Проблема Спинозы - Ирвин Ялом

На новом памятнике, размещенном рядом с плитой 1927 года, высечен барельеф головы Спинозы и единственное слово «caute», которое обнаружили на его кольце- печатке, а ниже прикреплена табличка из израильского базальта с надписью «Ток» (АМСНА), означающей «твой народ».

Некоторые израильтяне не согласились с попытками Бен-Гуриона реабилитировать Спинозу. Ортодоксальные члены кнессета пришли в негодование при мысли, что в Израиле станут почитать Спинозу, и даже потребовали отставки Бен-Гуриона и министра иностранных дел Голды Меир, которые отдали израильскому послу в Голландии распоряжение присутствовать на открытии памятника.

До этих событий в своей статье Бен-Гурион писал о проблеме отлучения Спинозы: «Трудно винить еврейскую общину Амстердама XVII века. Их положение было сомнительным… и пострадавшее еврейское сообщество имело право защищать свою целостность. Однако сегодня еврейский народ не имеет права навеки исключать бессмертного Спинозу из общества Израиля». Бен-Гурион настаивал на том, что иврит без произведений Спинозы не может быть полным. И действительно, вскоре после публикации его статьи Еврейский университет выпустил полное собрание сочинений Спинозы на иврите.

Некоторые евреи желали, чтобы Бен-Гурион призвал Амстердамский раввинат отменить отлучение, но он отказался сделать это и написал: «Я не стремился к аннулированию отлучения, поскольку принимал как само собой разумеющееся, что это отлучение — нуль и пустота… В Тель-Авиве есть улица, носящая имя Баруха Спинозы, и не найдется ни одного мало-мальски разумного человека в этой стране, который бы думал, что отлучение по- прежнему в силе».

Рейнсбургская библиотека Спинозы была конфискована АРР в 1942 году.

Обер-рейхсляйтер Шиммер, исполнительный глава АРР в Нидерландах, описывал этот захват в своем рапорте от 1942 года (который позднее фигурировал на Нюрнбергском процессе в качестве официального документа): «Библиотеки Общества Спинозы в Гааге и Дома Спинозы в Рейнсбурге тоже были упакованы. Сложенные в 18 ящиков, они содержали крайне ценные работы, имевшие огромную важность для исследования проблемы Спинозы. И директор Общества Спинозы не без причины пытался, приводя разоблаченные нами ложные отговорки, скрыть от нас эту библиотеку».

Украденная рейнсбургская библиотека хранилась во Франкфурте вместе с величайшей коллекцией военных трофеев в истории. Под руководством Розенберга АРР вывезла более трех миллионов книг из тысячи библиотек. Когда в 1944 году Франкфурт начали интенсивно бомбить, нацисты спешно переправили награбленное в подземные хранилища. Библиотека Спинозы, наряду с тысячами других некаталогизированных книг, была отослана в соляную шахту в Хунгене, неподалеку от Мюнхена. В конце войны все сокровища из Хунгена были переправлены в американское центральное хранилище Оффенбаха, и небольшая армия библиотекарей и историков призвана была разыскивать законных владельцев украденных ценностей. Затем голландский архивист Геер Грасвинкель наткнулся на книги Спинозы и переправил всю коллекцию (в которой недоставало лишь нескольких книг) в Нидерланды на голландском судне «Мария Роттердамская». Они прибыли в Рейнсбург в марте 1946 года и вновь были размещены в Музее Спинозы, где их можно увидеть по сей день.

В течение месяца, ожидая трибунала, Альфред оставался в одиночном заключении в Нюрнбергской тюрьме, встречаясь лишь с адвокатом, готовившим его защиту, военврачом-американцем и психологом. Только 20 ноября 1945 года, в первый день процесса, он увидел остальных обвиняемых-нацистов, представших перед судейской коллегией и группой обвинения, включавшей прокуроров из Соединенных Штатов, Великобритании, СССР и Франции. На протяжении следующих И месяцев все они собирались в том же зале 218 раз.

Обвиняемых было 24, но перед судом предстали только 22 человека. Двадцать третий, Роберт Лей, повесился на полотенце в своей камере за две недели до начала процесса, а двадцать четвертого, Мартина Бормана — «диктатора гитлеровской приемной», должны были судить заочно. Правда, широко ходили слухи, что он был убит, когда советские войска захватили Берлин. Обвиняемых рассаживали на четырех деревянных скамьях в два ряда, а позади них стоял ряд вооруженных солдат караула. Альфред сидел на передней правой скамье вторым. Переднюю левую занимали Геринг, Гесс, Иоахим фон Риббентроп — нацистский министр иностранных дел и маршал Вильгельм Кейтель — главнокомандующий армии. За предшествовавшие суду месяцы заключения Геринг отвык от наркотиков, сбросил 25 фунтов[125] и теперь выглядел гладким и жизнерадостным.

