Лазерный гусь - Дэн Пласкин

Наконец-то, я добрался до того места, где весной стоял наш лагерь. Подлетая, увидел Борьку, а с ним еще группу людей. Снижаться сразу не стал, решил осмотреться. Вот и Сыроедов заметил меня. Я летал вокруг, а Борька, щурясь от слепящего солнца, внимательно наблюдал. Рядом с ним щипал травку гусь, привязанный за лапу к колышку, воткнутому в землю. Каким-то седьмым чувством я узнал его. Это был тот самый гуменник, которого я подранил весной. Именно этот гусь повлиял на мою судьбу. С ним Борька и проводил опыты. Уж не знаю, довёл ли он свои исследования до конца, но гусака точно вылечил. Тут же, под открытым небом, какой-то мужик (как выяснилось потом, это был Михалыч) копошился над котелком с варевом. Из одной из палаток вышла темноволосая черноглазая девица и подошла к Борьке. Он обнял ее, а она крепко прижалась к его плечу. Ну надо же! Это точно тот самый Боря Сыроедов, скромняга и трезвенник? Никогда бы не подумал, что у моего друга может случиться роман. Причем выбрал он себе весьма привлекательный экземпляр. Одной рукой Борька обнимал возлюбленную, а другой указывал на меня. Оба они улыбались. Михалыч одним глазом следил за мной, тоже не скрывая радость, а другим следил за похлебкой.

А я вдруг чего-то испугался. Неужели возвращения в прошлое? Из птицы обратно в человека? Интересно, сколько гуси живут? Лет двадцать? Вряд ли. Борька говорил, что это домашние, а в природе десятку проживёшь – считай, что повезло. Хотя Граф, прожил, думаю, не меньше пятнадцати. Вон он какой спокойный, чует за версту почти любую опасность. Или просто везучий. А может, он такой же, как и я, из человеков? Ха! Было бы забавно.

Моя стая удалилась, уже, наверное, на целые сутки, а я всё кружил над горсткой людей, внимательно и с надеждой наблюдающих за мной. Даль манила с неудержимой силой. Наверное, во мне давали знать о себе инстинкты перелетных птиц. Каждый год необъяснимая магия гонит миллионы пернатых в тёплые края, как их называют люди. И ни одна птица не может и не хочет этому противиться.

Впрочем, у людей ведь тоже всё в точности так же происходит. В моей памяти ещё свежи воспоминания, когда в редкие дни отпуска удаётся вырваться из клещей мегаполиса куда-нибудь на мнимую свободу, на осенний север. А там гуси, утки, лебеди… И такая тоска от зависти берёт, что аж зубы сводит. Рвануть бы с ними и больше никогда не возвращаться. Но слишком много якорей приковывает тебя к земле, а потом к работе, к родным. Но им не расскажешь, не поймут. Или поймут, но всё равно промолчат. Ведь многим из них тоже тоскливо от такой жизни. С южным отпуском всегда иначе. Наоборот, хочется приехать, рассказать, как было жарко, весело и пьяно. Пусть восхищаются тобой и твоей крутизной. А как же иначе? Ведь каждый мечтает о тёплом море и красивом отеле с коктейлями. Но найдутся и те, кто поздравит и даже громко восхитится твоим отпуском, но через пару минут потеряет интерес и вообще уйдёт подальше. Да что тут говорить – сам такой.

И вот жизнь подарила мне шанс вкусить этой перелётной жизни по самые уши. Ушей у меня, правда, нет. Ну, хорошо, от клюва до хвоста. Я птица. Самая, что ни на есть настоящая. У меня даже есть семья. Возможно, в следующем году некоторые птенцы ещё побудут возле меня и Афродиты. Афродита… Мда… С ней сложнее.

Она хорошая, преданная. К сожалению, тот лукавый взгляд, которым она пленила Черноклюва да, признаться, отчасти и меня, немного потух. Конечно же, этому есть оправдание: потеря мужа, потом материнские заботы, плен… Всё это неизгладимо не только для людей. Гуси, лебеди и многие другие виды птиц в последствии могут так никогда и не пытаться найти вторую половину. Настолько сильно горе для них. Афродита смогла. Впрочем, доля моего участия здесь велика, чего уж скромничать.

Но между чем, в сущности, я сейчас выбираю? Оставаться птицей или нет? Быть свободным или опять связанным обязанностями с общественным мнением? Честно признаться: птичьей доли я уже хватанул. Не такая она и беспечная, как может показаться, наблюдая за красиво летящим косяком гусей. И голод, и другие невзгоды порой приходится им испытывать. Но не это главное. Я всё же остался человеком и думаю как человек. Я знаю наперед, что принесёт завтрашний день, останься я гусем. Знаю, где мы будем кормиться, где ночевать. Их мозг ограничен примитивными по моим меркам действиями и желаниями. Я же рвусь к бесконечным приключениям. Тем не менее что-то меня держит. Может, дело в Афродите и в ставших родными гусятах? Впрочем, если я их оставлю одних, они и без моего участия смогут жить не хуже прежнего. Конечно, Афродите придётся найти нового гусака. Но ведь и я не собирался с ней спариваться. У гусят отец Черноклюв, он истинный гуменник. Конечно, многим зоологам непременно захотелось бы провести другой эксперимент, с моим участием. Но я не хочу становится подопытным кроликом. Впрочем, волею судьбы я уже им стал. И одному богу лишь известно, какие испытания и исследования предстоит мне ещё пережить, если вернусь к людям. Но и в шкуре гуся я оставаться тоже уже не хочу. А выбор нужно сделать прямо сейчас, вот в этот самый момент.

С одной стороны – дикий мир, но более-менее понятный. С другой – человеческий мир, который кажется ещё понятней. Как никак я в этом мире прожил почти три десятка лет, а не три месяца. И мир этот мне не очень нравится. Почему же так сложно сделать выбор? Чего мне не хватает для возврата? Чего не было у меня прежде, что сейчас я с лёгкостью могу вернуться к своей гусиной семье?

– Это точно он! – крикнул Борька. – На третий круг пошёл. Вася, лети к нам!

Но Борькины слова меня не убеждали. Я, конечно, тебе сильно признателен. Уверен, ты, Борька, немало постарался, чтобы организовать такой переполох. Вон сколько народу притащил, на тебя это не похоже. Сразу видно: приключение пошло только на пользу. Но чего же я жду? И я пошёл на следующий круг.

Мою стаю я уже не видел. И через сутки вряд ли смогу их нагнать, если, конечно, Графу не приглянется какое-нибудь подходящее озеро, в этом