СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ - Люда и Игорь Тимуриды

Я вдруг почему-то поняла, что без нее жизнь мне потеряет половину смысла, ибо как-то вдруг поняла, что выигрывала миллион и сражалась и в значительной мере и для нее, зная, что она меня ждет и мне надо отвечать и за нее.

Чудесный итог – я подняла глаза к небу и истерически страшно засмеялась – Принцесса скорей всего мертва, сестра Юля в реанимации и скорей всего убита, учительница Ольга Ивановна в реанимации и скорей всего умерла, подруга Оля под завалом разрушенного дома и скорей всего...

Я не знаю, сколько я так просмеялась, пока не очнулась от руки, положенной на плечо. Невольно я опустила глаза. Возле меня стоял невысокий пожилой сухонький старичок, одетый в рясу. Против воли я оглянулась – сбоку в темноте угадывалась церковь.

- Вам плохо? – ласково спросил он.

- Плохо? Мне?!? – сквозь спазмы убийственного невеселого черного хохота и слез спросила я. – Нет, я в отличной боевой форме... – ответила я, не переставая ужасно то ли смеяться, то ли рыдать. А потом взяла и разревелась просто отчаянно.

- У вас кого-то убили? – осторожно спросил он, утешая меня.

- Убили... – непонимающе повторила я. Я ничего сейчас не понимала. – Нет! – я потрясла головой. – Вроде никого не убили...

Я только сейчас поняла, что никого не видела из них мертвым, и этот вопрос старика наполнился удивительным для меня смыслом.

- Нет, я никого из них не видела мертвым, – удивленно сказала я, – просто, когда я оставила их, у них не было возможности остаться в живых...

- Тогда помолись о них, дитя, – тихо проговорил он, не обращая внимания на мой невеселый смех. У меня было такое впечатление, словно от его сердца жгло меня тепло, отчего в сердце было теплее.

- Ах, дедушка, если я буду молиться, я не смогу тогда стрелять, – подумала я, понимая, что это так.

- Разве это плохо? – непонятно к чему вслух спросил он.

- Чего ж тут хорошего, что меня убьют, – печально сказала я, – разве самоубийство это хорошо?

- А ты помолись за родных, – ласково, как ребенку, сказал он мне, погладив по головке. – Человек сильный и чистый может привести в действие божественную силу, пробившись до нее через тьму мирского мира, и тогда божественная сила, прорвавшись к нам, направленная тобой, может спасти ближнего...

Может я слишком сегодня устала, а может всегда была доверчива, и потому я послушно взмолилась о спасении маленькой Принцессы. Что было легко, ибо только о ней я и думала. Трудно молиться, когда думаешь о себе, и легко, когда тревожишься и думаешь за других... – еще подумалось мне. Когда я поняла, что мысль о стрельбе и невозможности молиться возникла потому, что я думала о себе. Мысль о себе, вернее, когда ты сосредоточена чувством на себе, делает невозможной искреннюю молитву. Забыв о себе, забыв обо всем, я молилась о спасении Принцессы, Оли, Юли, и о спасении Земли Русской... О моей маленькой принцессе, найденной так неожиданно, и жить без которой я уже не могла... О моей беспутной сестренке-близнеце, о которой я так много думала в детстве, и все боялась, что она меня тогда бросит и не будет со мной играть, ибо многие дети меня бросали и боялись. И которая, как оказалась, всю жизнь думала неотрывно обо мне... О нежданно обретенной подруге, которую я так боялась потерять... О бойцах белобрысого, с которыми я успела сжиться за ничтожное время так, как это бывает только с прошедшими вместе бои и смертельную опасность и разведку... О самом их странном командире, ведущем себя так, будто я его дочка... О пане президенте... Но больше всего мне хотелось почему-то молиться о Спасении России и о великом духовном пути моей будущей Русской Духовной Федерации... Я стояла на коленях перед иконой, и, сложив ручки на груди, молила, забывшись о всех ведомых и неведомых в пределах земли моей, грешных и безгрешных...

Когда мне на плечо легла рука, я не сразу даже поняла, что случилось, кто это и где я нахожусь.

- Получилось? – тихо спросил старый батюшка.

Я покачала головой.

- Нет... Скажите отче, – печально спросила я, – почему больше всего мне хочется молиться о Спасении Земли Русской?

- Широкая у тебя душа, дитя... Да и военная ты немного, не правда ли? – вздохнув, ответил он. – А им, как и государственным деятелям, коли сердце чисто, судьбой назначено о стране своей думать, особенно в такой момент смуты, они первыми под нож идут и мучаются ее судьбой... Не бойся, дитя – некоторым самой судьбой написано о всех заботиться, будто мать о единственном ребенке. Богом им это назначено, свыше, Служить народу Русскому ...

