Серая радуга (СИ) - Кисель Елена Владимировна

— Местный богоборец, — вздохнул Ковальски. — Этого не хватало. Что, стало быть, ещё одна причина войны? Вопрос веры?

— Вопрос веры, Макс. Многие, особенно люди, жизнь которых коротка, вслед за Холдоном поверили, что… если на той стороне нет ничего — значит, следует продлить свой век на этой. И он обещал им, что, обретя власть, поделится с ними секретами вечной юности… что век людей станет равен веку магов, а маги будут жить, сколько угодно — черпая силы из колдовских предметов. Говорят даже, что он пообещал высшей нежити… что им не придётся пить кровь и существовать за счет людей и «живой» магии. И, если за радугой нет ничего — разве это не значит, что можно творить всё, что угодно для достижения целей? Перед боем с каждым из королей Холдон повторял эту фразу, а они отвечали по-разному или не отвечали…

— И только один из них сказал «Во имя…!» — прошептала Фелла. На лице у нее было привычная до боли мина благоговения, она там возникала, едва лишь речь заходила о Солнечном Витязе. — Мечтатель, откуда ты…

— Я не был на Альтау, Фелла, но я веду прошловедение, — смиренно напомнил директор. — Понимаешь, Макс… все эти три тысячи лет Магистрат истово верил, что сторонники Холдона повержены все до единого, а его девиз утратил всякую привлекательность.

— Магистрат верил?.. — подхватилась возмущенная Бестия. — Не лучше ли сказать, что так оно и есть, и…

— Фелла, я считаю несколько иначе, — на лице Мечтателя отражалась неизменная поэтическая задумчивость, но перебивать он себя не давал. — И после Альтау были те, кого увлекали подобные идеи. Гекарис… отдельные фанатики… Но опасность даже не в этом. Сеча Альтау невольно повернула Целестию к новому идеалу…

— Витязя.

— Воина, Фелла, воина. Воинская доблесть начала цениться превыше всего, и увлечение ей не могло не привести к отторжению духовных идеалов предков…

Глаза в полоток закатила даже Дара. Опять он об этих идеалах, будь они неладны!

— Мечтатель. Ты, со своими теориями всеобщего упадка…

— Разве не Витязь сейчас эталон для подражания? — с пророческой страстью спросил Мечтатель. — Но какие его черты? Магические умения, которые он приобрел на несколько часов, меч, который он сковал из воздуха, эти мелкие фокусы, которые…

— Мелкие фокусы? — Фелла, которая только-только успокоилась и села, опять вскочила на ноги. — Ты, артемаг-недоучка, непонятно как угодивший на свое место, смеешь так отзываться о…

— Что? Всеобщем историческом спасителе? — может, директору было обидно за Целестию, а может, это была просто ревность, но бледно-голубые глаза зажглись, а щеки расцветил румянец. — Фелла, мне иногда кажется, что даже ты не помнишь, за что именно он сражался!

— А этого никто не помнит, — подсказала Дара. — Он только сказал «Во имя…», а что это обозначает — так пояснить и не успел. Или было как-то иначе?

Фелла сверкнула льдом в своих немигающих глазах, Мечтатель надрывно вздохнул, как бы говоря: «Да ведь всё равно ведь не поймете!»

— Молодой человек, — не спеша проговорил Ковальски, обращаясь к Кристо, — по-моему, мы лишние на этом празднике влюбленных в историю, — перед «в историю» он создал эффектную паузу. — Как насчет какого-нибудь дела часа на два, пока они вернутся к сути беседы?

— А-а, почему бы и нет. Можно на два, а можно и на полсуток.

Вот такая интеллектуальная выкладка со стороны Кристо всех быстро разняла, пристыдила и по местам расставила. Фелла перестала примериваться к шее директора, Дара прекратила с тем же видом таращиться на завуча, Мечтатель опомнился и убрал с лица пророческое вдохновение.

— Я только хотел сказать, что едва ли поцелуйша могла это произнести случайно, и если она действительно послана кем-то из последователей Холдона… это… это…

— Катастрофа, — отрубила Фелла. — Если прибавить тот знак — знак его щита…

— И приплюсовать к тому фразу поцелуйши насчет того, что я не знаю, кому перешел дорогу?

— Иномирец! Почему ты сразу не сообщил нам всего этого?

