Что, если мы поверим - Сара Шпринц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На губах Скотта появилось подобие улыбки.
– Нет, не надо.
– Мне только грустно, что я призналась тебе таким образом.
– А мне не грустно, – ответил Скотт. – И знаешь почему? Потому что это вписывается в нашу схему второго-первого раза, ты не находишь?
– Под вторым-первым разом ты подразумеваешь мое признание в любви? – прошептала я.
– Второй-первый раз, когда ты мне говоришь, что любишь меня, а это – первый-первый раз, когда я говорю тебе это, – сказал Скотт и придвинулся. Он улыбнулся. – Хоуп? – Коснулся губами моих губ. – Я люблю тебя, – прошептал он и поцеловал меня. – Я люблю тебя, – повторил он. – Вот. Два раза. Теперь счет опять равный.
– Нет. Я люблю тебя, Скотт. Вот теперь мы квиты.
– О’кей. – Он усмехнулся. – А бывает третий-первый раз?
– Нет. Это просто третий раз.
– А, понял.
– Мы должны приберечь его.
– На потом? – спросил он.
– Именно. Он должен быть особенным.
– Он всегда будет особенным, Хоуп.
– Хорошо.
Он улыбнулся.
Глава 34
Я окончательно потеряла счет времени, и это было лучшее из ощущений на целом свете. В отсутствие мобильного и текстовых сообщений игнорировать существование какого-то другого мира, кроме этой параллельной вселенной, было на удивление легко. Мы предупредили перед поездкой наших друзей и семьи, что уедем на несколько дней и будем недоступны.
Лишь восходящее солнце примерно подсказало мне, который час, когда я на следующее утро проснулась рядом со Скоттом.
Его глаза были закрыты, тело тяжелое и расслабленное, поэтому я со всей осторожностью высвободилась из его объятий. Нельзя было, чтобы он проснулся, поскольку я теперь знала, что заснуть у него в основном получалось лишь под утро. За исключением ночи после Хеллоуина и после его панической атаки в Лос-Анджелесе, он еще ни разу не уснул раньше меня. В том числе и вчера, когда я, чертовски разморенная вином, сексом и теплым бассейном, провалилась в глубокий сон на нашей кровати на антресолях. Сейчас я озябла, ночью дом охладился.
К сожалению, я все-таки испытывала потребность включить телефон. Казалось, мой не до конца проснувшийся мозг успешно принял тот факт, что телефон лежал внизу на кухне выключенным. Осознав, что делаю, я остановилась на полпути к ночному столику. Никаких телефонов и эсэмэсок. Только тишина и мы. На тумбочке не было ничего, кроме маленькой лампы и блокнота Скотта.
Я поморгала и снова посмотрела на Скотта. Я понятия не имела, чем мы сегодня займемся, и это было здорово. Завтрак, возможно, долгий, в первых лучах солнца, падавших в гостиную через стеклянную стену. Погулять, обследовать берег, почитать, поцеловаться, развести огонь и не знать вечером, когда точно закончится старый и начнется новый год. Я даже не взяла свой компьютер – только ручки и бумагу, хотя от руки не писала целую вечность.
Не знаю, что его разбудило, но Скотт что-то тихо пробурчал и перекатился ко мне.
– Привет, – пробормотал он, обхватив меня за талию, и прижал к своему горячему телу.
Я улыбнулась:
– Доброе утро.
– Который час?
– Не знаю. К счастью, здесь нигде нет часов.
– А ты уже, кажется, вполне проснулась…
– Кофе? – спросила я, выводя пальцами на его предплечье узоры, отчего Скотт тихо вздохнул.
– Да, – сказал он. Он слегка прижался лицом к моему плечу. – Ты замерзла? Я затоплю сначала камин, хорошо?
– Я сама могу затопить.
– Знаю, – пробормотал он. – Но тебе холодно.
Скотт притянул меня к себе, и в животе у меня защекотало.
– А тебе надо еще поспать, – прошептала я.
– Нет, – пробормотал Скотт, и я затихла, почувствовав, что его голова отяжелела. Я подождала немного, следя за его равномерным дыханием, прежде чем осмелилась повернуться к нему. Это граничило с чудом, но Скотт не проснулся после того, как я, несколько минут спустя, максимально осторожно выскользнула из кровати. Я натянула на себя его худи, сошла вниз по узким ступеням и, стараясь не шуметь, сложила дрова в маленький камин, отделанный кафелем. Тихое потрескивание огня было единственным звуком, который я слышала, стоя на кухне.
Туман полосами висел над водой. Я с отсутствующим видом смотрела на улицу, пока кофе капал через фильтр. Когда я пришла с чашками наверх, Скотт еще спал. Он лежал на боку, подсунув руку под белую подушку. Его спина равномерно поднималась и опускалась, кофе я поставила на столик.
Я чуть было не чертыхнулась, когда его записная книжка соскользнула со стола. Мне удалось ее поймать, но страницы раскрылись. Несколько вырванных листков спланировали на пол, и я наклонилась за ними, еще не сев на кровать.
Я правда не хотела читать записи Скотта, но, собирая плотно исписанные страницы, я не могла не заглянуть в них. Сине-фиолетовые фразы, такие четкие и емкие, подействовали на меня магически.
You feel like drowning starving hope when you’re reading me
So let me look at you
Look at me you
Look at me
See the real me right through me
All my skin deep honesty reality fallacy
– Хоуп?
Я вздрогнула, услышав заспанный голос Скотта. Он прищурился полуоткрытыми глазами в мою сторону и привстал на локте.
– Это ты написал? – Я повернулась к нему, и он увидел свои записи. – Они упали, я не хотела…
– Да. – Он откашлялся. – Это написал я.
– Когда?
– Вчера, когда ты уснула. Но не все. Кое-что было написано раньше. – Он взялся за блокнот, но я не отдала.
– Скотт, это… это по-настоящему хорошо.
– Просто несколько глупых фраз.
– Прекрати. Это не глупые фразы. Это… Я чувствую. У меня мурашки по коже.
– Хоуп, – взмолился он почти беззвучно, но я покачала головой.
– Мелодия, которую ты играл на пианино, – начала я, – это было бы…
– Хоуп, пожалуйста.
– Вот твой способ общаться с миром, Скотт. И ты должен вернуть его себе. Ты ведь не можешь допустить, чтобы они отняли у тебя музыку.
– Вообще-то, это уже случилось.
– Не верю. Я думаю, ты просто боишься, – сказала я и, не услышав ответа, поняла, что права. – Тебе нужно снова решиться. – Я вернула ему блокнот. – Сделай это для себя, хорошо? Тебе нужна музыка.
– Я последнее время часто сидел за пианино, – признался он, помедлив, и я почувствовала облегчение. – Это было как-то по-настоящему.
Я не ответила, а только улыбнулась и упала рядом с ним на подушки.
– Вообще, это офигенно. – Скотт перекатился на спину. – Я имею в виду, мы до сих пор не знаем, почему музыка – это музыка. Почему из нескольких звуков
