Банкир - Петр Катериничев

— А если тамплиеры полагали, что служат именно Свету? Как они это понимали?

— Служение свету — не терпит разночтений. Если сам Господь Иисус Христос возвестил: «Я — свет», то… А чему служили тамплиеры? Богатству. Но сказано:

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут». У «рыцарей замка» собирание сокровищ превратилось из средства помощи бедным в основание для установления собственной власти! В страсть! Это были оч-ч-чень скупые рыцари! Но сказано: «Никто не может служить двум господам». И если не Богу они служили, то кому? Вот тебе и «рыцари света»…

— Что ты мне экскурсы в Писание устраиваешь? Ты скажи по делу: ведь одно из ключевых слов в расшифровке — «снег»?

— Может быть… Но только — как составляющее «света».

— Поясни…

— Пока не могу.

— Водки много выпил?

— Или — мало… — тяжело произнес Михалыч, щелкнул клавишей магнитофона.

Добавил:

— Да и на душе — смутно…Смута смутная, плач дорогою,Жизнь беспутная, даль убогая,Сердце камешком, льдинкой мается,В зорьке ивовой не купается…Версты длинные — время коротко,Звон малиновый дразнит ворога —Балаганный пляс, дуля пьяная —Баба хитрая да румяная…На столе калач, в кулаке пятак,За столом — палач, в уголке — дурак,И начальничек говорит хитро —Сыплет в чайничек злато-серебро…Речи строгие — не потешишься,Эй, убогие, не почешешься.Вины сладкие, вроде царские —Эй, калужские да рязанские —Гомони гуртом, сыпь проклятия,Выдавай дурака на распятие —Без креста Руси не прожить никак,Ой ты, гой еси, выручай, дурак!Хрипотою пес заливается,Да петлею плес завивается,Зыбь туманная, место воглое,Речка быстрая, даль пологая……А за далью той — место тайное,Темень тихая, стынь зеркальная —Никакой ордой не полонится,Никакой беде не поклонится!Долю выстоит, боли выдержит —Сердце истово града Китежа.Вера чистая люда малого —Ты избави нас от лукавого…Версты длинные — время коротко,Звон малиновый гонит ворога!..Слава Тебе, Господи, слава Тебе!

— Да закончишь ты наконец! — не выдержал Валериан. — Гоняешь уже по седьмому кругу!

— «Когда отсчет седьмого круга старинный отзвонит брегет…» — не открывая глаз, продекламировал Михалыч.

— Перестань! — взвился Горин. — И прекрати квасить! Делом займись!

— А я этим и занят… Стремлюсь объять необъятное.

— Ты что, не понимаешь, что, если в течение недели мы не размотаем этот шифр, нас помножат на ноль! Всех!

— Может, в этом и есть великая сермяжная правда? — меланхолично отозвался Михалыч.

— Ты — кретин! Обожравшийся водкой кретин! И если…

— Если… Самое непонятное слово в русском языке… Или — одно из самых непонятных… «Если», бывшее «ежели», где чувствуется, угадывается коренное «есть», что означает «имеется в наличии» и «вкушать», а значит — «продлевать жизнь»… Но при этом — ни на самом деле, а только при определенных условиях…

Как бы… Вот этих самых условий не вычислить ни нам с тобою. Валериан Эдуардович, ни всему нашему многоумно-гениальному отделу… А вы, милостивый государь, говорите: «если»! Если шифровал человек гениальный, он предусмотрел какой-то случайный фактор, который находится вне сферы вычисления вообще…

Михалыч наплескал себе еще рюмку, хлобыстнул единым духом, продолжил:

— Русский язык вообще — богат… Начиная с азбуки… Помнишь, как в настоящей? Это тебе не «абэвэгэдэйка…» «Аз — буки — веди — глаголь — добро — есть — живете — земля — иже — како — люди — зело — мыслете — наш — он — покой — рьцы — слово — твердо…» Уразумел? «Я, книга, ведаю (и веду!) по слову добра, только оно сущее (есть), жизнь на земле, потому что как люди мыслите, таков и покой ваш, говорю в этом твердое слово…» Ну а книга на все времена одна — Библия. А Библия — Боговдохновенна, а значит, и «Аз» есть Бог! И Он обращается к людям через азбуку. Каково? А потому — посмотрим под новым углом на знаменитые слова Пешкова Алексея Максимыча: «Любите книгу — источник знаний!»

Итак…

— Прекрати нести чушь! Нам нужно хоть что-то вытащить из этих бредней…

— …А может быть, это то, что осталось от сказок? Ведь история, как мы раньше выяснили, есть сказка, слегка приукрашенная правдой… «Что остается от сказок потом, после того как их все рассказали…» — пропел он.

Глаза Валериана словно налились тяжелой влагой, и без того темные, стали почти совершенно черными.

