Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин

И, похвалив пруссаков за любовь к теории, одновременно поругав австрийцев за пренебрежение к теории, Драгомиров дает некоторые подробности о размерах руководящих документов в обеих армиях и об отношении к ним офицеров.

Вот, к примеру, и прусский (принц Фридрих-Карл), и австрийский главнокомандующий армиями (фельдцейхмейстер (генерал от артиллерии) Людвиг Бенедек) накануне войны написали войскам инструкции, как воевать. И вот как эти инструкции охарактеризовал сам Драгомиров:

«Половина только инструкции Бенедека, теперь появившаяся, занимает 18 страниц мелкой убористой печати: и с подобными инструкциями обращаться к людям, которые не имеют охоты к чтению! Принц Фридрих-Карл написал инструкции, которые обе легко умещаются на трех больших почтовых листах не очень убористого письма. Перед войной учить поздно, а нужно только намекнуть; если же приняться учить, то, пожалуй, не учившегося прежде собьешь и с последнего толку.

Должно, впрочем, сказать, что стоит только прочесть инструкцию, дабы убедиться, что бенедековского в ней разве одна только подпись.

Есть в инструкции и дельные вещи, но они завалены таким множеством ненужных мелочей, что в массе последних невольно стушевываются. Это скорее диссертация, и притом не из лучших, чем инструкция для руководства войскам, объявляемая предводителем армии в такую торжественную минуту, как начало войны».

Так кто тут теоретик – австрийцы с их диссертациями или пруссаки с короткими указаниями?

Причем что касается обязательности следовать теориям (уставам и инструкциям), то Драгомиров именно у пруссаков отмечает полную свободу от этого, причем начиная от главнокомандующего, который в своих инструкциях чихнул на уставы прусской армии, кончая офицерами:

«Особенно я мог это заметить в офицерах генерального штаба. Они совершенно свободны от немецкой страсти к систематизации, а следовательно, к теоретической односторонности воззрений на военное дело вообще».

Драгомиров попрекнул австрийских офицеров за то, что у них не было охоты читать теоретические работы. Хорошо. Но что нам австрийцы? И у меня вопрос: а в русской армии вот эту книгу Драгомирова кто-нибудь читал? У офицеров той российской армии была у кого-либо охота читать книги на темы военной теории? Ведь если опусы Драгомирова кто-то читал, то указал бы Драгомирову на бросающиеся в глаза ошибки, и Драгомиров исправил бы их в последующих изданиях.

Вот Драгомиров, возможно, чтобы в чистом виде показать, что незнание теории губит даже прекрасных честных офицеров, хвалит австрийских офицеров за их самоотверженность:

«Страшная потеря офицеров показывает, что если они и не совсем ловко исполняли свои боевые обязанности, зато не задумывались перед возможностью честно лечь в бою. Для людей, которые были равнодушны к мысленной работе по своей специальности в мирное время, но для которых долг и честь не пустые слова, это единственный исход, который примиряет с ними за предшествующую ошибку. Они не последовали мудрому совету сочинителя инструкции, который располагал их не очень рисковать собою».

И все бы было хорошо, но Драгомиров основывает этот вывод на соотношении потерь сторон в бою у Находа и приводит их: «Австрийцы потеряли …227 офицеров, 7145 нижних чинов, …пруссаки – 58 офицеров, 1280 рядовых». И не нашлось никого среди его тогдашних читателей, чтобы произвести простой расчет: у австрийцев была потеря одного офицера на 32 рядовых, а пруссаки потеряли одного офицера на 22 рядовых. То есть это у пруссаков была «страшная потеря офицеров», если говорить об офицерской чести, а не просто о количестве убитых.

Драгомиров был не только певец штыка – он всю свою жизнь был яростный противник скорострельности стрелкового оружия. Объяснение у него такое: чем более перепуган солдат, тем чаще он стреляет. И если дать перепуганным солдатам возможность быстро стрелять, то на такую армию патронов не напасешься.

Откуда это Драгомиров взял, неизвестно, но убеждал он читателей именно в этом (выделено им):

«Вопрос, поставленный подобным образом, носит ответ в самом себе: усовершенствованное оружие несколько усиливает человека, но оно не изменяет его натуры, и в руках неспокойного или способного ошалевать оно принесет более вреда, чем пользы, ибо в то время, когда при прежнем оружии ошалевший человек выпускал десять патронов на ветер, при нынешнем он выпустит их 30, 40».

