Дорога в рай - Роальд Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот в этот солнечный апрельский день настал наконец черед Джеки бежать вместо нее. Клод сказал, что больше другую собаку мы ставить не будем, а то она надоест мистеру Физи, и он вообще снимет ее с бегов — так медленно она двигалась. Клод сказал, что с психологической точки зрения сейчас самое время выпускать Джеки, и Джеки будет первой где-то корпусов на двадцать — тридцать.
Джеки была еще щенком, когда Клод начал дрессировать ее, а теперь собаке было всего лишь пятнадцать месяцев, но бегала она уже быстро. В бегах она еще не участвовала, но мы знали, что она умеет бегать, потому что засекали время, когда она начинала бежать от маленькой частной школы в Аксбридже, куда Клод увозил ее каждое воскресенье начиная с семимесячного возраста — за исключением того дня, когда ей делали прививку. Клод говорил, что она, может, и не так быстро бежит, чтобы быть у мистера Физи первой, но с той репутацией, которую она завоевала среди самых последних, вместе со слабаками, она будет из кожи вон лезть, чтобы продемонстрировать свои возможности и выиграть во что бы то ни стало, как говорил Клод, корпусов десять — пятнадцать.
Тем утром мне оставалось сделать лишь одно — сходить в банк в деревне и взять пятьдесят фунтов для себя и пятьдесят для Клода как задаток к его жалованью, а в двенадцать часов закрыть станцию и повесить табличку на одной из бензоколонок — «Сегодня не работаем». Клоду же предстояло запереть другую собаку в сарае за станцией, посадить Джеки в грузовик, после чего мы должны отправиться в путь. Не могу сказать, что я был так же взбудоражен, как Клод, но опять же, мне не нужно было покупать дом или жениться, поэтому результат предстоящего состязания меня не очень-то и волновал. Да и не в конуре с гончими я прожил жизнь в отличие от Клода, который целыми днями ни о чем другом и не думал, хотя по вечерам, может, и вспоминал Клэрис. Лично у меня была хорошая работа — как владелец автозаправочной станции я был по горло занят, хотя и интересовался подержанными машинами, но раз уж Клоду приспичило заниматься с собаками, я не против, особенно когда назревало такое событие, а если бы задуманное еще и осуществилось! Вообще, не могу не признаться, что всякий раз, когда я думал о деньгах, которыми мы рисковали и которые предполагали выиграть, внутри у меня начинало что-то шевелиться.
Собаки между тем позавтракали, и Клод вывел их на небольшую прогулку по полю, а я оделся и приготовил яичницу. Потом я сходил в банк и взял деньги (все купюры по одному фунту), а остаток утра пролетел довольно быстро за обслуживанием клиентов.
Ровно в двенадцать я закрыл станцию и повесил табличку на бензоколонке. Появился Клод. Одной рукой он вел на поводке Джеки, а в другой держал большой красновато-коричневый картонный чемодан.
— А это еще зачем?
— Для денег, — ответил Клод. — Ты ведь сам говорил, что в карманах две тысячи фунтов не унесешь.
Был чудесный весенний день. Почки так и лопались на живых изгородях, и солнечные лучи проникали сквозь молодые бледно-зеленые листочки большого бука, стоявшего на той стороне дороги. Джеки выглядела замечательно. На задних лапах выступали две большие твердые мышцы, каждая размером с дыню. Шерсть отливала, как бархат. Пока Клод укладывал в грузовик чемодан, собака прыгала на задних лапах, демонстрируя, в какой она отличной форме. Потом посмотрела на меня и ухмыльнулась, будто понимала, что отправляется на бега, чтобы выиграть две тысячи фунтов и окружить себя славой. Такой роскошной ухмылки, как у этой Джеки, я сроду не видывал. Она не только приподнимала верхнюю губу, у нее даже уголки пасти расплывались, так что видны были все зубы, за исключением, может, пары коренных где-то в глубине. И всякий раз, видя ее улыбающейся, я ловил себя на том, что жду, как она еще и рассмеется в придачу.
Мы забрались в грузовик и поехали. За рулем был я. Клод сидел рядом со мной, а Джеки ехала сзади. Стоя на соломе, она смотрела вперед, поверх наших плеч. Клод то и дело оборачивался и пытался убедить Джеки, что нужно лечь, а то, случись крутому повороту, можно и вылететь из кузова, но собака была слишком возбуждена, чтобы делать что-то еще, кроме как улыбаться ему в ответ и махать своим огромным хвостом.
— Деньги при тебе, Гордон?
Клод курил одну сигарету за другой, не в силах усидеть на месте.
— Да.
— И мои тоже?
— Всего у меня сто пять. Пять для парня, который крутит колесо велосипеда, как ты просил, чтобы он не остановил зайца и чтобы забег не аннулировали.
— Хорошо, — сказал Клод, энергично потирая руки, будто ему было холодно. — Хорошо, хорошо, хорошо.
