Клетка Удава - Тетти Нериус

Придерживая тяжелый рюкзак за лямки, я несся по дорожке через газон к подъезду дома. Торопился после школы домой, встречать отца, что уже должен был вернуться из командировки в Москву. Звонил в дороге, сказал, что везёт мне самый настоящий гамбургер! И еще много еды. Впопыхах я бросил соседке сухое «здрасте», промчался мимо старого «Запора», что уже не первый год стоит у дороги, и пнул мимоходом ржавую консервную банку. На окне первого этажа радио вопило на всю улицу новую песню группы «Тату». Огненно рыжая девчонка, встав босыми ногами на подоконник, танцевала, никого не стесняясь, размахивая яркими волосами. Я окинул её долгим изучающим взглядом на ходу. Нет, не до неё сейчас!

Толкнув скрипучую дверь подъезда, я влетел в его темную прохладу. Перед глазами потемнело всего на секунду, а когда все прояснилось, я оказался в совершенно другом месте. Болезненно знакомая комната. Ненавистная комната! Одинокий стул с веревками, диван с кровавыми пятнами. На чистой его стороне расслабленно сидела Вероника, закинув ногу на ногу. Покачивал левой, уставившись в экран коммуникатора в руках. В горле у меня встал горький ком. Здесь всё и началось. Здесь всё могло и закончится, будь я еще большим ублюдком.

— Брелок?..

Услышав мой скромный зов, она заправила светлую прядку волос за ухо, и безразлично подняла на меня взгляд. Молчала. Ждала, что я скажу дальше. Её равнодушие равносильно удару ножа в сердце. Я осторожно подступил к дивану, боясь не то что дотронуться до девушки, а сделать случайное резкое движение.

— Прости меня… — шепнул я дрожащим голосом, — я последняя сволочь. Мне не нужно было уходить. Я должен был пойти с тобой! Ника, прости!

Она смотрела на меня долгим испытывающим взглядом. Я ждал ответа и боялся, что Брелок пошлёт меня куда подальше. Но вот губы её дрогнули в снисходительной улыбке и на душе у меня потеплело. Она приоткрыла рот, хотела что-то сказать. По её подбородку потекла тонкая алая струйка. Я не заметил и не понял, когда за её спиной оказался Азраил. Острый клинок пробил горло Вероники насквозь.

— Ника!..

Крупно содрогнувшись, я проснулся от своего же крика. Остатки кошмарного сна тут же развеялись. К счастью. Перед моей постелью стоял Волков. Смотрел хмуро, почти безразлично.

— Нога мучает или кошмар приснился? — спросил он, как бы просто из вежливости.

— Кошмар приснился… — пробормотал я, хотя боль в переломе никуда не ушла. Водка сработала как анестезия, но сейчас она выветрилась, и жгучая пульсация начинала постепенно разливаться по голени.

Приподнявшись тяжело, я откинул в сторону дырявое одеяло. Куртку и ботинки с меня стащили, шарф Пророка, на сломанной ноге, заменил плотный слой бинтов. За белыми мотками я разглядел свою дубинку и, еще какую-то палку. Кочерга, что ли? Ну, сойдёт за неимением.

Осторожно усадив себя на скрипучей кровати, я лениво осмотрелся. В ночлежке, где только четыре кровати, никого кроме меня с Серёгой. Окон в этой части бани нет, освещением служит только толстая свечка на тумбочке, поставленная в чайное блюдечко. Из-за двери слышатся негромкие разговоры наших «соседей». Который час? Сколько я спал? Кто меня сюда перетащил?

— Это еще «сегодня» или уже «завтра» наступило? — хрипло спросил я, протирая опухшее лицо дрожащими ладонями. Состояние отвратительное. И это не бодун, я бывало и больше выпивал, а на утро как огурчик был.

— Уже утро, — всё с той же скучающей интонацией ответил Волков. — В туалет хочешь? Мы для тебя бутылку пластиковую приспособили.

Твою же мать. Я скривил губы от отвращения и с неохотой кивнул. Гордость гордостью, а природные позывы никто не отменял. Инвалидом, блин, беспомощным себя ощущаю с этой ногой сраной. Стыдно, что мужикам приходится возиться со мной. Долго это еще продолжаться будет?

После унизительной процедуры Волков предложил перенести меня на кухню ко всем. Я отказался. Еще не хватало, чтоб меня туда-сюда таскали, надрывались. Сергей принёс мне банку гречки с тушенкой и банку энергетика вместо кофе. Сам вернулся к парням за стол, подперев чем-то дверь, чтоб мне было всё видно. Похоже, проснулись все недавно, потому как неспешно завтракали.

— И потом Натан ударил меня в грудь сапогом, так что я кубарем полетел в этот обрыв, — негромко рассказывал Апостол, с неохотой ковыряясь ложкой в своей банке с кашей. — Как я об камни не разбился, до сих пор не понимаю. Отделался только переломом пары рёбер, да левой ключицы. По тоннелям снорковым сутки выбирался. Нашёл чью-то берцовую кость, намотал на неё рукав плаща, факел смастерил. Пока бродил, наткнулся на пару трупов каких-то неудачников. Автомат одного из них меня пару раз и спас…

— Бывал я в тех норах, понимаю, какого тебе было, — Юрий кивнул со знанием дела, подперев щеку ладонью. Со своей едой он покончил и просто попивал газировку из банки мелкими глотками. Водки на столе я не увидел. Экономить её решили или надоела уже? Я бы не отказался от пары другой стопки.

— А тебя туда каким чёртом занесло? — спросил Пророк, подняв на Вечного равнодушный взгляд, сидя напротив него.

— Да так, — Семецкий пожал плечами, смущённо улыбнувшись, — когда жнаешь, что тебя никакая пуля, никакая жаража не берёт, штановитщя до жути шкушно. Хотел щебя проверить, шмогу ли пройти по тоннелям шнорков ш одним только ножом.

— Ну и как? Прошёл?

— Нет, блин, там остался! — со смешком ответил Семецкий. Я сам позволил себе тихую улыбку. Вот закрой глаза, и легко можно представить, что в баре сталкерсом отдыхаешь. Как же я блин скучаю по этой атмосфере. Когда сидишь вечером в хорошей компании, попиваешь чаёк или чего покрепче, хвастаешься своими достижениями за прошедший день. Как хорошо было тогда в бункере учёных. С Саяном, с Брелок в обнимку на кровати…

По полу пробежала вибрирующая волна. Я хорошо ощутил её под ботинками. Посмотрел тупо себе под ноги, повернул голову вправо, на открытый дверной проём. Разговоры за столом сразу стихли. Мужики переглянулись настороженно между собой. Повисшая тишина показалось удушливой. Я замер, боясь вдохнуть и моргнуть. Казалось, что даже от шуршания ресниц чудовище пробудится. Я почувствовал, как по щеке со лба пробежала капелька пота. Прошлась вторая волна, сильнее первой. Задребезжали банки на столе и на полках. Дальше короткое тугое затишье. Я слышал только чьё-то хриплое испуганное дыхание и биение своего сердца. Накатывающие невидимые