Непридуманная история Второй мировой - Александр Никонов

Несколько хуже жили рабочие в открытых лагерях. Каждый барак разделен на 4 секции с отдельными входами. В каждой секции жили по 20 человек. Спали на двухэтажных кроватях, установленных по две вплотную одна с другой. На кроватях — тюфяки с соломой, такая же подушка, одна простынка и одно шерстяное одеяло. Между кроватями — по две тумбочки на четыре человека. В центре — печка-буржуйка.

У окон, рядом с входом стол. Умывальники и душевые — в отдельном бараке. Столовая — в пищеблоке. В открытых лагерях рабочие могли кое-что заработать на разных услугах немцам и покупать в магазинах ненормированные продукты.

Еще хуже жили рабочие в закрытых, охраняемых лагерях, работавшие на военных заводах. Закрытый лагерь — это еще не концлагерь, но рабочие лишены свободы. В город их не выпускали. Такие лагеря обычно строились на территории завода, и в охране не было эсэсовцев. В таких лагерях жили так же, по 80 человек в бараке. В этих лагерях было голодно, но никто от голода не умирал. На родине, в Советском Союзе, во время войны питались не лучше. И все же не дай Бог жить в таком лагере.

И в открытых, и в закрытых лагерях питание было абсолютно одинаковым: 300 граммов хлеба, утром и вечером по литру супа. Супец из брюквы и чуть-чуть картофеля был довольно густой. Утром давали маленький кусочек маргарина или сыра, или колбаски на два укуса.

В лагерях всех типов имелись санблоки с медпунктом, душем и дезкамерой-вошебойкой. Горячая вода — круглосуточно, но мыло по скромной норме…»

Хочу обратить ваше внимание на первую фразу этого рассказа: «Немцы никогда в своей истории не знали такой бедности и нищеты, какие познали люди в России». Это уж точно! И наших солдат, и наших остарбайтеров буквально поражала немецкая зажиточность. Советская пропаганда прозвенела нищим советским людям все уши о том, как хорошо они живут при социализме и как худо живется пролетариату в странах капитала. И вот, попав в капиталистический ад, советские граждане с неприятным удивлением видели, что немецкий пролетарий при ужасном фашизме/капитализме живет лучше, чем они в своем красном «раю». А советские оккупационные офицеры, производившие демонтаж промышленного оборудования в Германии с целью его вывоза в СССР, с тем же неприятным удивлением видели, что права трудящихся в Германии защищены не в пример лучше, чем в первом в мире государстве рабочих и крестьян.

Остарбайтеры вспоминают:

«Больше всего меня поразила чистота и ухоженность немецких городов и сел. Сорняков нет, каждый метр земли тщательно обработан. На окнах домов тюлевые занавески, подхваченные красивыми бантами. Разнообразие цветов, в огородах каменные дорожки. Словно нет войны».

«Все немки были аккуратно одеты, волосы были убраны в прически или платок, уложенный спереди оригинальным бантом, на руках перчатки. Поражало их умение держаться и хорошие манеры. Нам рассказывали, как в Германии воспитывают хороших хозяек. Немецкие девушки после окончания учебного года отправлялись жить в чужие зажиточные семьи, где их учили стирать, убирать, готовить, сервировать стол, шить, вязать, ухаживать за детьми, уметь рассчитать прожиточный минимум семьи. Мы многого из этого не умели».

«Немцы были разные. Например, у мастера Генкеля было девять детей, о которых он мог бесконечно говорить, и он совал нам в карманы аккуратно завернутые бутерброды. Немцы-шахтеры тоже, наклонившись через перила, бросали нам пакетики с едой. Более всего мы страдали от выходок подростков в форме гитлерюгенда. Когда мы шли на работу, они забрасывали нас камнями, обливали водой из резиновых груш и кричали: «Русские свиньи, вонючие псы!..»

Лично мне никогда не забыть рассказ одного моего знакомого ветерана, который в конце войны досрочно сбежал из госпиталя на фронт. И вовсе не потому, что был совсем уж безголовый патриот. Его объяснение было простым и бесхитростным:

— Я боялся, что война закончится, пока я в госпитале валяюсь. Уж больно мне хотелось Германию посмотреть!

Никак иначе простой советский человек выехать за границу не мог. И ради этого готов был даже рисковать жизнью.

