Небеса нашей нежности - Анна Велозо

Они молча направились к выходу с кладбища. На улице их ждал роскошный лимузин с шофером.

Вскоре они приехали в центр города, в кафе «А Бразилейра». Каро уже бывала здесь, когда в прошлый раз приезжала в Лиссабон. Заведение отличалось экстравагантностью, и тут можно было насладиться превосходными пирожками, пирогами, тортами и чудесным кофе, о котором в Бразилии оставалось только мечтать.

– A brasileira, – сказал дон Леопольдо. – Это значит «из Бразилии». Так я ее иногда называл. Вашу бабушку. Она всякий раз злилась.

Каро рассмеялась.

– Да, она всегда считала себя истинной гражданкой Португалии.

Дон Леопольдо поделился еще множеством невинных подробностей своей дружбы с доньей Альмой, из которых, слово за слово, складывалась единая картина привязанности и родства.

И только покончив со сладостями, дон Леопольдо перешел к теме наследства. Каро было неприятно говорить об этом, словно это что-то неприличное: ей хотелось узнать об отношениях доньи Альмы и этого изысканного сеньора, но, конечно же, ее интересовало и наследство. Ей было трудно обсуждать личные переживания и бюрократические вопросы, поскольку она боялась показаться жадной или задеть чувства этого мужчины.

– Я не только был другом доньи Альмы, но и ее адвокатом, поэтому сейчас я занимаюсь оформлением наследства. Мы можем говорить об этом без всякой сентиментальности.

Дон Леопольдо перечислил все, что донья Альма оставила внучке: недвижимость, дорогую коллекцию монет, антикварное серебро, картины эпохи барокко и мебель в стиле рококо. Каро была потрясена. Это же целое состояние!

– Часть этого, – говорил дон Леопольдо, – она приобрела на деньги, которые ей переводила ее дочь, донья Виктория. Ее содержание было очень щедрым, а донья Альма жила скромно. Кое-что она получила в подарок от меня, и я рад, что теперь все это перейдет в ваше распоряжение. Лучшего я и представить себе не мог.

Несколько дней спустя Каро отправилась на поезде в Париж. Она договорилась с доном Леопольдо, чтобы он продал ценные вещи и всю недвижимость – кроме летнего домика в Синтре – и перевел деньги за вычетом всех расходов на ее счет в Париже. Правда, этот счет еще предстояло открыть. Кое-что Каро взяла с собой на память о бабушке, в том числе украшения и очень красивый миниатюрный портрет доньи Альмы в молодости. Действительно, внешнее сходство доньи Альмы, доньи Виктории и Аны Каролины казалось поразительным, вот только глаза у них были разного цвета: карие у бабушки, голубые у матери и зеленые у нее самой. «Ну, хоть что-то, – подумала Каро. – Страшно было бы осознать, что ты не личность, которой себя считаешь, а всего лишь копия твоих предков».

Когда после невероятно скучного путешествия она наконец-то прибыла на Лионский вокзал на юге Парижа, эти мысли ее уже не занимали. В этом и состояло преимущество долгих странствий – они позволяли избавиться от душевных терзаний.

Ее маленький сын, невзирая на трехдневную поездку в купе с мамой и няней, пребывал в отличном расположении духа. Как, впрочем, и сама Ана Каролина. Она радовалась Парижу, предвкушая встречу с Марией и Морисом, тетей Жоаной и дядей Максом. Радовалась будущему. Да, будущее сулило как хорошее, так и плохое, но сейчас Каро мыслила позитивно. Какое многообещающе новое начало!

Вся семья пришла встречать ее на вокзал. Каждый посчитал своим долгом обнять и поцеловать маленького Альфредо, и они тискали малыша до тех пор, пока он не разревелся, тем самым пресекая все попытки приласкать его. Няня метнулась к ребенку, чтобы успокоить его, но Каро ее опередила. Она сама не знала, поступает ли так из чувства материнской любви или потому, что все на нее смотрят и она хочет лишь притвориться хорошей матерью. Как бы то ни было, малыш замолчал в тот самый момент, когда она взяла его на руки. Каро чуть не расплакалась от облегчения и радости. Может быть, она не такая уж и плохая мать? Альфрединьо чувствовал себя с ней в безопасности, и безграничное доверие ребенка вызвало в ней и гордость, и угрызения совести.

– Сам Господь залюбовался бы вами! – воскликнула тетя Жоана.

– Да уж, как Мадонна с Иисусиком на руках, – проворчала Мария.

У них с Морисом еще не было детей, и она уже начала беспокоиться по этому поводу.

– Пойдемте? – спросила Каро.

У нее болели руки – она не привыкла носить Альфрединьо, к тому же ей надоело стоять на продуваемом всеми ветрами перроне, где на нее глазела родня.

– Очень хочется наконец-то принять горячую ванную и отогреться.

