Опасная бритва Оккама - Сергей Переслегин

Крымская война: «и невозможное возможно»

Серьезная ошибка была допущена Россией в славном для нее 1812 году, когда государь не прислушался к мнению М. Кутузова, желающего прекратить войну сразу после гибели наполеоновской Великой армии. В рамках плана М. Кутузова следовало возобновить союз с Францией, разделить с ней сферы влияния на континенте, постепенно включить Первую империю в орбиту своей политики и готовиться к решительной схватке с Великобританией. План, основанный на запредельном риске, но дающий России шанс на ускоренное капиталистическое развитие и достижение европейской гегемонии.

Британские непрямые действия в области политики оказались сильнее увещеваний дуайена русской армии. и с 1812 года Россия перестает быть для Великобритании субъектом политики и становится ее объектом. Достойна уважения последовательность, с которой британская элита проводила в жизнь стратегический замысел использования России для достижения целей английской дипломатии — вне всякой зависимости от политических реалий. Россия могла быть союзником или противником, это меняло лишь тактику взаимодействия, но не оказывало влияния на большую стратегию.

Крымская война была спровоцирована Великобританией для решения одной, но существенной в рамках ее приоритетов цели — захвата Петропавловска — Камчатского. Стратегически все было оформлено как нельзя лучше: против России, находящейся в полной международной изоляции, была создана коалиция крупнейших мировых держав. Против русской армии, с ее рекрутско–крепостной системой набора, устарелой на две исторические эпохи организацией, традиционно бессильным тылом, устаревшим военным снаряжением выступили первоклассные европейские войска, вооруженные нарезным оружием и поддержанные паровым флотом.

Никакой стратегии, позволяющей «мануфактурной» армии сопротивляться «индустриальной», в природе не существует. По логике вещей война должна была короткой и результативной. Захватив Севастополь, Петропавловск и Кронштадт, союзники должны были продиктовать России условия капитуляции.

Однако обреченная на поражение русская армия в очередной раз продемонстрировала свою исключительную стойкость в обороне. Союзники так и не добились ни одной из своих целей, и единственным реальным достижением войны явилась пятнадцатилетняя нейтрализация Черного моря.

Трагедия Севастополя повторилась спустя полвека под Порт — Артуром. Хотя на сей раз с Россией воевала не европейская коалиция, но второстепенное азиатское государство, только добивающееся вступления в избранный круг великих держав, русская армия и флот вновь оказались инфраструктурно и технически не подготовленными к войне, а русская дипломатия не смогла удовлетворительно решить ни одной из поставленных перед ней задач.

Русско–японская война обошлась России гораздо дороже, нежели Крымская. В стране резко усилились революционные настроения. Были потеряны важнейшие позиции на Дальнем Востоке. Пошатнулся престиж страны как военной державы, что немедленно поставило под сомнение финансовое и экономическое процветание Империи. И главное, единственная серьезная попытка России перейти от материковой стратегии к океанической: создать сильный флот и начать борьбу за Тихий океан — потерпела крушение. В 1905 году Россия потеряла шансы когда–либо иметь сильный военный флот, а с ним — развитое коммерческое судоходство и долю в мировой торговле.

«Мировой кризис»

Первая Мировая война 1914–1918 гг. убедительно демонстрирует и сильнейшие, и слабейшие черты русской военной машины. После Порт — Артурской и Цусимской катастроф в армии и флоте был наведен относительный порядок, выстроена стройная система мобилизации и развертывания войск и относительно работоспособная система их снабжения. В целом была решена кадровая проблема, офицеры и генералы в значительной своей массе имели свежий боевой опыт. Вместе с тем русская дивизия была «перегружена» батальонами (16 против 12 в германской армии), что при недостатке артиллерии неизменно приводило к излишним потерям[305].

Россия вступила в войну, имея адекватный план боевых действий, причем Генеральный штаб удержался от искушения рассматривать войну через призму интересов только своего фронта[306].

С точки зрения исторической обусловленности русского военного искусства особый интерес представляют два сражения Великой войны — Галиция и Саракамыш.

