Конан "Классическая сага" - Роберт Говард

— Когда истекает срок твоего служения?

— Через восемь месяцев.

— И что же потом? — расспрашивал Конан, пока Амитис расставляла тарелки с тушеным мясом.

— Выйду замуж за местного парня, надеюсь. Некоторые давно уже поглядывают на меня, но мне сейчас не до того. Храмовые обязанности поглощают меня целиком.

— В чем они состоят?

— Как старшая труппы, я возглавляю девушек в танцах и пении, учу новеньких. Вдобавок мы служим на побегушках у жрецов, делаем уборку в храмовых помещениях. Но и это ещё не все. С тех пор как умер старый распорядитель собственностью, распорядительницей сделали меня. Жрецы не могли меж собой решить, кто из них подходит для этой должности, и потому все обязанности свалили на меня.

— Что ты делаешь как распорядительница?

— Я отвечаю за храмовое имущество, слежу, чтобы мозаика, мебель, священная утварь были в полном порядке. Вот почему я так редко навещаю маму.

— В дни посещения, наверное, ты ночуешь дома?

— Нет, до полуночи я должна возвратиться в храм.

Какое-то время Конан ел молча. Когда Амитис унесла тарелки и послала Лара за водой, чтобы вымыть посуду, Конан спросил:

— Ты была когда-нибудь в гостинице Бартейка в Кшесроне, Рудабе?

— Много лет назад, когда ещё отец был жив, он брал нас туда с собой. Но я мало что помню.

— У них там сейчас новый арфист — говорят, очень хороший. Хочешь, я сопровожу тебя туда сегодня? К полуночи я доставлю тебя в храм.

Девушка опять вздохнула:

— Как бы мне этого хотелось! Но пока я служу в храме, мне запрещено отлучаться из Йезуда, разве что в сопровождении жреца. Меня высекут кнутом, если я нарушу это правило.

— Пойдем со мной! Надень плащ с капюшоном и не открывай лица. У девушки твоего возраста должна быть какая-то жизнь помимо работы.

— Ты искушаешь меня, господин. Я так мало знаю о внешнем мире. И все же…

Они долго ещё так спорили, стараясь говорить как можно тише, и наконец Рудабе уступила.

— Погоди немного, — сказала она.

Когда Рудабе появилась вновь, она была закутана с ног до головы.

— Кром! — воскликнул Конан. — Ты похожа сейчас на стигийскую мумию. Что ж, пойдём, самая пора.

В обеденном зале гостиницы стоял гул. Конан испытующим взором окинул столы, чтобы убедиться, что ни ему, ни девушке ничто не угрожает, и провел Рудабе в затененный угол.

Стигийский ученый сидел за соседним столом, разложив свои таблички. За другим столом поблизости сидело несколько новоприбывших — гирканийцы в дорожных костюмах; штанины их были заправлены в сапоги, шапки с загнутыми краями, сшитые из овчины, прикрывали бритые черепа. Они шумно играли в кости, потягивая пиво из огромных кружек.

Из Турана, наверное, подумал Конан, во всяком случае, один из них, углубившийся в какие-то бумаги, точно был туранец. Туранцы, одна из ветвей гирканийского племени, считали себя наиболее цивилизованными и презирали родственных зуагиров, которые кочевали по бескрайним степям к востоку от моря Вилайет. Однако туранцы сохраняли многое от облика и повадок своих предков-варваров, общих и для них, и для кочевников-зуагиров.

Туранец, склонившийся над свитками, был невысокий, коренастый, с аккуратно подстриженной седой бородкой. Одет он был богаче, чем его спутники, короткие седые волосы покрывала чёрная бархатная, красиво расшитая жемчугом тюбетейка. Отодвинув в сторону тарелку с остатками пищи, туранец внимательно изучал разложенные на столе документы.

Конану показалось, что он где-то видел этого человека, однако не удавалось припомнить, где же именно и при каких обстоятельствах. Одно было ясно: в Йезуде он с ним не встречался, и потому можно было пока не думать о нем. Конан пощелкал пальцами, чтобы подозвать стоявшую за стойкой Мандану.

— Вина для меня и для госпожи, — вполголоса велел Конан. — Хорошего вина, а не вашей кислятины. Что ты можешь предложить?

Мандана, недружелюбно взглянув на закутанную в плащ фигуру, ответила:

— У нас есть красные нумалийское и иантийское и белое аккарийское.

— А что-нибудь получше у вас есть?

Мандана презрительно фыркнула:

— Да, мы держим бочонок вина из Кироса, но это для благородных господ. Тебе не по карману.

— Не твоя забота считать деньги у меня в кошельке, — отрезал Конан, высыпая на стол пригоршню серебряных монет. — Принеси лучшего вина.

Мандана ускользнула. Теперь у Конана вдоволь было денег: пока Парискас болел, накопилось много заказов, и заказчики щедро платили за то, чтобы работа была сделана вне очереди. Эти чаевые значительно превышали жалованье, которое платили Конану жрецы.

Вскоре два кубка с золотистым киросским уже стояли на столе. Конан, вместо того чтобы залпом выпить вино, как он делал обычно, вдохнул в себя изысканный аромат, подражая цивилизованному обычаю, и выпил не спеша, смакуя каждый глоток. Хотя Конан легко относился к деньгам, вино это стоило так дорого, что киммерийцу хотелось растянуть удовольствие.

— Какое чудесное вино! — прошептала Рудабе, которая пила чуть приподняв край капюшона. — В жизни ничего подобного не пробовала.

— Я знал, что тебе понравится, — откровенно заявил Конан. — Как у вас там в хра… то есть там, где ты работаешь, насчет интриг?

— Что-то затевается, — задумчиво, тихим шепотом ответила девушка. — Мой хозяин заговорил об очищении неспроста: он слов на ветер не бросает. Он вынашивает какой-то ужасный замысел и намекает, что вскоре осуществит его — возможно, через месяц.

Конан, наклонившись к ней, прошептал:

— Что он за человек, ваш Верховный Жрец?

Рудабе чуть заметно вздрогнула.

— Все его боятся, — призналась девушка. — Это жестокий надсмотрщик, верный своим правилам; он не знает жалости, если уверен в своей правоте, — а в правоте своей он уверен всегда.

Конан, сузив глаза, пристально взглянул на Рудабе.

— Интересно, что он затевает?

— Не знаю. И потом, визит этих… — девушка кивнула в сторону стола, за которым сидели посетители в овчинных шапках и седобородый мудрец в унизанной жемчугом тюбетейке.

— Что тебе о них известно? — спросил Конан.

— Они прибыли из Аграпура с миссией от короля Йилдиза. Не знаю, как зовут этих головорезов, а старик — это господин Парвез, туранский дипломат.

Конан хлопнул себя по лбу широкой, крепкой ладонью:

— Конечно же! И как это я… — Он вовремя осекся и не сказал, что видел однажды Парвеза при дворе короля Йилдиза, то есть там, где кузнец Ниал никогда не бывал. Желая скрыть замешательство, он сделал знак Мандане, чтобы та вновь наполнила кубки. Рудабе, заметив его смущение, тихо спросила: