Берта Исла - Мариас Хавьер

– Мэг? Это вторая жена?

– Да, мать моей маленькой дочки. Но в самом начале я ни о чем таком не думал. Надеялся, что долго там не пробуду, поэтому не хотел завязывать никаких отношений, никаких прочных отношений. Самым разумным было бы вести положенные мне уроки и жить незаметно – оставаться серым, ничем не примечательным типом. По субботам я посещал матчи местной футбольной команды, которая входила в премьер-лигу и боролась за то, чтобы из нее не вылететь. Я старался не казаться странным или нелюдимым. И рассчитывал, что без особых проблем перенесу одиночество, ведь мне доводилось попадать и в куда худшие ситуации. Но отказ от активной работы, требующей постоянного напряжения, на пользу не идет, недостаток адреналина – это опасно. Время тянется медленно, ты скучаешь, и надо с кем-то отводить душу. Однако прослыть putero[55] — тоже не лучший вариант, в таких городах все про всех всё знают. – Он снова вставил в свой рассказ испанское слово, словно любые производные от puta звучат нагляднее и выразительнее. – И в конце концов, самому мне ничего делать не пришлось – на самом деле это она, Мэг, все провернула. Я имею в виду наше сближение, соблазнение – ну, вы меня понимаете. Она была медсестрой в стоматологическом кабинете. Однажды я пошел к дантисту, и там мы познакомились. Было несколько невольных или вольных прикосновений, и пока она мной занималась, ее грудь то и дело появлялась прямо перед моими глазами. Пара шуток, когда я приходил, еще пара – при прощании. Она была смешливой, что мужчинам обычно нравится. Возможно, не стоило бы этого говорить, но она сразу же решила меня завоевать и взяла на мушку. Ну и… Белый халатик, обтягивающий фигуру, соблазнит кого угодно. – Он замолчал, спросив себя, падок ли мистер Саутворт до женских прелестей, но потом решил, что сейчас это не имеет никакого значения. Он продолжил: – Всего через несколько месяцев она уже хотела, чтобы мы поженились или хотя бы стали жить вместе. Она была гораздо моложе меня, во всяком случае, так это чувствовала сама – тут ведь дело не только в годах. Ничто не мешало мне жениться – по бумагам я был холостяком. Я мог бы стать ее мужем, а потом испариться, не прощаясь и ничего не объясняя, едва мне позволят вернуться в мой мир. К этому я тоже успел привыкнуть – внезапно появляться и так же внезапно исчезать из чьей-то жизни. Несколько месяцев здесь, несколько там, изображая другого человека (однажды это растянулось на целых два года), а потом, выполнив задание, сматывать удочки.

Оставляя позади людей, приговоренных к смертной казни или к долгим тюремным срокам, иногда даже трупы, и это были люди, с которыми я стал близок. – Томас на миг замолчал, но только на миг. – Если подумать, сколько мужей бросали своих жен – чаще именно мужья, чем наоборот. Это ведь старая традиция. Не сказав ни слова. Но я предпочитал избегать приметных поступков, не устраивать никаких празднований, держаться подальше от родственников Мэг, благо они жили в другом городе и к нам не приезжали, она сама навещала их. Чем меньше людей будет меня знать, тем лучше. То есть коротко знать. – Он снова немного помолчал.

– И все-таки она родила тебе дочь, – воспользовался его паузой мистер Саутворт. – Как же так вышло? – Теперь он, вроде бы заинтересовавшись рассказом Тома, то закидывал ногу на ногу, то принимал прежнюю позу, то тщательно расправлял полы мантии.

– Это была уловка с ее стороны. Некоторое время спустя она меня перехитрила. Как бы ни хотел избежать чего-то подобного мужчина, если женщина решила забеременеть, она своего добьется. Если, конечно, он не бесплоден, а я бесплодным не был. Так что в один прекрасный день Мэг сообщила мне новость (“Уж и не пойму, как это могло произойти, какая-то случайность”), и тогда мне не оставалось ничего другого, как поселиться с ней вместе – ради ребенка, поскольку я не мог взвалить заботу о нем на нее одну. Я намекнул ей на возможность сделать аборт, хотя плохо верил, что она согласится. Да и как она могла согласиться, если сама все это спланировала и подстроила? Меня ситуация не слишком обрадовала, но, по сути, она мало что меняла, и с определенной точки зрения даже была мне полезна: чем обычнее выглядела моя жизнь, тем меньше я рисковал. А что может быть естественнее, чем желание наконец где-то осесть и жить с женщиной, которая родит тебе ребенка? Это самое естественное, что приходит в голову, – и к тому же доступно любому. Но от женитьбы я всячески открещивался: придумывал какие-то причины, кормил ее обещаниями. У нее возникли подозрения, ей казалось странным отсутствие у меня конкретного прошлого, ведь оно так и осталось для нее покрытым туманом. Мне приходилось что-то сочинять по ходу дела, заполнять провалы, выдумать истории, которые потом сам же я с трудом вспоминал. Но в общем и целом я говорил мало и как-то с этим справлялся. Мэг не отличалась хорошей памятью и многое легко забывала.

– А почему ты так упорно сопротивлялся? Сам ведь сказал, что превратился в другого человека и был холостяком, к тому же мог легко tomar las de Villadiego[56] в нужный момент. Без лишних мук совести, насколько я понял. – У него опять выскочило испанское выражение, видно, ему нравилось обращаться к разговорному языку, взятому из книг, к выражениям, которые уже мало кто употребляет.

– Понимаете, я превращался в другого человека в силу обстоятельств, но вместе с тем оставался все-таки и самим собой. За минувшие годы я много кем побывал, к чему отчасти и сводилась моя работа, но я – это всегда был еще и я, и этот я был женат на Берте. Вы наверняка увидите здесь несообразность: я спал с разными женщинами, иногда ради удовольствия, иногда борясь с одиночеством или чувствуя физическую потребность, иногда мне это было нужно, чтобы успешнее выполнить задание, или получить важную информацию, или подстраховаться. Но если человек не хранит кому-то символическую верность, хотя бы символическую, то он пропал, потому что забывает, кем был и кто он есть на самом деле. И по каким бы кривым дорожкам ни мотала его жизнь, у него остается надежда снова вернуться к своему прежнему я. Личность сильно расшатывается, когда человек долго притворяется и прилаживается к образу, взятому напрокат. Но что-то необходимо сохранить в неприкосновенности. Как я сказал, что-то символическое, с остальным это вряд ли получится. Не знаю, так, например, эмигранты не меняют гражданство, даже проведя за границей лет тридцать, даже если родина их сильно обидела и вышвырнула вон. Я с такими знаком. – Он поднял бокал, прося налить ему еще вина, и добавил, чтобы мистер Саутворт не счел его излишне сентиментальным или не вполне нормальным: – Но я, конечно же, женился бы на Мэг, непременно женился бы, будь это необходимо ради моей безопасности. Да и обет целомудрия тоже не стал бы приносить. Нет, я просто предпочел избежать женитьбы. К счастью, сейчас уже не смотрят косо на пары, не состоящие в браке, – даже в провинциальном городе, даже коллеги по школе. Я как-то изворачивался. Родилась девочка, и все пошло обычным путем. Самым обычным из всех путей. С каждым днем я чувствовал себя все в большей безопасности, с каждым днем еще на один день приближалась возможность спастись из этой ловушки. Хотя время, как мне казалось, тянулось невероятно медленно.

– Но ведь Берта официально считалась вдовой, – сказал мистер Саутворт. Он сомневался, стоит ли наливать гостю еще вина, но и отказывать не хотел. На Тома выпитое никак не подействовало, видно, он умел пить, если запросто мог начать с самого утра. Или был алкоголиком, ведь на некоторых из них несколько первых порций никак не сказываются. – Берта могла выйти замуж, по твоим словам. И тогда твоя символическая верность, как ты ее называешь, пропала бы даром. Или все-таки нет?

– Не знаю. Возможно. Я – это я, а Берта – это Берта, и ее уверили, что меня уже много лет как нет в живых. Мы с ней оказались в разном положении. Но замуж она не вышла. Насколько я знаю, замуж она до сих пор не вышла. Во всяком случае, так мне сказал Тупра, который старается не выпускать ее из виду. Не то чтобы я верил ему на слово. Напротив, две недели назад я совсем перестал ему верить. Как я убедился, он способен на все, но в данной ситуации ему не было никакой выгоды меня обманывать. Уж если кто никогда не будет мучиться угрызениями совести, так это он. Но для нашей работы такие люди годятся больше, чем я. Он-то наверняка женился, и не раз – под разными именами. Возможно, так поступал и Блейкстон, работая “в поле”, несмотря на свою гротескную внешность. Есть много женщин, отчаянно мечтающих заиметь мужчину, хоть какого. Таких женщин столько же, сколько мужчин, отчаянно мечтающих заиметь женщину, хоть какую. Обычно те и другие находят друг друга и соединяются, вот почему в мире царит повальное недовольство жизнью. – Вдруг Том усомнился, называл ли прежде фамилию Блейкстона. – Блейкстон – мой второй вербовщик, я про него говорил. Изображает из себя Монтгомери.