Приют на свалке - Алена Даркина

Письмо муж составил короткое:

"Господин генерал, мы знакомы, но я пока не хочу называть свое имя. Обращаюсь к вам с надеждой, что в память о старой дружбе вы поможете мне. В моих руках случайно оказались документы, необходимые Лондону. Я согласен вернуть их, если мне и моей семье гарантируют неприкосновенность. Если вы согласны быть посредником в этом деле, оставьте письмо завтра до 13.00 в магазине продавцу хлеба Бурдачеву. Пусть он отдаст его тому, кто заплатит за булки в два раза больше, чем положено".

Йорген свернул бумагу и положил в карман.

"Почему именно этот продавец?" — написала Ева на наладоннике.

"Все равно кому передать", — написал он, а про себя подумал: "Если Оверсон захочет меня предать, не спасет никакая конспирация". Получив записку, полиция вычислит Йоргена в течение пяти минут. Не так много соратников у генерала, которые находятся под подозрением, но другого выхода, кроме как довериться Оверсону, он не находил.

Йорген стер переписку на наладоннике. Ему казалось, он придумал неплохой выход, чтобы выяснить, согласен Оверсон помочь или нет. У генерала кабинет на этаже +1, откуда охотники выходят на свалку. Там присутствие Йоргена естественно, но он должен передать записку лично в руки, иначе ее может прочесть кто-то еще. Он долго думал, как подстраховаться. В кабинет пробраться не удастся.

Тут он сообразил, что на лестнице с первого по третий этаж, обычно бегают мальчишки. Школа для детей начальной ступени на этаже +3, а для среднего звена этажом выше. Обязательно находятся те, кто то и дело, будто случайно спускается ниже, чтобы хоть одним глазком посмотреть на героев города — охотников. Он сам когда-то так же бегал смотреть в Нью-Йорке. Что если попробовать передать записку через одного из них? Генерал-лейтенант Оверсон ровно в час поднимается домой на обед. Уроки в школе заканчиваются чуть раньше, но если за банку еды уговорить кого-нибудь подкараулить генерала… "А если обманет? Возьмет еду, а записку не передаст?" Йорген потер виски. Ева напряженно наблюдала за ним. "Если не передаст, — ответил он сам себе, — я ничего не теряю. В полицию же не побежит он с этой бумажкой. Но у нас появляется хоть маленький шанс", — он посмотрел на часы. До окончания школьных занятий оставалось три с половиной часа.

"Ты все продумал?" — снова написала Ева.

"Да, — подтвердил он. — Надеюсь, у меня получится"

Понедельник. Приют

Похоронное служение проходило в полной тишине. Обычно от погибших не оставалось ничего: ни праха, ни фотографии… Только имя.

В мастерской, брали одну из алюминиевых банок, найденный на свалке, выпрямляли ее в лист, обрабатывали края. Потом чеканили на ней имя погибшего. Табличку ставили возле стены в спортзале в окружении свечей. Когда начиналось служение, обитатели приюта выстраивались в одну шеренгу: от самого младшего, до самого старшего. Они проходили мимо свечей и алюминиевой таблички, и один за другим на несколько секунд преклоняли колена возле свечей — последняя почесть тем, кто погиб, чтобы накормить приют. Последним подходил майор. После преклонения колен он брал табличку с именем и свечу и относил в комнату Памяти. Туда, где хранились имена погибших.

Сегодня похоронное служение несколько изменилось. Вначале к майору подошел Славик.

— Я не приду, — коротко сообщил он, не глядя в глаза Марку.

Тот лишь кивнул, не стал расспрашивать. Зверев ушел в свою комнату на пятом этаже, но и там метался в четырех стенах, не находя себе места. Эти дни, он старался не думать об Александре, но сейчас, когда внизу проходили похороны, он не мог не думать о ней. Снова невыносимо захотелось умереть. Он попытался открыть окно на свалку, стучал по нему, тянул на себя — окна и в приюте и в городе закрыты так герметично, что даже если захочешь, не так просто их открыть. Разбить и то надо приложить немалые усилия. Но Славик решил попробовать, он взял табуретку и ударил ей по окну. Пластик разлетелся в разные стороны, а на стекле не осталось и следа. Здесь не то стекло, что они находят на свалке — такое хрупкое, что даже на стол класть следует бережно. Оконное стекло намного прочнее, но неужели он не справится? Славик схватил кусок пластика и снова ударил в стекло. Результатов не увидел, но продолжал колотить, просто чтобы дать выход переполнявшим чувствам.

В дверь постучали и сразу открыли.

— Марк! — воскликнул Зверев, отбрасывая пластик. С ладони стекала кровь, но он не чувствовал боли, даже не заметил, как поранился.

Левицкий подошел ближе, прижал его голову к своему плечу.

— Я не могу, Марк! — застонал Славик.

— Ты сможешь, — тихо ответил он. — Водки дать?

— Нет! — Славик вырвался, отвернулся к окну. — Я не понимаю зачем!

— Ты нужен мне здесь. Нужен, понимаешь?

Зверев немного успокоился. Он осознал, что если не считать гибели родителей, это его первая потеря в жизни, а Марк теряет всех уже много лет. Потому и стал таким железным, несгибаемым. Он просто разучился чувствовать. Значит, и ему надо так же? Каждый день снова и снова загружать себя работой, чтобы заглушить боль. Он не хотел такой жизни, но понимал, что если бы Марк после гибели семьи вот так же не справился с собой, вышел на свалку, дал сожрать себя хищникам, то приюта бы сейчас не существовало. Все живы, потому что за них взял ответственность майор. В полной мере они осознали это, когда Левицкий оказался при смерти. Майор нужен приюту. А он, Славик, нужен майору. Бог его знает зачем, но нужен. Вот ведь за Диану он так не переживал.

Он повернулся к Марку.

— Со мной все в порядке.

Левицкий кивнул.

— Тогда пойдем вниз.

— Хорошо.

Когда они вдвоем подошли к спортзалу, похороны уже начались. Они с Левицким пристроились в конце очереди. Славик, не отрываясь, смотрел на таблички, стоящие у стены. Четыре алюминиевые пластинки: Филипп Ле Пан, Бенджамин Кайт, Александра Карангело, Диана Тендхар. Имена тех, кого приют казнил, не сохраняли.

Когда очередь дошла до него, он преклонил, колени лишь на секунду, боясь, что успеет прочитать имя Александры и тогда…

Марк удержал его.

— Подожди, — приказал он.

Славик так и остался стоять спиной к свечам и Левицкому, тоже вставшему на колени перед павшими. Но вскоре майор развернул его и подал табличку с именем Александры. Зверев хотел воспротивиться, но тот твердо вложил пластину в его ладонь. Протянул свечу. Они смотрели друг на друга, потом Славик взял ее. Марк подал знак, подошел Эрик и Дэйл. Левицкий дал им тоже по пластине и свече. Вчетвером они направились к комнате Памяти. Остальные выстроились вдоль стен в коридоре, оставив лишь узкий проход.