Мы остаёмся жить - Извас Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты сказал, что можешь попросить всех вон?
– Да, я пока своих слов назад не беру.
– Можешь сделать это прямо сейчас.
Спустя пять минут и сотню недовольных возгласов, кафе, в которые мы забрели случайно(?) опустело.
– Вот. И что?
Я всё же решил воспользоваться подарком нашего незваного гостя и воткнул вилку прямо ему в ладонь. К удивлению Машеньки, но отнюдь не моему, он даже бровью не повёл. Выражение его лица не изменилось даже тогда, когда я наносил удар за ударом, пока не убил. Зубцы вилки глубоко входили в него, а он по-прежнему улыбался, истекая кровью. Это пугало сильнее, чем если бы он кричал и вопил от боли. Но такого благородства от него, разумеется, ожидать не стоило.
Машенька тоже молчала. Просто смотрела, как он воскресает и раны на его теле заживают. В своей новой жизни он всё так же не переставал улыбаться, как настоящий конченый псих.
– Я не давал тебе права говорить обо мне вместо меня, – сказал я, немного придя в себя.
– Но ты ведь сам просил о помощи, – сказал он, слегка сузив улыбку и опустив глаза, – я слышал это в каждом твоём голосе, каждом жесте. У тебя не осталось сил выносить своё прошлое. Позволь мне разделить с тобой эту ношу и облегчить путь.
– С меня уже хватит твоей помощи на всю оставшуюся жизнь. И при нашей последней встрече, ты обещал мне, что оставишь нас в покое, и дашь мне поделиться своим прошлым с единственной, кто мог бы услышать о нём. Ты даже это хочешь у меня отнять?!
– Прошлое – не принадлежит одному тебе; и ты сам прекрасно об этом знаешь. Оно так же является частью историй тех людей, что были рядом с тобой и разделили твои переживания. А я – был рядом дольше всех остальных, кого ты только можешь вспомнить.
– Да потому что прикончить тебя ничто не может. Жаль, что я никогда не увижу мир, в котором не будет тебя.
– Мне тоже. Такое тоскливое и скучной вышло бы место, знаешь ли, что самому становится интересно. Ладно, раз тебе так не нравится археология твоих окаменелых фекалий, который ты называешь памятью, то можешь рассказывать её сам.
– Я ещё не закончил, – сказал я, задумавшись, – конечно, ты уделил мне огромную часть своей жизни – такую, которому не смог бы выделить мне ни один человек. Хоть история твоих преследований меня – всё равно мелкая песчинка, по сравнению со всем остальным твоим опытом. Ты бы мог написать обо мне книгу и получить за неё какую-нибудь престижную премию в области психиатрии. Поэтому, мне самому, наверное, было бы полезно напоследок услышать обо всём случившимся с твоей точки зрения. История со стороны главного злодея… Но ты ведь всё высветишь не в том свете и выставишь меня за идиота, ведь так?!
– Если бы ты им не был, то не боялся бы этого. Да уж, в одном ты точно прав – я большой специалист в области тебя, хоть ты и считаешь меня монстром. Зря тебе так кажется, хочу тебе сказать. Нет, я могу с уверенностью и гордостью заявить, что за свою долгую жизнь сделал больше добра, чем зла. А помноженное на проделанный мною жизненный путь, то люди вообще должны были объявить меня святым над святыми. Но, почему-то, они не особо торопятся. Да никого из простых смертных я не убивал без причины чаще, чем раз в пятьсот лет – вот скажи, кто может похвастаться такой статистикой?! Это рекорд, что ещё и говорить. Когда я убивал тебя – это не считалось; какое же это, в самом деле, убийство?! Да и ты за свою жизнь прикончил столько народу, что никому и сосчитать не под силу – даже я сбился. В кровожадности мне с тобой никогда не сравниться. Я всегда ищу выход, а ты действуешь напролом и убиваешь всех вокруг себя. Интересно, без кого этот мир был бы лучше: без меня, которого ты считаешь монстром, но который к людской жизни относится с уважением и осторожностью; или без тебя. Представь себе, сколько уроков за эти три тысячи лет так и не усвоил, малыш. Ты – хуже любого двоечника. И чем дольше ты живёшь, тем больше ты запутываешься не только в паутине этого мира, но и в самом себе.
Я бы мог много чего ответить ему на это и возразить на каждое его слово. Но я так и не собрался с мыслями для уничтожающего ответа. Поэтому, пришлось промолчать.
– Я помню, как пытался контролировать своё бессмертие среди непреступных скал и гор, – внезапно начала он, – хорошие ребята, но с ними быстро исчерпываешь все темы для разговора. Поэтому, я провёл там всего три сотни лет. Кажется, ты тоже баловался чем-то подобным, но намного позже меня. Потом, когда я вернулся в мир людей, я встретил свою единственную надежду – тебя. Если хочешь, то можешь начать именно с этой истории.
– О, нет. О твоих горных приключениях мне хотелось бы рассказать в последнюю очередь. А ещё лучшим решением было бы вообще опустить этот эпизод.
Впервые за весь разговор он нахмурился.
– Знаешь, а ты начинаешь нравиться мне всё меньше и меньше. Хорошо, я тебя понял: мы будем рассказывать эту историю, двигаясь от событий, которые для нас с тобой произошли относительно недавно к истокам, которые даже я не постесняюсь назвать древними.
– И какими же своими словами я намекнул тебе на эту мысль?!
– Неважно, – отмахнулся он, – действовать мы будем именно так и никак иначе. И начнём немедленно. «Из всех тех отважных мужчин, ворвавшихся в «Дом Марса» в тот день…»
– Стоп, – объявила моя любовь, – что происходит?
– Ничего нового, – покачал головой этот мерзавец, – по небу плывут всё те же облака, что и три тысячи лет назад; а в головах людей по-прежнему пусто. Но ты, конечно, можешь задавать подобные вопросы время от времени. Хотя знай, когда что-нибудь новое произойдёт – я сразу же тебе об этом сообщу.
– Кажется, я начинаю понимать, за что ты