Каро села в автомобиль с Морисом и Марией, а няня осталась с Жоаной и Максом. Каро подумала, что так они могли бы и поселиться: она у своей кузины и ее мужа, а сын с няней – у тети Жоаны. И все были бы довольны, поскольку Мария, как и сама Каро, не любила детский плач, а тетя Жоана глаз не спускала бы с малыша. Но поскольку квартира Марии и Мориса намного меньше, то Каро с ребенком и baba придется жить у тети и дяди: там им выделили не только гостевую спальню, но и огромную комнату Марии, ведь та уже покинула родной дом. Каро утешала себя тем, что сестренка живет неподалеку, всего в двух кварталах от родителей, и всегда сможет зайти в гости.

Еще Каро нравилось, что тут никто не смотрел на нее с осуждением, как в семьях ее братьев. Все воспринимали ситуацию такой, как она есть, и не пытались наказывать Каро или ее ребенка за непристойность. И все же нужно было обсудить эту тему, чтобы избежать возможных недоразумений в будущем. За обедом Каро сказала:

– В Париже я буду выдавать себя за вдову. Если бы Антонио хватило времени и он женился на мне, я бы ею и была. Я хочу попросить вас придерживаться с посторонними этой версии.

Все с серьезным видом кивнули, а Мария торжественно поклялась за всю семью, что они так и поступят.

– Но как тебя называть? Говорить, что ты вдова Карвальо? Или все же Кастро да Сильва?

Об этом Каро не подумала. Но почему-то ей показалось неправильным принимать имя своего возлюбленного. Она не привыкла к этой фамилии – и кто-то может назвать ее так, а она не откликнется.

– Я прошу называть меня так же, как и всегда, только на французский манер: Каро да Сильва.

– Каро Кастро звучит как творческий псевдоним, – заметила Мария, переводя разговор на свою любимую тему.

Она некоторое время развлекала родню сплетнями о знаменитостях и их псевдонимах. Мария все знала об их косметических ухищрениях и попытках скрыть настоящий возраст, а остальные были рады уклониться от щекотливой темы.

С тех пор прошло несколько недель. За это время Каро открыла банковский счет, что оказалось не так просто для женщины, но она справилась. Получив первый перевод от дона Леопольдо, она сняла отдельную квартиру – отличное жилье с пятью комнатами на улице Фобур-Сент-Оноре.

Это была ее первая собственная квартира, в которой она могла делать все, что угодно. Могла обставить ее по своему вкусу. Впервые в жизни она чувствовала себя свободной. И это стало новым для нее ощущением.

Оказалось, она правильно поступила, что взяла с собой няню из Бразилии. Во-первых, тут услуги няни стоили намного дороже, а во-вторых, baba говорила с малышом по-португальски. Сама Каро проводила мало времени со своим сыном и, хотя сейчас испытывала к нему более сильные чувства, чем пару месяцев назад, она все еще не знала, что с ним делать. Без няньки, говорящей на португальском, мальчик рано или поздно забыл бы родной язык и вырос бы только со знанием французского.

Каро ожила в Париже. Пять лет прошло с тех пор, как она была тут в последний раз. И за эти пять лет она постарела на десять, так ей казалось. Столь многое случилось за это время… Она встретила и потеряла любовь всей своей жизни, стала матерью… Но – и теперь Каро вновь почувствовала это – она еще молода. Ей всего двадцать пять, и вся жизнь лежит перед нею.

С неиссякаемым рвением она наверстывала то, что упустила за последние двадцать месяцев. Вела ночной образ жизни, ела вкусную пищу, общалась с разными знакомыми, наряжалась и не жалела денег на новые туфли, сумочки и платья. В Париже это было несложно – обилие магазинов, кафе, ресторанов и ночных клубов поражало воображение. «Целой жизни не хватит, чтобы пресытиться этим городом», – думала Ана Каролина.

Нравилось ей и звать к себе гостей – как старых, так и новых знакомых. Она устраивала чудесные приемы, и вскоре выражение «визит к вдове из Рио» стало означать в Париже «отличное времяпрепровождение». Тут ей не приходилось прятать малыша Альфрединьо, и Каро носила ребенка на руках, вызывая этим всеобщий восторг – «какая богемная молодая мамочка!»

Малыша все воспринимали как красивый аксессуар, но его это, похоже, не смущало. Он был веселым ребенком и любил сидеть на руках у посторонних, позволяя себя ласкать. Гости были неизменно очарованы им, и чем больше Каро это осознавала, тем больше радовалась материнству. Она не обижалась на кроху, когда он хватался за все подряд грязными ручонками. Ана Каролина с восторгом наблюдала, как он топает по квартире, переваливаясь с ноги на ногу и не пугаясь падений – ведь подгузники смягчали удар. Она смеялась до слез, глядя, как он «прячется», например, прикрывая глаза ладонью или набрасывая на голову полотенце. А Альфредо, всякий раз увидев мать, радостно вскрикивал, будто очень-очень по ней соскучился. Он действительно был очень милым, ее малыш. И только за едой Каро иногда выходила из себя, когда Альфрединьо шлепал ладонями по каше, радуясь летящим во все стороны брызгам. К счастью, ей не приходилось заниматься повседневным уходом за ребенком, кормлением или сменой пеленок, поэтому она наслаждалась моментами счастья.