Исчезнувший - Джеффри Дивер

— Я не могу расстаться со своим значком, сэр! — В голосе Сакс звучало отчаяние.

— Что касается экзамена, мне с этим ничего не поделать, Амелия. Все это в компетенции комиссии, а она уже вынесла решение. А вот против отстранения я буду возражать — хотя ничего не обещаю. У Рамоса большие связи.

— Можно говорить с вами откровенно, сэр?

— Господи Иисусе, ну конечно же, офицер! Надеюсь, вы понимаете, что все это мне не по душе. Говорите, что считаете нужным. И не вытягивайтесь в струнку — у нас тут не армия.

— Если он будет добиваться моего отстранения, сэр, я обращусь к юристам АСП. Я это дело так не оставлю. Я пойду до конца.

И пойдет. Хотя знает, что те рядовые сотрудники, которые с помощью Ассоциации содействия полицейским пытались бороться против дискриминации или отстранения от должности, зачастую попадали в неофициальные черные списки. Даже если формально они одерживали победу, их карьере, как правило, приходил конец.

— Я понял вас, офицер, — выдержав ее твердый взгляд, сказал Марлоу.

Пора пускать в ход кулаки. Это выражение использовал ее отец, рассказывая о том, что значит быть полицейским.

Ты должна понять, Ами, иногда приходится спешить, иногда задумываться, иногда скучать. А иногда — слава Богу, не слишком часто — приходится пускать в ход кулаки. Ты остаешься один, и никто тебе не поможет. Я говорю не только о преступниках. Порой приходится драться с начальством, порой со своими же товарищами. Если собираешься стать копом, будь готова остаться одна. Не рассчитывай, что кто-то тебя поддержит.

— Ну, пока вы числитесь на действительной службе.

— Так точно, сэр. Когда все будет известно?

— Через день или два.

Направившись к двери, Сакс обернулась:

Сэр!

Марлоу вновь оторвался от бумаг.

— Рамос находился на месте происшествия. Если бы там были вы, мэр или даже сам президент, я поступила бы точно так же.

— Вот почему вас смело можно назвать дочерью вашего отца, офицер, и вот почему он мог бы вами гордиться. — Марлоу поднял трубку телефона. — Будем надеяться на лучшее.

Глава 50

Том впустил Лона Селлитто в холл. Там в своем красном кресле сидел Линкольн Райм и ворчал на строителей, которые ремонтировали его обгоревшую спальню: вывозя сверху мусор, они поцарапали деревянные конструкции.

— Да оставьте вы их в покое, Линкольн! — сказал Том, возвращаясь на кухню, чтобы приготовить ленч. — На самом деле вам нет абсолютно никакого дела до деревянных конструкций.

— Это вопрос принципа! — возразил криминалист. — Это Мои деревянные конструкции, а они с ними неаккуратны.

— Он всегда так себя ведет, когда дело закончено, — обратился Том к Селлитто. — У вас, случайно, нет какого-нибудь жуткого убийства или ограбления? Я имею в виду хорошее успокоительное для него?

— Привет, Линк! — Селлитто кивнул. — Надо поговорить.

Заметив его странный тон, криминалист посмотрел ему в глаза. Они работали вместе уже много лет, и Райм сразу видел, когда тот чем-то обеспокоен. Что случилось? — подумал он.

— Только что услышал кое-что об Амелии. — Селлитто прочистил горло.

Сердце Райма забилось сильнее. Разумеется, он не почувствовал этого, ощутив лишь тревожный прилив крови к лицу и шее.

Пуля, автомобильная катастрофа?

— Продолжай, — спокойно попросил криминалист.

— Ее провалили. На сержантском экзамене.

— Да ну?

— Точно.

Испытанное Раймом облегчение тотчас сменилось сочувствием.

— Пока это неофициально, — уточнил детектив, — но я знаю точно.

— Где ты это услышал?

— Коповский радар, птичка на хвосте принесла — в общем, не важно. Сакс — звезда. Когда случается что-нибудь вроде этого, сразу распространяются слухи.

— А как насчет ее баллов?

— Несмотря на набранные баллы.

Райм въехал на коляске в свою лабораторию. Детектив, сегодня особенно растрепанный, последовал за ним.

— Чистосердечное признание Сакс обернулось против нее. Она приказала кому-то уйти с места происшествия, а когда тот не подчинился, велела надеть на него наручники. К несчастью для нее, это оказался Виктор Рамос.

— Конгрессмен. — Линкольн Райм почти не проявлял интереса к местной политике, но о Рамосе знал: этот приспособленец до недавних пор не покидал своих латиноязычных избирателей из испанского Гарлема, а теперь, во времена всеобщей политкорректности и изменений в электорате, мог претендовать и на Олбани, и на пост в Вашингтоне.