«Воображать, будто пруссаки стреляли часто, крайне ошибочно; они стреляли толково, то есть учащали стрельбу по целям близким и большим, и вовсе не стреляли, если стрелять в этих обстоятельствах было нельзя: вот в чем была их сила. И что они стреляли не часто, доказательством служит то, что во всю кампанию они израсходовали средним счетом не более семи патронов на человека! Вот что значит спокойствие людей, достигаемое рациональным их воспитанием и образованием в мирное время! Австрийцы, по всей вероятности, выпустили гораздо больше патронов, то есть стреляли скорее пруссаков, а сделали меньше. В чем же разгадка? Кажется, видеть не трудно тому, кто мало-мальски понимает дело».

Разумеется, что, с точки зрения Драгомирова, я совершенно не понимаю дела, поскольку не понимаю, какое такое это самое «рациональное воспитание» должно быть в мирное время, чтобы человек был спокоен в бою?! Драгомиров тоже о подробностях такого воспитания не говорит, и в итоге с его стороны это пресловутое «рациональное воспитание» не более чем бла-бла-бла доктринера. Вдумайтесь: ну почему трус в бою должен стрелять чаще? Наоборот, главная забота сержантов в реальных боях – заставить всех стрелять! Иначе трусы уткнутся носом в землю и стрелять вообще не будут, чтобы не провоцировать огонь противника по себе!

Вот из-за слабости поляков молниеносно окончилась война Германии с Польшей, послужившая началом Второй мировой войны. И 24 сентября 1939 года в Генштабе сухопутных войск Германии о состоянии немецкой пехоты докладывал генерал фон Бок, командовавший войсками группы армий «Север»:

«…После подробных совещаний с командирами впечатление изменилось. Той пехоты, которая была в 1914 году, мы даже приблизительно не имеем. У солдат нет наступательного порыва и не хватает инициативы. Все базируется на командном составе, а отсюда – потери в офицерах. Пулеметы на переднем крае молчат, так как пулеметчики боятся себя обнаружить».

Где тут стремление робкого солдата усиленно стрелять?

И наконец, что больше даст спокойствие солдату – предвоенное бла-бла-бла офицеров про счастье погибнуть в бою за «Дом богородицы» или уверенность, что солдат вооружен лучшим оружием, нежели его противник?

И может, и не стоило бы об этом говорить, но обращу внимание на еще одну удивительную ошибку нашего выдающегося теоретика. Ведь будучи страшным врагом скорострельности стрелкового оружия, мог теоретик Драгомиров немного больше об этом оружии узнать? Вот Драгомиров своими словами со своими комментариями описывает подробности инструкции прусского кронпринца Фридриха-Карла, данные им войскам: «Далее следуют чрезвычайно практические указания на то, что при стрельбе в бою должно обозначать не прицел и расстояние, а прицел и точку и что чем ближе неприятель, тем ниже следует целить, так как с приближением неприятеля солдат будет стрелять торопливее и попадать выше». То есть Драгомиров совершенно искренне считал, что при приближении противника нужно командовать солдатам снизить точку прицеливания и давать эту команду потому, что солдаты (если будут целиться, как обычно, «в пояс») с перепугу начнут как-то поднимать винтовки вверх и поэтому будут стрелять поверх голов противника.

Интересующиеся военным делом уже поняли, что Драгомиров был совершенно «ни бум-бум» в элементарной теории стрельбы: он не знал, что при полете пуля одновременно падает на землю и чем больше времени она летит, тем это падение больше. Поэтому (при наличии на ружье только постоянного прицела или отсутствии времени прицел переустанавливать) чем ближе показался противник, тем ниже нужно целиться. Причем так, как требовал принц Фридрих-Карл, солдат учили стрелять во всех армиях мира, включая, само собой, русскую! Вот описание учебного процесса из пехотного устава русской Армии 1816 года:

«Особый раздел ротного учения отводился обучению цельной стрельбе. Для этого в батальоне изготавливалось несколько черных деревянных щитов (высотой в 2 3/4 аршина, шириной в 1 аршин), в центре и по верхнему краю которых проводились белые поперечные линии шириной в 4 вершка. С расстояния 40 и 80 саженей солдаты целились в центральную полосу, а со 120 саженей – в верхнюю».

А вот такое же описание соответствующей части из «Правил рассыпного строя» для обучения егерей: