Последняя жертва - Джон Маррс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов входная дверь отворилась, и Доминик на какое-то время лишился слов, снова превратившись в тихого маленького мальчика, напуганного яростью матери.
— Как ты меня нашел? — спросила Одри.
— Все, что имеет значение, — я здесь, — ответил он. — То, что я сделал… я знаю, что это неправильно, но я сделал это ради нас.
— Не лги себе, — возразила Одри, окидывая взглядом улицу за его спиной. — Ты сделал это из-за поврежденной психики. Потому что в глубине души ты плохой, сломанный человек.
— Это не так, клянусь тебе. Я просто хочу увидеть нашего малыша. Я и так уже лишился очень многого. Это нечестно.
— Ты — ревнивый манипулятор, и я тебя даже близко к нему не подпущу.
— Я изменился, честное слово, — умолял Доминик. — Просто позволь мне доказать это.
— Нет.
— Ты должна! — закричал он и ударил ладонями по двери — снова и снова.
Неожиданно у него за спиной возникли двое полицейских в форме — женщина и мужчина. Доминик почувствовал облегчение: теперь ему нужно было лишь убедить их в том, что он действует из лучших побуждений, и тогда они уговорят Одри поверить ему.
— Отойдите от двери, — приказала женщина-офицер.
— Я рад, что вы здесь, — сказал Доминик. — Мне нужно, чтобы вы заставили мою невесту позволить мне увидеться с нашим сыном.
— Он мне не жених, и он преследует меня и моего ребенка, — возразила Одри.
— Сэр, я просила вас отойти назад. И не буду повторять дважды, — произнесла женщина суровым тоном.
— Я не сделаю ей ничего плохого, не сделаю ничего плохого никому из них.
— Он уже вел себя со мной агрессивно в прошлом, — вмешалась Одри. — Он сломал мне запястье и слал мне угрожающие сообщения. Я могу показать вам. Я сохранила их у себя в телефоне.
— Но я посылал их в гневе, — запротестовал Доминик. — Были и добрые сообщения. Я писал ей, как сильно ее люблю…
Но, взглянув на мрачное лицо женщины-офицера, он сразу понял, чью сторону она приняла. И повернулся к ее напарнику.
— Я просто пытаюсь увидеть своего ребенка. Вы же понимаете, правда?
— Делай, что сказано, приятель, — отозвался тот несколько менее враждебно, чем она.
Доминик беспомощно смотрел, как женщина-офицер провожает Одри до квартиры, где они и задержались на некоторое время. На ее наплечной нашивке красовался номер AI4117, и Доминик запомнил его, намереваясь позже подать жалобу на эту женщину. Он расхаживал туда-сюда и дважды подходил к двери, но полицейский оба раза преграждал ему путь.
— Лучше оставайся здесь, — сказал констебль. — Советую тебе ради твоего собственного блага, понимаешь?
Доминик неохотно кивнул, но потом встревожился, когда Одри появилась снова, неся чемодан. Она даже не стала смотреть на Доминика, а сразу направилась к дороге, где был припаркован ее старый «Мерседес». Женщина-полицейский шла за ней, неся Этьена в детском автокресле. Доминик был загипнотизирован видом своего сына в свете уличных фонарей — белокурые волнистые волосы, закрытые глаза и красный шерстяной кардиган. Ребенка, который мог стереть все плохое, что когда-либо случалось в жизни Доминика, — все принятые им ужасные решения, всех, кто его когда-либо отвергал, — снова уносили прочь.
С него было достаточно. Их больше не должны разлучить. Собрав все силы, Доминик застал мужчину-полицейского врасплох, ударил его локтем в живот и сбил на землю. Потом, воспользовавшись возможностью, бросился к Одри.
— Нет! — закричал он и протянул руки, пытаясь схватить автокресло. — Он мой, отдай мне его!
Женщина-офицер повернулась и попыталась загородить от него ребенка, что еще сильнее разъярило Доминика. Он схватил ее за плечи и развернул к себе так, что кресло ударилось о его ногу. Удар разбудил Этьена, тот сморщился и захныкал.
— Отдай его мне! — повторил Доминик, когда мужчина-офицер зашел ему за спину и схватил Доминика за руку, чтобы заломить ее назад. Но Доминик был слишком быстр; он ударил противника локтем в пах, выведя его из строя. На этот раз удалось одной рукой ухватиться за автокресло и потянуть на себя.
— Уходи! — крикнула Одри, роняя чемодан. — Ты его пугаешь!
— Он мой, — снова сказал Доминик, перекрывая плач Этьена, и дернул кресло сильнее, почти вырвав его из рук женщины-офицера. «Еще один рывок — и готово, — подумал он. — Еще один рывок — и я получу своего сына».
Он не видел предмет, появившийся в руке женщины-полицейского, когда та подняла эту руку на уровень лица, успел лишь заметить струю вещества, выброшенную этим предметом. А к тому времени было слишком поздно заслонять глаза от жгучих брызг. Ослепленный, Доминик выпустил автокресло и закрыл лицо руками. Потом почувствовал, как его ударили чем-то твердым в живот и еще два раза — по ногам, заставив рухнуть на колени.
Он ничего не видел, слышал только, как открылась дверца машины и туда забросили багаж.
— Я пристегну его, — донеслись слова женщины-полицейского, в то время как ее напарник надевал на Доминика наручники.
— Нет, прошу вас, нет, — взмолился Доминик. — Умоляю!
Но в глубине души он уже знал, что битва проиграна. Этьена забрали у него во второй раз.
Он всхлипнул, услышав звук мотора, и в тот момент, когда машина, набирая скорость, умчалась прочь, подъехал другой автомобиль. Доминика вздернули на ноги и втолкнули в кузов полицейского фургона.
В последующие недели Доминик постоянно слонялся вокруг квартиры Одри, ожидая ее возвращения. Она взяла с собой только один чемодан, а этого было явно недостаточно, чтобы вместить все вещи взрослой женщины и ребенка. Наконец он увидел, как из подъезда выходит сосед, и воспользовался этим шансом, чтобы попытаться проникнуть внутрь.
— Ты здесь не живешь, — рявкнул мужчина, значительно превосходивший Доминика ростом и шириной плеч. Он перегородил дверной проем мускулистой рукой.
— Я друг Одри Моро, — ответил Доминик. Мужчина окинул его взглядом. Под правым глазом у него виднелась временная татуировка в виде трех слезинок. — Я проходил мимо и решил узнать, дома ли она.
— Тебе никто не сказал? Извини, приятель, но она