— Они могут завалить ее?

— Да, Линкольн, они могут сделать все, что захотят. Поговаривают даже об отстранении ее от должности.

— Сакс способна бороться. Она будет бороться.

— А знаешь, что происходит с рядовыми копами, которые выступают против начальства? Если даже она победит, ее наверняка сошлют в Восточный Нью-Йорк. Хуже того, ее могут сослать в Восточный Нью-Йорк на канцелярскую работу.

— Черт побери! — воскликнул криминалист.

Возбужденный Селлитто прошелся по комнате, переступая через кабели и рассеянно поглядывая на белые доски с делом Кудесника. Когда наконец он опустился в кресло, оно застонало под ним. На талии Селлитто образовалась новая складка — дело Кудесника серьезно повредило его диете.

— Тут есть один момент, — вкрадчиво заметил он.

— Да?

— Я знаю одного парня: когда-то он наводил порядок в Восемнадцатом.

— Это когда из комнаты для хранения вещдоков исчезли наркотики? Несколько лет назад?

— Да, так оно и было. У него хорошие связи в Большом доме. Один из членов комиссии прислушается к нему, ну а он прислушается ко мне. Парень у меня в долгу. — Селлитто указал на доску с уликами. — Черт возьми, ведь мы же сделали великое дело! Такого убийцу поймали. Давай я позвоню ему. Ради нее стоит потянуть за ниточки.

Райм также обвел взглядом список, потом оборудование, смотровые столы, книги — все, что относилось к анализу вещественных доказательств, которые Сакс собрала или же утащила с мест преступлений.

— Не знаю, — отозвался он.

— В чем проблема?

— Боюсь, ее не устроит такой путь в сержанты.

— Ты же понимаешь, что значит для Сакс это повышение.

Конечно, он понимал.

— Послушай, мы же просто будем играть по правилам Рамоса. Он действует закулисными методами — и мы сделаем то же самое. Скажем, немного разровняем игровое поле. — Селлитто понравилась эта идея. — Амелия ничего не узнает, — добавил он. — Я попрошу того парня сохранить все в тайне, и он сохранит.

Ты же понимаешь, что значит для Сакс это повышение…

— Так что ты думаешь? — спросил детектив.

Райм долго молчал, задумчиво разглядывая окружающее его оборудование и зеленый туман весенней листвы Центрального парка.

Царапины на деревянных поверхностях затерли, все следы пожара в спальне «заставили исчезнуть», как выразился Том. Запах дыма все же остался, но поскольку он напоминал Райму о благословенном виски, это не имело значения.

Сейчас, когда уже наступила полночь, Райм лежал в постели и смотрел в окно. Снаружи промелькнула тень: это вернулся с охоты один из соколов. В зависимости от освещения и степени их настороженности птицы то увеличивались, то уменьшались в размерах. Сейчас они казались крупнее, чем днем, и выглядели более величественными. И более угрожающими: птицам не нравился шум, доносившийся из Центрального парка, со стороны «Сирк фантастик».

Райму это тоже не нравилось. Он заснул десять минут назад, но проснулся от грома аплодисментов.

— Следовало ввести комендантский час, — сказал он лежавшей рядом Сакс.

— Могу вырубить у них генератор, — тут же отозвалась она. Очевидно, Амелия так и не сомкнула глаз. Ее голова лежала на подушке, губы прижимались к шее Райма. Он ощущал прикосновение волос Амелии, ее прохладной гладкой кожи. Ее груди прижимались к его груди, живот — к бедру, нога лежала на его ноге. Все это Райм видел, а не чувствовал, но ему эта близость была приятна.

Сакс всегда строго придерживалась правила Райма: обследуя место преступления, нельзя пользоваться духами, иначе упустишь слабый запах. Сейчас она была не на службе, и от нее исходил приятный смешанный аромат. Райм различил в нем жасмин, гардению и синтетическое моторное масло.

В квартире они были одни. Том ушел с другом в кино, и весь вечер Райм и Амелия слушали новые компакт-диски, угощаясь черной икрой, крекерами «Ритц» и «Моэ», хотя пить шампанское через соломинку было довольно сложно. Странная вещь — музыка, думал сейчас Райм. Эта, казалось бы, чисто механическая система тонов и аккордов полностью поглощает твое внимание. Уже давно это приводило его в восторг. Однако чем дольше Райм размышлял о музыке, тем больше утверждался в мысли, что музыка вовсе не так загадочна, как это кажется, и тесно связана с наукой, логикой и математикой.