Проезжая по маленькой узкой Хай-стрит города Грейт-Миссенден, мы увидели старину Рамминса, направлявшегося в паб «Голова лошади» за своей утренней пинтой, потом за деревней повернули налево и поднялись на Чилтерн-Хиллс, держа курс на Принсез Ризборо, а оттуда до Оксфорда оставалось всего лишь двадцать с чем-то миль.
Ехали мы теперь молча, поскольку оба начали испытывать какое-то напряженное состояние. Мы сидели очень тихо, не произнося ни слова, каждый вынашивал свои страхи и предчувствия, каждый сдерживал свои тревоги. А Клод все дымил и дымил и выбрасывал сигареты наполовину выкуренными в окно. Обычно в ходе таких поездок он говорил без умолку по дороге туда и обратно, рассказывая, что ему приходилось делать с собаками, на каких работах он работал, где бывал, какие деньги зарабатывал, а также обо всем том, что делали с собаками другие, о воровстве, жестокости и невероятно коварном жульничестве хозяев беговых дорожек. Но в этот раз он не так уверенно себя чувствовал, чтобы много говорить. Да, признаться, и я тоже. Я молча следил за дорогой и старался не думать о ближайшем будущем, вспоминая все то, что Клод рассказывал мне раньше о разбое на собачьих бегах.
Готов поклясться, что никто на свете обо всем этом не знает больше Клода, и с того самого времени, когда мы взяли другую собаку и решили провернуть дело, он счел своей обязанностью посвятить меня в его особенности. Теперь, во всяком случае в теории, думаю, я знал почти столько же, сколько он.
Началось все с того разговора на кухне, когда речь зашла о возможности пойти на хитрость. Помню, это было на другой день, после того как появилась другая собака. Мы сидели и смотрели в окно на клиентов заправочной станции. Клод объяснял мне, что нам предстоит сделать. Я пытался по возможности внимательно следить за ходом его рассуждений, пока у меня не возник вопрос, не задать который я не мог:
— Вот чего я не понимаю, — сказал я тогда, — зачем вообще нужна другая собака? Не будет ли безопаснее, если все время мы будем использовать Джеки, останавливая ее в первых шести забегах, чтобы она приходила последней? Потом, когда все махнут на нее рукой, мы сможем заставить ее бежать по-настоящему. Результат-то в конечном счете один и тот же, не правда ли, зато никакой опасности, что нас разоблачат.
Как я только что сказал, вопрос попал в точку. Клод быстро взглянул на меня и произнес:
— Ну уж нет! Хочу, чтобы ты запомнил — «остановками» я не занимаюсь. Да что это пришло тебе в голову, Гордон?
Казалось, мои слова задели его больно и всерьез.
— Не вижу в этом ничего плохого.
— Послушай-ка, Гордон. Останавливать на бегу хорошую собаку — значит губить ее. Хорошая собака знает, что она быстрая, и если видит, что ее все обогнали, и ей никого не догнать, у нее, поверь мне, сердце обрывается. Мало того. Ты не стал бы делать подобных предложений, если бы знал, на какие ухищрения идут некоторые во время бегов, чтобы остановить своих собак.
— На какие например? — спросил я тогда.
— Да на любые, лишь бы собака сбилась. Но попробуй ее останови! Она так и рвется в бой и спокойно смотреть, как бегут другие, не может, так и рвется с поводка, чтобы присоединиться к другим. Сколько раз я видел, как даже со сломанной ногой собака бежит к финишу.
Он помолчал, задумчиво глядя на меня своими большими светлыми глазами. По всему было видно, что он глубоко задумался.
— Если уж мы хотим все сделать как надо, — сказал он, — то, может, мне стоит рассказать тебе кое-что, чтобы ты знал, что нас ждет.
— Давай рассказывай, — ответил я. — Мне это интересно.
Какое-то время он молча смотрел в окно.
— Главное, что ты должен запомнить, — невесела произнес он, — что все те, кто водит на бега собак, очень хитры. Так хитры, что ты и представить себе не можешь.
Он снова умолк, приводя в порядок свои мысли.
— Да взять хоть, для примера, разные способы сдержать бег собаки. Самый распространенный — затяжка.
— Затяжка?
— Да. Самый ходовой способ. Нужно лишь затянуть ошейник покрепче, чтобы собака даже дышала с трудом. Умный человек знает, на какую дырочку ошейник затянуть, чтобы собака пробежала лишь определенное расстояние. Обычно затягивают на пару дырочек потуже, чтобы она отстала на пять-шесть корпусов. А завяжи еще туже, так она и последней придет. Немало знавал я собак, которые валились без сил или же умирали, когда им туго затягивали ошейник, да еще в жаркий день. Скверное это дело, душить таким образом собак. А вот другие перехватывают черной ниткой пару ногтей на лапе, и собака уже не побежит быстро, потому что начинает нервничать.