Немного отвлекаясь от военного времени, скажу, что аналогичное удивление испытывали и немцы, попав в довоенный СССР. Под влиянием красной пропаганды им казалось, что в государстве, где правят рабочие и крестьяне, эти самые рабочие и крестьяне должны жить лучше, чем рабочие при капитализме. Но видели они прямо обратное — невероятную, безысходную нищету, которой не было даже в проигравшей Первую мировую Германии, а также классовое, практически кастовое общество, где высшей кастой была красная бюрократия, жестоко эксплуатировавшая безропотную трудовую массу под угрозой жесточайших репрессий.

Вот как описывает свое пребывание в СССР немецкий специалист, прибывший в 1932 году по контракту в Сибирь делать индустриализацию (сталинская социалистическая индустриализация делалась капиталистами — немцами и американцами):

«Утром седьмого июня, на следующий день после моего прибытия в Новосибирск, я явился в сопровождении венгерского коллеги к месту работы… Сначала необходимо выполнить массу формальностей, выдаются анкета за анкетой, пишутся «бумажки» и суются мне в руки. Я получаю продуктовую книжку, по которой могу покупать в магазине, предназначенном для иностранцев. Этот магазин находится на Красном проспекте. Перед входом стоит часовой с винтовкой с примкнутым штыком, так же как перед многими другими домами. Здесь я могу купить все и ничего: обувь и одежду, но, к сожалению, только немногих определенных размеров, граммофон, но без пластинок и иголок, продукты по предназначенным для меня нормам, молоко и яйца — если они там случайно окажутся… Над прилавком большой плакат с немецкой надписью: «Ленин живет в сердцах каждого честного рабочего». Большие витрины частично завешены, частично декорированы красным материалом и цветными портретами Ленина и Сталина.

Несмотря на скудость всего в этой лавке, мы все-таки могли кое-как ею обходиться. Но по сравнению с русскими мы снабжались по-княжески… Белый хлеб, молоко, яйца, масло русские инженеры не получали вообще, а все прочие их продуктовые нормы были намного ниже норм для иностранцев. К тому же цены на продукты для наших русских коллег иногда в десять раз превышали то, что должны были платить мы, иностранцы. И даже если наши зарплаты были не намного выше, чем зарплаты русских, то продуктовые книжки делали нас привилегированным классом. Такими особыми привилегиями пользовались среди русских только высшие чиновники, высокие партийные функционеры, военные и, прежде всего, ГПУ — тайная государственная полиция. У этих тоже имелись свои закрытые магазины, где могли покупать только они и только по специальным книжкам. Собственно «открытых», то есть доступных всем жителям, магазинов было очень мало, и то, что там можно было достать, было дорогим и плохим…

Особенно отчетливо разница в обеспечении продуктами проявлялась во время обеда. Почти все русские ели в столовых на предприятиях, поскольку только немногие семьи имели возможность готовить пищу дома, и к тому же самостоятельно приготовленный обед стоил гораздо дороже, чем готовая еда на работе.

В нашем управлении было три столовых. Одна предназначалась для рабочих и низших служащих. Еда этих людей была очень плохой и стоила 1,50 рубля при месячном заработке от 80 до 150 рублей. Для среднего уровня, более высоких служащих и для инженеров с заработком от 200 до 500 рублей имелась еще одна столовая, в которой первое блюдо стоило один рубль, второе — два рубля и простой десерт тоже один рубль. В третью столовую нашего управления имели доступ высшие служащие, начиная с руководителей отделов, с заработком от 600 до 900 рублей и партийцы. Обед здесь был относительно хорошим и обильным, состоял из супа, мясного или рыбного блюда и десерта, но стоил только 2,50 рубля. В этой последней столовой, где столы были накрыты скатертями и прислуживали чисто одетые девушки, получил право есть и я. Большинство инженеров и техников нашего управления вообще не знали о существовании этого закрытого заведения. Зайти в эту столовую, как и в две других, можно было только по предъявлении соответствующего удостоверения. Контроль был очень строгим…

В жилье тоже выражались классовые различия, однако в меньшей степени. Самыми роскошными жилищами Новосибирска были две современные трехкомнатные квартиры, которые занимали генерал, командующий Сибирской армией, и шеф ГПУ. Отдельные двухкомнатные квартиры занимали только высшие чиновники и партийцы, так же как немногие женатые иностранные специалисты. Русские инженеры, если они были женаты, имели одну комнату, с очень большой семьей — две. Две или больше таких семьи делили между собой одну кухню. Неженатый не имел никакой возможности получить комнату для себя одного. Как живут мелкие служащие и рабочие, я не хочу описывать. Мне никто не поверит…»