Семь грехов куртизанки - Селеста Брэдли

Холст поднялся к потолку. Молодая, почти обнаженная Офелия Харрингтон предстала перед публикой. Ее волосы были спутаны, жилы на шее туго натянулись. Она пыталась освободиться от шелковых веревок, которыми была привязана к аукционному помосту. Пошла звуковая дорожка, и голос англичанки во всем великолепии объемного звука возвестил: «Я должна бороться, чтобы помнить о том, что я человек, когда все остальные видят во мне нечто меньшее!»

Впереди, по центру, в умопомрачительном освещении появилось новое название выставки:

КУРТИЗАНКА-КРЕСТОНОСЕЦ.

ЖИЗНЬ, СОБЛАЗНЫ И ОСВОБОЖДЕНИЕ

ОФЕЛИИ ХАРРИНГТОН

Послышался звон бьющегося стекла, и Пайпер догадалась, что кто-то уронил свой фужер. Лицо Клаудии Харрингтон-Хауэлл сделалось цвета невысохшего цемента. Лапалья вскрикнул, как мученик, которого рвут на куски на дыбе.

Пайпер повернула выключатель, который осветил шесть отделений выставки, и сделала приглашающий жест. Никто не шелохнулся. Все затаили дыхание.

Девушка вздохнула и сложила руки на груди, наблюдая, как Клаудия выбегает из выставочного зала, сначала прижимая ладонь ко лбу, будто не находя слов для увиденного, потом раздвигая толпу широко разведенными руками.

Глава тридцать шестая

Лондон

Я вышла на помост в дерзком темно-красном платье. Мои волосы свободно струились по спине, провозглашая мой статус очевиднее пиратского флага. Я облизывала губы и улыбалась каждому присутствующему мужчине — пусть попробуют сказать, что не хотят меня! Я даже помахала в знак приветствия нескольким ребятам в галерее. У тех отвисали челюсти, а друзья похлопывали их по плечам, поздравляя с удачей.

Судья покраснел под своим напудренным париком. Лорд Б. испепелял меня взглядом. Рядом с ним я с удивлением увидела человека, который ближе всех подошел к тому, чтобы посадить Ласточку в клетку. Лорда С. A-а. Это многое объясняло. А я-то ломала голову, как моту вроде лорда Б. удалось найти подход к судьям. Лорд С. был достаточно влиятелен и богат, чтобы позволить себе этот акт возмездия. Он злобно поглядывал на меня.

Теперь я пожалела, что он не был в сознании, когда Кири устроила ему порку. Я вспомнила о его покрасневших ягодицах и многозначительно улыбнулась ему. Ухмылка лорда С. несколько поблекла, он отвел глаза.

По ходу слушаний показания вышел давать городской следователь. Я наблюдала за ним, хлопая ресницами и неприлично покусывая кончик пальца. С трудом оторвав взгляд от моей груди, он кое-как поведал суду о подозрениях в отравлении, но при этом залился такой багровой краской, что его ложь получилась совершенно неправдоподобной.

Мой адвокат, обрадовавшись первой прорехе в броне обвинения, вскочил на ноги и принялся разрывать в клочья остальные показания. К сожалению, не успел он превратить «преступные действия» в «невыясненные обстоятельства», как судья заставил его умолкнуть испепеляющим взглядом и ударом молотка.

Дальше я с улыбкой выслушала заявления нескольких джентльменов, которым якобы становилось дурно после ужина в моем присутствии.

Поскольку каждый из них был отпетым обжорой, публику не особенно впечатлили их рассказы, тем более после того как теория об отравлении была поставлена под сомнение.

Обвинение быстро сообразило, что эта тактика не работает, и решило упирать на то, что в результате предполагаемого убийства я унаследую горы золота. Я сделала все возможное, чтобы выглядеть как женщина, которая не нуждается в деньгах, но это стоило мне сочувствия значительной части толпы. Простой люд не жаловал ни охотниц за деньгами, ни богатых женщин.

Я пыталась не выходить из образа элегантной и безмятежной Ласточки, но день клонился к вечеру, и ярость во мне нарастала. Мне надоело изображать кокетку. Я не хотела волновать и манипулировать. Я хотела, чтобы мне верили. Но как меня могли услышать, если мне не давали говорить?

В качестве заключительного слова обвинитель выдал новую порцию чепухи о том, как я соблазнила состоятельного мужчину, манипулировала им и отравила его ради наживы. Мой адвокат пошуршал бумагами и бросил на меня беспомощный взгляд.

Я поняла, что это последняя капля. Даже мой защитник считал, что игра не стоит свеч. И в этот миг я подумала, что игра всегда стоит свеч. Я смерила адвоката гневным взглядом.

— Вы уволены. — Я встала. — Я сама буду говорить в свою защиту.

Судья бросил нервный взгляд в сторону лорда С. и ударил молотком.

— Вас не просили давать показания, мисс Харрингтон!

Я скрестила руки, чем невольно подчеркнула красоту своей груди, и смерила его взглядом.

— Почему же, милорд? Почему мне не дали слова? Не кажется ли вам, что эти достойные граждане, — я грациозно повела рукой, указывая на людей в зале, — вправе меня выслушать?

Над нами поднялся ропот. Судья посмотрел на лорда С. и снова поднял молоток. Потом его взгляд перехватил не кто иной, как лорд Малкольм Эшфорд, который теперь сидел в зоне, отведенной для моих друзей. Я заметила, что лорд Малкольм едва заметно покачал головой. Судья медленно опустил молоток.

— Мисс Харрингтон будет позволено говорить, — нехотя процедил он.

Я склонила голову набок.

— Спасибо, милорд.

Даже от задремавшего пристава не ускользнула ирония в моем тоне.

— Как приятно видеть, что вы нашли в себе силы оставить прошлое в прошлом. Припоминаю первый раз, когда я отвергла ваши ухаживания, потом второй, а потом и третий…

В галерее и даже на скамье для судей захихикали. Судья вспыхнул и смерил каждого из протоколистов уничтожающим взглядом.

— Это к делу не относится, мисс Харрингтон!

Я широко улыбнулась.

— Неужели? Если отмести всю ложь, разве не в этом суть сегодняшнего разбирательства? Вы сулили мне все свое состояние за одну ночь у меня между ног. Если память меня не подводит, вы даже предлагали упечь собственную жену в сумасшедший дом, чтобы я могла переехать в служебную резиденцию Главного судьи. Как ваши колени, милорд? Помнится, вы провели на них много часов, умоляя.

У судьи задергалась верхняя губа. Он сжал молоток так, что побелели костяшки пальцев. Но, бросив яростный взгляд на лорда Малкольма, он устало откинулся на спинку кресла.

Ободренная, я расправила плечи, намереваясь крушить лицемеров, всех до единого.

— Мое единственное преступление в том, что я женщина, которая думает своей головой. Из-за этого меня обвиняют в убийстве, которого я не совершала. И кто обвинители?

Я прошлась взглядом по набитому зрителями залу суда и указала на обвинителей: