Чикита - Антонио Орландо Родригес

Когда скульптура была готова и мадам Пакен уже начала шить черное платье и горностаевую мантию, Чикита получила от Прекрасной Отеро телеграмму. Возвращение испанки откладывалось. Один турецкий миллионер, с которым она свела знакомство за зеленым сукном в Монте-Карло, «похитил» ее и удерживает на своей яхте в Средиземном море…

Чикита не сразу поняла, что Прекрасная Отеро сильно преуменьшила, назвав секретаря графа Монтескью «гаденышем». На самом деле Габриель Итурри (да, именно так, без «де») был натуральным ядовитым змеем, помесью гремучки с королевской коброй. За безобидной томной внешностью аргентинца скрывалась темная коварная душа. Больше всего на свете он любил строить козни. Как, как Чикита могла опростоволоситься и не заметить, что он за человек?

А ведь признаков было немало. Пока они любовались Никой Самофракийской в Лувре, Итурри сам приподнял маску: захлебываясь смехом, рассказал, как одурачил некую маркизу, которая не пригласила его на день рождения. Рано утром перед приемом он отправил всем гостям записки на бумаге, схожей с той, что пользовалась хозяйка, и от ее имени предупредил, что soirée отменяется.

— Никто не пришел, и старая ведьма заработала припадок на нервной почве, — злорадствовал Итурри, прикрывая рот перчаткой. — Графа очень позабавила моя espièglerie[110].

Шалость?! Скорее несоразмерная месть, порождение болезненной чувствительности. И всё же в ту минуту Чикита нашла шутку смешной. Габриель де Итурри, может, и гадил другим, но ее он явно обожает.

Со временем ей пришлось переменить мнение. Любовник Монтескью кичился своим положением ангела-хранителя при Чиките и старался ее опекать, но это не удержало его от свинской выходки. Да уж, его поведение нельзя было назвать иначе, как свинским. Почему же он так поступил? Как ни странно, из-за курицы.

В Париже все знали, что горделивый Робер де Монтескью происходит из очень знатного рода. Но никто не мог понять, как ему удается вести столь шикарную жизнь. По мнению знающих людей, его ренты и владения не приносили больших доходов. Поговаривали даже, будто несколько нет назад кредиторы так на него насели, что он был вынужден распродать портреты предков, чтобы расплатиться с долгами.

Но внезапно денежные дела графа пошли в гору, и при этом ему не пришлось жертвовать собой, как Бони де Кастеллану, и жениться на богатой американке. Как так вышло? Неразрешимая загадка. Никто этого не знал, пока в один прекрасный день Эспиридона Сенда, сама того не желая, не раскрыла секрет.

Она сидела в маленькой гостиной «Павильона муз» и ждала графа с аргентинцем, как вдруг из-за парчовой шторы, скрывавшей одну из дверей, выглянула рыжеватая курица, лишенная перьев вокруг глотки. Таких в народе зовут голошейками.

Откуда на мозаичном алебастрово-перламутровом полу взялась курица? Чикита остолбенела, по позвоночнику пробежал озноб. Лилипутка страдала острой алекторофобией. Домашние птицы приводили ее в ужас. С детства Сирения и Минга вдалбливали ей, что любое из этих пернатых чудищ способно в два счета выклевать ей глаз.

Беззаботная голошейка преспокойно бродила по комнате, словно Чикиты там и не было. Она и вправду не заметила человеческого присутствия или нарочно притворялась и не обращала на гостью внимания? Сначала Чикита подумала, что это какая-то пришлая курица, попавшая в дом по недосмотру прислуги. Но та так привычно поклевывала ножки столов в поисках воображаемых насекомых и так свободно взмахивала крыльями, чтобы освежиться, что стало ясно: ей не впервой перемещаться по аристократическим покоям.

Наконец курица остановилась, повернула голову и искоса угрюмо глянула на окаменевшую Чикиту. После чего энергично взгромоздилась на диван, прорвав когтями обивку, и устроилась подле лилипутки. Целую бесконечную минуту она пребывала в странном сосредоточении, тихонько поквохтывая, а потом бросилась на пол и заметалась туда-сюда с оглушительным кудахтаньем, возвещающим, что она только что снесла яйцо.

Чикита, дрожа, протянула руку и погладила яйцо. Оно было еще теплое, но в остальном отличалось от обычного. Золотого цвета и — Чикита попробовала его приподнять — очень тяжелое. «Оно же из чистого золота! — ошеломленно подумала она. — Неужто я теряю рассудок?» Но нет, она по-прежнему находилась в здравом уме. Золотое яйцо — чересчур неправдоподобно, но оно было до ужаса настоящим.

Тут в гостиную ворвался Итурри и сгреб голошейку в охапку. С видимым недовольством он обернулся к разинувшей рот Чиките, вырвал у нее яйцо и спрятал в карман.

— Ты гадкая, гадкая, гадкая! — выругал он затихшую от страха курочку. — Зачем ты удрала, Женерез? Граф запретил тебе выходить из ta chambre[111],— и, посматривая на Чикиту, добавил ледяным тоном: — Вот возьму рассержусь и сверну тебе шею — потом не жалуйся.

Курица, будто вняв угрозе, забилась и раскудахталась, но Итурри одним шлепком заткнул ее.

Чикита промямлила что-то. Задала вопрос? Или извинилась за то, что невольно увидела нечто неподобающее? Объясниться она не успела, потому что в эту минуту в гостиную вплыл Робер де Монтескью и взял слово:

— Да, дорогая, в это трудно поверить, но перед вами la poule aux oeufs d’or[112],— сказал он со всей непосредственностью, как бы не придавая значения чудесному явлению. — Раньше я тоже думал, что курицы, несущие золотые яйца в двадцать четыре карата, бывают только в сказках. Но потом в моей жизни появилась Женерез и все изменила. Прощайте, заботы! Мы складываем яйца в сейф, два-три раза в год выезжаем за границу, сдаем яички в переплавку, а слитки продаем банкиру из Зальцбурга. Когда она стала жить у нас, мы переделали одну спальню в курятник со всеми возможными удобствами. Лишь у Габриеля есть ключ от этой комнаты, он сам кормит и поит нашу несушку. Только вот выросла она на свежем воздухе, в птичнике одного замка на Луаре, и не любит сидеть взаперти. Чуть что — норовит удрать и пугает нас до смерти. До сегодняшнего дня мы всегда ее находили, либо она сама возвращалась на закате. Но что, если мы потеряем ее навсегда? Не хочу даже думать, что с нами станется.

И, устремив укоряющий взор на секретаря, он посетовал:

— Очень жаль, что и сегодня, по непростительной оплошности, Женерез удалось сбежать.

— Никто не знает и не должен узнать, что граф владеет таким сокровищем, — с нажимом сказал Итурри, пропуская намек мимо ушей и поглаживая пальцем гребешок голошейки. — Это тайна. — Он посмотрел Чиките в глаза и добавил по-испански: — За такую птичку многие готовы убить. Мы будем благодарны вам за молчание.

— От меня никто и слова не услышит о Женерез, — заверила лилипутка тоже