— Ты подумал о себе, но не подумал о жене и детях… Каково им будет без тебя? Если Магистр решит зачищать наш отдел, он зачистит его полностью. Из Замка еще никто не уходил. Живым.

— Магистр? Замок? — поднял брови Михалыч и поглядел на Валериана. — Это еще что за звери?

Валериан чертыхнул себя за болтливость, но останавливаться не стал, выдавил зло:

— Не важно. Может, хотя бы это заставит тебя напрячься. Тебе больше терять!

— Больше, меньше… Не на базаре, — отрезал Михалыч, прищурился. — А тебе в этом какая корысть?

— Что? — смешался Валериан от неожиданного вопроса.

— Я подумал давно и обо всех. Если мы сидим здесь безвылазно третий месяц, значит, дело — тухляк. И если ты полагаешь, что нас оставят жить после дешифровки этого материала, то идиот ты, а не я! Или — ты оставил себе спасательный плотик? Так поделись с товарищем по работе, может, и стемешим чего на пару, а? Не зря же нас охранники дураками считают… А дурак — он тот же джокер, его нельзя просчитать, а потому ему нельзя противиться… Дурак — это судьба, случайный фактор, планида, рок, везуха, что-то, чему нет наименования… Это взрослый ребенок! Ребенок, но взрослый! Лерик, посмотри на ситуацию по-взрослому: тебе в случае удачи обещали варенье, в случае неудачи — порку… Пойми, как только кассеты будут дешифрованы, мы и получим порку, потому что станем не нужны! Не можешь думать, так смекай!

Слова Михалыча были столь очевидны, что Валериан даже удивился, что это не пришло ему самому в голову. Раньше ему почему-то казалось, что все сложится само собой…

— Ты думаешь, что… — начал он неуверенно.

— Да чего тут думать? Ясно все, как Божий день! Я еще месяц назад проверил: наши сверхкомпьютеры не способны связаться ни с одним спутником! Мы можем только принимать информацию, а вот передавать…

— Но ведь мы же еще пользуемся всеми стационарными сетями!

— Только как «полупроводники». Оттуда — да, туда — нет.

— Ты уверен?

— Хм…

— Они выставили защитные программы?

— Да.

— А — снять? Или — обойти?

— И это можно, но… Как только мы войдем в программу блокировки, придут два-три мордоворота и настучат нам по макушкам. А это — больно.

— Может быть… Может быть, это просто для соблюдения режима секретности?

Это нормально, при проведении такого рода работ.

— Ну да… Это не от недоверия к нам, а только для нашего же блага…

Чтобы нам не мешали лишние мысли о бренном… вот я и думаю о вечном… Уже — второй месяц… Лерик, прекрати искать лазейки для собственной трусости! Нас ликвидируют — это факт, но только после предоставления им шифра.

— Или как только поймут, что мы не способны его вытащить!

— А разве мы не способны? — спокойно улыбнулся Михалыч.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал.

— Ты знаешь?

— Я догадываюсь…

— Ключевое слово?

— Не в том понимании… А вообще-то да.

— И что за слово?

— Много будешь знать — плохо будешь спать. И я вместе с тобой.

Валериан смотрел на Михалыча в упор, не мигая. Произнес неслышно, одними губами:

— Грааль?

— Может быть… Все может быть.

Чувство азартного возбуждения не оставляло Альбера. Пара суток у него ушло, чтобы сбить команду. Даже две. Одна — «смертники», отморозки, позаимствованные Альбером в дальнем губернском городке, где и карась — рыба крупная. Человек Альбера загодя присмотрел этих «скинхэдов», щеголяющих в пятнистой униформе: они сбились в кучу — «каждой твари по паре» — и стали доставлять уже какие-то хлопоты уважаемым людям города; именно через них человек Альбера передал парням приглашение на «точечное» дело в столице. Для пацанчиков это показалось ступенькой в карьере. Заполучив огромный аванс, они тем же днем выехали.

Поселил их Альбер в частном доме на самой окраине Новокалининска; его человек строго следил за тем, чтобы отмороженные не высовывались на улочки городка, дабы не нарваться на случайную разборку с местными братанками; их обильно снабдили водкой, ширевом, а полученная сумма аванса так грела душу Косяку, главарю, что сам на себя он стал смотреть совсем по-другому.

То, что в девках им отказали, тоже только поднимало Косяка в собственных глазах. «Пацаны! Московские уважаемые решили взять нас в коллектив. Провернем это дельце, вернемся домой — все телки кипятком ссать будут; возьмем по приличной тачке, и тогда уже разберемся с иванихинскими: пусть узнают, кто в городе самый крутой! Девки при серьезных делах мешают!» — держал он краткую, но содержательную речь перед под ельниками. И вроде убедил.