал об этой истории, — невозмутимо сказал Казимир. — Ладно, время позднее, идите, отдыхайте. Вы в какой гостинице остановились? В «Темпо»? Хорошо. Завтра жду вас с утра, часов в десять, устраивает?

— Не знаю кого как, но меня посещать ваш дом — не устраивает.

— Врать надо было меньше, насильно угнанный, и дорожка жизненная была бы у тебя прямой, мимо нашей конторы.

Выпроводив Кромса, Казимир пошел к Конраду.

— Уравнение номер три, — и Казимир рассказал о Лицисе.

— Что-то Кромc у тебя быстро поплыл. Как по заказу. Не скрывается ли за выложенным меньшим большее?

— Понял он нормально. За ним самим ничего такого не просматривается. Кому он нужен был, кроме как присматривать за Лицисом в поезде? Встреча его с тем в кабаке — случайность. Могла быть, могла и не состояться.