На манжетах мелом. О дипломатических буднях без прикрас - Юрий Михайлович Котов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под ним я понимаю обычную дипломатическую работу, а ее хватало. И делегации из Москвы частенько наведывались, в мае, например, с первым официальным визитом в Белграде побывал Евгений Максимович Примаков. Позднее он прилетал туда и в том же качестве министра иностранных дел, и уже будучи Председателем правительства. И других каждодневных забот было немало. У меня сохранилось досье с вырезками газетных статей и фотографий, освещающих разные моменты из двусторонних российско-югославских мероприятий, в которых посол принимал непосредственное участие. Но в главе о Шри-Ланке я, кажется, с ними слегка переборщил, а посему сейчас копаться в них не буду. Обычно, за довольно редким исключением, в пятницу вечером водитель оставлял у калитки посольства небольшую, но весьма комфортную автомашинку (она была как бы закреплена за мной в личном качестве). Я садился за руль и отправлялся в резиденцию. По субботам и воскресеньям мы катались на ней по Белграду и его окрестностям, знакомясь с новыми для нас местами.
Была у меня и еще одна каждодневная нагрузка. С самого приезда я принялся за изучение сербского языка (жена брала уроки три раза в неделю). В принципе для нашего брата, русского, он достаточно легко изучаем. Но со множеством оговорок. И грамматика посложнее будет (я, правда, сразу же сказал нашему преподавателю Гордоне, что в ее дебри особо залезать не буду), и, главное – весьма значительное количество так называемых «ложных друзей». Это когда слова звучат для нашего уха вроде бы понятно, а на самом деле обозначают совершенно иное. Примеров приводить не буду. Кто заинтересуется, может заглянуть в Интернет.
Упомяну только об одном забавном казусе. Был я на мероприятии с моим выступлением (через переводчика) в торгово-промышленной палате. По его окончании в соседнем зале был сервирован коктейль-фуршет. Обслуживали его симпатичные девушки, одетые в национальные костюмы. Переводчик куда-то ненадолго отлучился, оставив меня одного. Я первым делом достал сигареты и закурил. Огляделся и нигде не увидел пепельницы. Полагая, что уже в достаточной степени овладел сербским, произнес следующую фразу: «Девойки, молим вас, да пронаджите за мене неку пепе-люгу». В моем понимании она означала: «Девушки, прошу вас, найдите мне какую-нибудь пепельницу». Сербки смущенно заулыбались, но никто из них за искомым предметом не отправился. Я вновь настойчиво повторил свою просьбу. Эффект тот же. И тут, наконец, появился помощник.
– Юрий Михайлович, – спросил он, – вы что хотите?
– Да вот пепельницу прошу, а мне ее не дают.
– Пепельница по-сербски будет «пепеляра», а «пепе-люга» – это Золушка. Так что понятно – никто из них эту роль на себя взять не осмелился.
Заканчиваю этот пассаж утверждением, что сербский язык я «манье-више» (перевод: «менее-более») все же осилил. На серьезные беседы ходил, правда, всегда с переводчиком, но прибегал к его помощи к концу пребывания все реже и реже. На последней, довольно долгой прощальной беседе с Милошевичем вроде бы даже ни разу не воспользовался его услугами.
Рассказывать о недолгом «безбедном» пребывании в Югославии можно было бы еще много. Но, чувствую, все же надо остановиться. Поэтому лишь о некоторых сюжетах.
На посольство в Белграде были возложены обязанности помогать российской отдельной военно-воздушной десантной бригаде в Боснии и Герцеговине, входящей в состав международных миротворческих сил. В основном это касалось содействия материально-технического характера. Этим занимался наш военный атташе. Но и мне случалось неоднократно выезжать в Углевик, где была расположена его штаб-квартира. Проводил «политические брифинги» с офицерским составом, выезжал ознакомиться со служебными и бытовыми условиями жизни десантников на заставах. У нашей бригады был только наземный транспорт, и поэтому однажды командующий бригадой генерал-лейтенант Николай Викторович Стаськов, с которым у меня сложились дружеские отношения, обратился к своим американским коллегам с просьбой выделить для меня вертолет, чтобы я с воздуха мог поглядеть на весь район, где следили за порядком миротворческие силы. Американцы просьбу удовлетворили. Надо заметить, что их вертолет оказался гораздо комфортнее тех, на которых мы летали с Козыревым в Таджикистане. А сам облет был впечатляющим: с одной стороны красивейший природный ландшафт, а с другой – ужасающие руины, оставшиеся от многочисленных военных действий.
Теперь буквально несколько слов о дипкорпусе в Белграде. Он был весьма многочисленным и с большинством коллег у меня были налажены неплохие рабочие взаимоотношения. Упомяну только о нескольких из них.
Послом Белоруссии был Валерий Брилёв – не новичок в Югославии. В первый свой заезд туда он являлся сотрудником советского Культурного центра и имел диппаспорт второго секретаря посольства. Валера и его жена Марина, несмотря на свой новый высокий посольский статус, вне службы оставались полноправными членами нашего коллектива (ведь Союзное государство, а?). Частенько проводили выходные дни у нас в резиденции, вместе с нами отмечали встречи Нового года или участвовали в других праздничных мероприятиях.
Очень близким нам приятелем был посол Чехии Иван Бушняк (ударение в имени на первом слоге). Никогда не забуду, как однажды, сидючи у нас на ужине, он с недоумением вопрошал: «И как это меня до сих пор держат послом? Мало того, что я в МГИМО учился и русским языком владею как родным, так я ведь к тому же не чех, а словак!» По возвращении в Прагу он продолжал работать в чешском МИД и был хорошо знаком с российским послом Алексеем Федотовым. Несколько лет тому назад Леша сообщил мне, что Иван (он сейчас в отставке) приехал в Москву и интересовался мною. Мы встретились и с удовольствием посидели с ним за очередным ужином, но уже не в белградской резиденции, а в нашей скромной московской квартирке.
И, наконец, о последнем коллеге – после Франции Станисласе Фильоле. Прямо признаю, мушкетерской внешностью он не отличался. Небольшого росточка, довольно упитанный, нос картошечкой. По матери в нем текла славянская – польская – кровь. Видимо, частично этим и объяснялись его симпатии к сербскому народу. У меня с ним сложились добрые отношения. Довольно регулярно мы ланчевали вдвоем, обсуждая в достаточно откровенной атмосфере (насколько это позволяла все же его принадлежность к натовскому государству) различные текущие проблемы. Помимо прочего, и от самих бесед на французском языке я получал удовольствие.
Как-то однажды он спросил меня:
– Юрий, а ты когда последний раз был во Франции?
– Да весьма давненько – годков этак тринадцать тому назад, – был мой ответ.
– Это почему же так? Как я понял, ты любишь нашу страну, ее культуру. Неужели за такой срок не нашлось