В Галицийской операции русское командование попалось на чужую стратегическую разработку. Весь план «А» войны с Австро — Венгрией был построен на допущении, согласно которому противник сохранит план развертывания, известный русскому командованию. В действительности фельдмаршал Конрад сдвинул сосредоточение войск на 100 километров к западу, вследствие чего обходящее северное крыло русских войск само попало под фланговый удар. В ходе ожесточенного Люблин — Холмского сражения 4‑я и 5‑я армий Юго — Западного фронта потерпели тяжелое поражение, однако австрийское наступление развивалось крайне медленно ввиду традиционной стойкости русских войск в обороне. Особенно выделяется операция 19‑го армейского корпуса, который, будучи практически окружен превосходящими силами австрийцев, сумел за счет маневра артиллерией нанести противнику тяжелое поражение и восстановить свою связь с 5‑й армией.

В результате русскому командованию удалось выиграть на Люблинском направлении столько темпов, сколько потребовалось для того, чтобы решить в свою пользу Галич — Львовскую операцию 3‑й и 8‑й русских армий против 3‑й и 2‑й австрийских. К первым числам сентября 1914 года сложилось неустойчивое равновесие: обе стороны достигли успехов на своем левом фланге. Однако события на юге развивались быстрее и острее, нежели на севере. В этих условиях Конрад перебросил на Львовское направление 4‑ю армию и начал контрнаступление в общем направлении на Львов. Великий князь Николай Николаевич полностью положился на способность 8‑й армии сдерживать противника и, сконцентрировав подвозимые по мобилизации резервы на крайнем правом фланге сражения, неожиданно для противника возобновил Люблин — Холмскую операцию.

Сражение завершилось отходом австрийской армии за реку Сан и ознаменовало собой конец Австро — Венгерской империи. Фельдмаршал Конрад потерял 325 000 человек, в том числе практически 100 000 пленными, и 400 орудий. Более половины этих потерь пришлось на завершающий период операции. Русские потеряли 230 000 человек и 94 орудия, причем основная доля потерь пришлась на первый этап сражения.

Еще более показательным было сражение под Саракамышем зимой 1914/15 года. Вновь русское командование пропустило момент перехода противника в наступление с решительными целями. Энвер–паша, искусно сосредоточив свои войска зимой на Кавказском фронте, нанес неожиданный удар, имея целью захватить город и станцию Саракамыш, через которую проходили все коммуникации русской армии. Потеряв Саракамыш, армия была бы оттеснена к впадине Аракса, что означало бы в условиях снежной и холодной зимы ее полное физическое уничтожение.

Уяснив всю опасность наступления противника, исполняющий обязанности командующего Кавказской армией[307] генерал Мышлаевский отдал приказ об общем отступлении и, поручив оборону Саракамыша случайно оказавшемуся на этой станции полковнику Букретову, бежал в Тифлис.

Хотя русские войска и были лишены единого командования, генералу Юденичу[308] удалось организовать переброску войск к Саракамышу, а полковник Букретов, приняв под командование две дружины ополчения и двести выпускников школы прапорщиков, организовал оборону Саракамыша от двух турецких армейских корпусов. Приказ об отступлении Юденич отменил (хотя не имел на это полномочий): «Если мы будем отступать, то в конечном итоге будем разбиты обязательно; если мы будем вести решительный бой до конца, то можем или быть разбиты, или победить; т. е. в первом случае результат будет обязательно отрицательный; втором может быть и положительный».

Букретов со своей сводной ополченской командой удерживал Саракамыш в течение трех критических суток, потом подошли подкрепления, и неизбежный разгром превратился для русских в громкую победу. Два турецких корпуса замерзли в снегу, их командование попало в плен. Третья турецкая армия прекратила свое существование как реальная боевая сила.

Русская инфраструктурная революция

Яркие победы, одержанные русской армией в Первой Мировой войне, не принесли стратегического успеха. Россия вновь оказалась перед необходимостью радикальной перестройки своей военной и экономической системы, что, прежде всего, требовало создания новой инфраструктуры.