Упрямое время - Игорь Вереснев

Артём беспомощно оглянулся на спутницу. Ту картинки внизу не смущали, наоборот, бесовка чуть ли не облизывалась. Лишь заметив взгляд Бабанкина, постаралась прогнать улыбку с лица.

– Всё, сеньор, опасность миновала. Маг свою долю получил, больше не заглянет до следующей порции аватаров. Жди меня здесь, я сообщу Марух-Заниту, что ты пришёл.

Артём глазом моргнуть не успел, как бесовка шагнула в стену и растворилась в ней. И расщелина закрылась. Он стоял в кромешной темноте, голый и беспомощный, как те аватары внизу.

Сколько времени он провёл в одиночестве, неизвестно. Да и какое время в Беспространстве? Устав стоять без дела, Бабанкин пошарил рукой в темноте, ощупал шероховатые каменные стены. Стены и стены, что в них особенного? Обступают со всех сторон, сдавливают. Удивительно, как они здесь вдвоём помещались, если одному развернуться негде.

Стена спереди будто услышала его опасения, тут же упёрлась в грудь. Артём попытался отстраниться – не получилось, лопатки вжимались в камень. Ещё секунду, и… Он сердито остановил игру воображения. Это Беспространство, а не Земля! На Земле ты видишь то, что есть в реальности. А здесь, наоборот, есть то, что ты видишь. И стена не давит на грудь, до неё метр, по меньшей мере.

Камень послушно отступил в темноту. Улыбнувшись, Артём попытался представить свою спальню, обоину, оторванную Дишей. Протянул руку, пощупал, ногтем ковырнул. Так и есть, обои. Теперь он подумал, что в стене перед ним должно быть окошко, совсем маленькое. И осторожно выглянул в него.

В первый миг ему показалось, что внизу логово Марух-Занита. Помещение и правда ничем не отличалось. Но хозяин был иной, огненно-рыжий и значительно более толстый. Здесь стряпня завершилась, фаг трапезничал. Развалившись, сидел на огромных пёстрых подушках, по-турецки поджав ноги, довольно поглаживал пузо. А парочка нагов волокла вертел с насаженным поросёночком. Поросёнок был сочный, с подрумяненной, блестящей от вытопленного жирка корочкой.

…Это был не поросёнок. Полненькая русоволосая девушка висела, поджав руки и ноги. Один конец вертела торчал из аппетитно подрумяненного зада, другой высовывался между приоткрытых губ. Артём поспешил успокоить себя, что видит опять-таки игру образов. Если бы девушку жарили на самом деле, от причёски ничего бы не уцелело. И словно подтверждая его правоту, веко «шашлыка» дрогнуло, слегка приподнялось.

Лучше бы он думал об этой аватарке, как о жареном поросёнке! Потому как фаг уцепился в её ляжку своей ручищей, потянул, выворачивая из сустава. Мягкая подрумяненная кожица лопнула, обнажая сочащееся жиром мясо. Когти разорвали белые податливые волокна.

Бабанкин поспешил представить поросёнка. Не тут-то было! Русая чёлка мешала, и быстро замигавший, а затем уставившийся прямо на него голубой глаз.

Нога с хрустом оторвалась «по шву», обнажая дымящиеся внутренности. Артём зажмурился, чувствуя, как наваливается дурнота. Не видеть дальнейшее у него получилось, но хруст костей на зубах и смачное чавканье слышны были так отчётливо, точно он сидел на подушках рядом с фагом. «Поросёнок! Это всего лишь жареный поросёнок!»

Чавканье стихло. Бабанкин осторожно открыл глаза. Девушка исчезла, пустой вертел валялся в стороне, и наги возились на полу, что-то деловито собирая и отправляя в рот. Что – Артём не присматривался. А фаг зычно рыгнул, поднялся, переступил через подручных, направился к середине зала. Живот его чуть ли не волочился по полу. Вот он выбрал место, помедлил, оглаживая свисающие складки. И опустился на корточки.

Артём догадался, что сейчас произойдёт, и попробовал отогнать от себя догадку: «Что видишь, то и происходит». Но образы, сидящие в голове, были слишком привычны. Фаг оглушительно пукнул, закряхтел и начал испражняться. Это было уж слишком! Бабанкин поспешно зажмурился. И подумал, что не жмуриться нужно, а убрать окошко, сделать стену сплошной.

Он открыл глаза, желая убедиться, что получилось. Окошко исчезло не сразу, почему – то затягивалось медленно-медленно. Так что Артём вполне успел разглядеть навалянную фагом кучу.

Это было не дерьмо. Вернее дерьмо, но необычное. «Колбаски» походили на личинок. Или зародышей, со сморщенными розовыми личиками. И они шевелились! Две бесовки, хихикая, собирали их и запихивали в большой белый мешок.

Окошко закрылось, и Бабанкин перевёл дух. Только что он увидел все этапы освобождения аватаров от грока. И от личности заодно. Личности, личинки… Реинкарнация, мать твою… Человек – это звучит гордо!

Артём развернулся. Кажется, именно в этой стене была расщелина, открывающаяся в жилище Марух-Занита. Завершение круговорота аватара в природе он видел. Хотелось узнать, что дальше?

Расщелина послушно открылась. Но за ней была не пещера фага. Или она неузнаваемо преобразилась? Глазам Артёма предстала круглая пустая комната. Вместо стен – уходящие ввысь мраморные колонны и алые бархатные занавеси между ними. Вместо потолка – густой, почти осязаемый свет, льющийся мягким дождём. А пол – одно сплошное ложе из тёмно-синего атласа.

Одна из занавесей приподнялась на миг, пропуская в комнату человека. Высокий плечистый мужчина, тёмные кудри ложатся на спину, аккуратная бородка подчёркивает красивое, как у античного бога, лицо. Пружинящей походкой незнакомец прошёл в середину комнаты, опустился на ложе. И тут же занавесь вновь колыхнулась. Теперь вошла женщина. Светло-золотистые локоны струились вокруг высокой груди, прикрывали бедра, укутывали до колен. Улыбнувшись, незнакомка устремилась к мужчине, прильнула к могучему торсу. Их губы соединились. Затем мужчина откинулся на спину, предоставляя подруге возможность устроиться сверху. Золотые локоны накрыли их обоих. Артём ощутил, как тело непроизвольно наливается желанием. Нет, это место не было Адом, как не было оно и Раем…

Стена рядом дрогнула, будто тоже превратившись в занавесь. Диша вошла, встала рядом с Артёмом, заглянула в щёлку, пояснила:

– Передаёт ей грок.

– Передаёт грок? – покосился на неё Бабанкин. – Раньше этот процесс выглядел иначе.

– На каждой ступени грок движется по-своему. Но везде – естественно, целесообразно.

– Ах да! Добра и Зла не существует, одна извечная Целесообразность.

– Разумеется, – девушка оторвала взгляд от сладко стонущей, извивающейся в конвульсиях пары. – Нам пора идти, сеньор. Марух-Занит готов поработать с тобой.

– Поработать? – переспросил внезапно осипшим голосом Бабанкин. Воображение уже начало создавать непрошенную ассоциацию.