Я встала с колен.

- Машину я твою загнал под навес, – вдруг сказал батюшка, – лихие люди там ездят, сердцем чую – лихие... И вооружение твое я сохранил, негоже с ним в храм входить... – с этими словами он подал мне пистолет, который я, очевидно, засунула в одежду с собой, когда шла в храм. Странное дело, я не помнила, как в него вошла.

Увидев пистолет, я отчаянно смутилась.

- Не смущайся дитя... Я тоже через войну с фрицем прошел, запах пороха уловить сумею, не только крестом его святил, прости Господь мою грешную душу... Целые эшелоны под откос пускал, упокой фрицев Господи...

Я не выдержала и скрыла рукой мелькнувшую улыбку, представив священника с миной, заслонив рот ладошкой, чтоб ненароком не обидеть старика...

- А правда ли сказывали люди, что командиром отряда, принявшего безнадежный самоубийственный бой в ситуации против бесконечно превосходящих сил противника, когда не было никакой надежды на успех, и тем спасшего всех, – неожиданно спросил меня он, – была женщина?

Я отчаянно покраснела.

А потом сжала губы так, что они побелели и обозначились складки лица.

- Их уже, наверное, никого нет в живых... – тяжело сказала я. – Причем по моей вине. Я оставила их, в том числе и моих друзей, ибо мне надо было сделать одно дело; а потом, они могли убить меня по приказу прямого начальства, и я не могла верить им и никому. Дом, где я их бросила, накрыла через минуту крылатая ракета, наведенная на мой радиотелефон, намеренно там брошенный мной включенным после разговора с их начальником... – я криво и покаянно улыбнулась. – Вот так, я еще и убийца, ибо единственным шансом спасти их от сотен машин, когда они не последовали за мной, было завалить их в подвале рухнувшего дома, если они не вырвались за мной, чтоб до них и сам дьявол сегодня не добрался... Я слишком вольно сегодня распоряжалась судьбами людей, зная, что в случае ошибки их ждет судьба еще хуже, чем гибель... Я слишком часто играла ими, зная, что лучшее, что я для них выбрала – возможно смерть...

По улицам носились машины.

Старик ошарашено молчал.

- Ах, глупая ты и маленькая чебурашка, – неожиданно как-то по-отечески тихо и ласково сказал он, растрепав ладонью мои волосы. – Глаза вырвал бы тому, кто втянул тебя в эту военную игру, такую девчонку.

- Я просто глупая, а не маленькая, вы просто не знаете! – чуть не со слезами отчаянно и зло выкрикнула я.

Мне показалось, что он прошептал, что я и маленькая и глупая одновременно.

Я же услышала, как чьи-то люди методично проверяют уже соседний дом, возле него остановились военные машины. Мгновение, и я была уже в машине. Хорошо, хоть мотор у нее работал тихо.

- Смотри сюда дочка... – тихо сказал старик, вынимая из кармана рисунок. – Это план дворов, как ими выехать отсюда, не выезжая на дорогу.

Я посмотрела, оценила, поблагодарила.

Местные кошки еще никогда не видели настоящего ралли...

Глава 45.

Я металась. Машина металась по улицам и визжала вместе с моей мятежной душой. Мне нигде не было успокоения. Наконец, я напрямик, наплевав на все, рванула к тому месту, где нашла Принцессу. Я не могла больше терпеть. Убейте меня, но я больше не могла вынести, как неизвестность о ее судьбе убивает меня изнутри.

Затормозив так, что чуть не нырнула головой в стекло, я пулей ворвалась в тот подъезд, возле которого встретила маленькую девчонку.

- Простите, вы не скажете... – увидела я человека в открывшейся на шум двери.

- Нет! – человек быстро захлопнул дверь.

Я в бешенстве ударила ногой в замок. Дверь ударилась о противоположную сторону.

- Простите, вы не скажете?

- Все скажу... – заорал человек, падая на колени. – Все скажу, только напишите, что говорить, любого оговорю в суде...

Я плюнула и вышла.

Увидев испуганно выглядывающую бабушку, испуганно спускающуюся с визжащей от переполнения то эмоциями, то ли чем-то иным болонкой, ибо ее явно не выводили весь день, я повела себя дипломатически.

- Где живет здесь чудесная, хорошая маленькая девочка, – взмолилась я, – скажите, пожалуйста, она такая, хрупкая, вся воздушная и эфирная, одухотворенная, лет полутора с половиной, – я взволновано долго описывала ее всю, – с громадными глазами маленькая фея? Нет, принцесса!

- Такой нет! – категорично ответила старуха, захлопывая дверь. Но я подставила ногу.

Внезапно меня озарило.

- А где живет наглое, хамское, невоспитанное чудовище...