— Кто ж знал, что нужно в деталях пересказывать вам болтовню нежити, — пробормотал Макс. Он досадовал и на себя, и на остальных — за компанию.

Кристо пока был наименее заинтересованным лицом во всей этой сцене. Во-первых, местность вокруг изобиловала вкусной едой. Во-вторых, он никогда в жизни не интересовался катастрофами, которые происходят в родной стране — ну, конечно, пока они прямо не касались его драгоценной тушки. Наконец, его мозг не очень-то был приспособлен — вмещать такое количество информации. Может, еще выводы прикажете делать? Ага, нет уж, спасибо, а то не успеешь оглянуться — на башке парик, в руках свирелька, и ты читаешь Фелле Бестии элегии под луной.

Потому Кристо просто пялился на собеседников с таким озадаченным видом, что Дара наконец не выдержала и сформулировала:

— Пока что Семицветник был уверен, что имеет дело с какими-то бунтарями вроде контрабандистов. Магистры считали, что Арктурос возродили те, кому он нужен для какой-то своей цели — власти, денег… Но если в стране еще остались сторонники Холдона, то есть, самого Холдона — то ты хоть представляешь, какие у них могут быть цели?

— Как у Холдона, что ль? — немного подумав, спросил Кристо. Увидел, как побелела Бестия, и понял, что попал в точку.

Завуч отрывисто и тяжело дышала и, кажется, даже не думала о том, что вроде бы проявила слабость при своих подчиненных.

— Откуда они вылезли? — как бы про себя пробормотала она. — Три тысячи лет… ни одного известия… местные войны… торговля, профессии, вражда магов и людей… Да, были фанатики, вроде Гекарис… Гекаты — точно так же искавшие вечности и заигрывавшие с нежитью. Но три тысячи лет мы не слышали этого. «Бессмертия нет»…

— Или боялись услышать, — едва слышно добавил Экстер. Похоже было, что он разговаривает сам с собой или с кружкой кофе в руках у Макса. — Вернее сказать: мы боялись прислушаться и обнаружить отзвуки девиза Холдона в крови наших детей, воспитанных на Песни о Витязе. Боялись вглядеться и увидеть его лик в наемниках, разбойниках и торговцах, во всех, кто хочет прожить жизнь за чужой счет. Это никуда не уходило, Фелла. Это было растворено в воздухе, и в этом великая беда Сечи Альтау: Витязь смог только отрубить гадине голову. Он не смог исцелить своим поступком тех, кто был уже отравлен ядом речей Холдона. Может быть, это решалось не в бою. Этот яд действовал многие годы исподволь, оскверняя край, который задумывался, как мирный. Войны… разбойники… контрабанда… желание жить лучше остальных… всё, что явилось при Холдоне, расцвело после Сечи стократ, и вина Витязя в том, что он не смог найти другой путь, кроме меча, а вина остальных в том, что за три тысячи лет никто и не попытался…

Бестия выходила из себя медленно. Первые фразы она стоически претерпела. Потом закатила глаза и зашевелила губами, перебирая ругательства. Наконец стиснула пальцы на рукояти серпа, шагнула вперед и яростно раскрыла рот, чтобы навсегда пояснить, что сделал Витязь и чего стоит по сравнению с ним один директор артефактория… но дзынькнуло разбитое стекло, и что-то цветное с хриплым криком шлепнулось на пол комнаты.

— Птица, — удивленно отметил Экстер, которого счастливая звезда уберегла от расправы.

Птица — попугай породы «скоростной целестийский радужник», жалобно закряхтела с пола. Кристо поднял ее и встряхнул, рассматривая с интересом. По колечку на лапе было видно — посланник принадлежит к Ведомству Воздуха, из тех, которые выращиваются особым образом и понимают человеческую речь. Видно, прислали с письмом.

— В первый раз вижу, чтоб они через окно вламывались, — заметил Кристо подавленно, поворачивая попугая перед глазами.

— Сррррочно, — хрипло вылетело из горла у птицы. Отвечает — стало быть, совсем элита, почта из Семицветника. — Дирр-р-р-ректору…

Даже Мечтателя стукнуло странностью этого сообщения.

— Они не воспользовались зеркалом или хруслальным шаром? — пробормотал он, принимая посланца и отвязывая от его ноги плотно увязанный свиток.