Справа от Альфреда сидел Эрнст Кальтенбруннер, старший из выживших офицеров СС. Слева — Ганс Франк, генерал-губернатор оккупированной Польши, затем — Вильгельм Фрик, протектор рейха в Богемии-

Моравии, а на краю скамьи — Юлиус Штрайхер, редактор «Штурмовика». Должно быть, Альфред был рад, что не пришлось соседствовать со Штрайхером, который был ему особенно отвратителен.

Во втором ряду находились: командующий подводным флотом адмирал Дениц — президент рейха после самоубийства Гитлера, а также маршал Альфред Иодль. Оба сохраняли высокомерную военную выправку. Рядом с ними сидел Фриц Заукель — глава нацистской программы рабского труда, и Артур Зейсс-Инкварт — наместник рейха в Нидерландах, а за ним — архитектор Альберт Шпеер, близкий друг Гитлера, человек, которого Альфред ненавидел почти так же, как Геббельса. Далее располагались Вальтер Функ, превративший Рейхсбанк в хранилище золотых зубных коронок и других ценностей, «изъятых» у жертв концентрационных лагерей, и Бальдур фон Ширак — глава молодежной программы нацистов. Двумя оставшимися обвиняемыми в заднем ряду были менее известные нацисты-бизнесмены.

Отбор главных нацистских военных преступников занял несколько месяцев. Они, конечно, не были изначальным внутренним кругом, но после самоубийств Гитлера, Геббельса и Гиммлера эти люди были самыми высокопоставленными нацистами. Верный своему характеру Геринг — второй после Гитлера командующий армией — пытался взять группу обвиняемых под свой контроль, используя то дружеское подмигивание, то запугивающий гневный взгляд, и вскоре многие стали с ним считаться. Прокурор, которого беспокоила перспектива влияния Геринга на показания других подсудимых, предпринял шаги, чтобы отделить его от них. Сначала было предписано во время перерывов на обед в дни слушаний кормить Геринга отдельно (остальные подсудимые сидели за столами по трое). Позже, в тех же целях, правила одиночного заключения для всех подсудимых были ужесточены.

Альфред, как всегда, отказывался участвовать в немногих оставшихся доступными возможностях общения — во время еды, на прогулках по тюремному двору или когда остальные шепотом комментировали заседания в зале суда. Другие не скрывали свою неприязнь к нему, и он отвечал им тем же: это были люди, которых он считал ответственными за подрыв благородного идеологического фундамента, так тщательно заложенного им и фюрером.

Через несколько дней после начала трибунала суд смотрел впечатляющий фильм, сделанный американскими военными, освобождавшими концентрационные лагеря. Ничто, ни одна мрачная деталь не была опущена. Члены трибунала были потрясены мелькающими на экране образами газовых камер, переполненных полусожженными телами печей крематориев, горами разлагающихся трупов, огромными кучами снятой с мертвецов добычи: очков, детских башмачков, человеческих волос. Американский фотограф наводил свою камеру на лица подсудимых, пока они смотрели фильм. Побелевшее лицо Розенберга отразило ужас, и он сразу же отвел взгляд. После фильма, в унисон с другими подсудимыми, он настойчиво утверждал, что не имел представления о таких вещах.

Было ли это правдой? Много ли он знал о массовых убийствах евреев в Восточной Европе? Что ему было известно о лагерях смерти? Розенберг унес эту тайну в могилу. Он не оставил никакого письменного указания, никакого определенного свидетельства (даже подпись Гитлера никогда не фигурировала ни на одном документе, связанном с лагерями). И, конечно, Альфред никогда не писал о лагерях в «Беобахтере», поскольку открытая политическая линия нацистов запрещала любое их публичное обсуждение. Розенберг не замедлил указать суду, что отказался присутствовать на памятной Ваннзейской конференции в январе 1942 года, где собрались высшие нацистские чиновники, во время которой Рейнхард Гейдрих живо описывал планы по «окончательному решению еврейского вопроса». Розенберг послал туда вместо себя своего помощника, Альфреда Мейера. Потом Мейер в течение многих лет близко общался с ним, и сомнительно, чтобы эти двое ни разу не обсуждали Ваннзейскую конференцию.