Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей - Ким Ньюман

— Значит, мы должны убить Мабузе?

— Каким образом, Моран? Он уже сменил маску.

— Вы сказали, что узнаете его в любом обличье.

— Да, узнаю, но для этого надо столкнуться лицом к лицу. А он не покажется мне на глаза, пока не сочтёт нужным.

— Почему же мы вчера его не пристрелили?

Мориарти смерил меня пронзительным взглядом, который напомнил мне взгляд одного аллигатора (я тогда в Новом Орлеане скинул приятеля в реку). Интересно, профессор когда-нибудь научится моргать?

— Моран, я бы поставил на вас, схлестнись вы с Рупертом из Хенцау, хотя он вдвое моложе… Или даже с Ирмой Вап, или с принцессой Занони. Вы одолели бы и боксирующего Артура Раффлса. Но Дочь Дракона? Доктора Никола? Монстра? Всех сразу? Боюсь, перед такой компанией вам не устоять. Именно поэтому я и забрал у вас это… — Профессор протянул мне мой револьвер.

— Мориарти, у вас есть план?

— Несколько.

И он вернулся к завтраку и телеграммам. Меня же терзали сомнения.

IX

Обо всём, что случилось в следующие три месяца, писали в газетах. Нет, разумеется, журналисты не обнаружили никакой связи. Но факты вопиют.

В середине февраля инспектору Люкенсу позвонил по телефону неизвестный и сообщил (с клонтарфским акцентом), что в северной части Лондона готовится ужасающее преступление. Той же ночью на кладбище Кингстед прогремел взрыв, который полностью уничтожил склеп Типикусов. Египетскую аллею усеяли многочисленные трупы и оторванные руки-ноги, их разбирали четыре дня кряду. Особое ирландское подразделение объявило, что «грязные ирландские изуверы» совершили не только акт вандализма, но и убийство: во время взрыва погиб Уолтер Граймс. Газеты запестрели оригинальными заголовками: «На кладбище найден мёртвый человек». Вдова сторожа так и не смогла объяснить, что её муж делал там посреди ночи.

Инцидент причинил немало беспокойства фирме, особенно когда им заинтересовался инспектор Паттерсон из отдела расследований. Среди останков так называемых Типикусов обнаружили парочку хорошо известных голов. Мистер Бульстроуд-старший чуть не схлопотал инфаркт, когда его вызвали в полицию и потребовали объяснить, как умудрился он принять пропавшего бельгийского финансиста Мопертиуса за дядюшку Септимуса. Владелец похоронного бюро изобразил крайнее удивление. Какие-то жалкие обвинения в убийстве пугали его гораздо меньше возможного обыска в особой комнате с книжными шкафами в форме гробов. Развороченный склеп осмотрели те самые учёные из полицейских лабораторий, которыми так успешно запугал своих коллег Мориарти. Выяснилось несколько прелюбопытных фактов: динамит пронесли в склеп в гробах малюток Уилла и Гарри, взрывчатку воспламенило медленно действующее запальное устройство, шедевр технической мысли. В течение нескольких недель кислота разъедала металлическую оболочку, а потом два химических реактива соединились в стеклянной пробирке — и вспыхнуло пламя. Поистине, достойное Мориарти изобретение, но я, разумеется, не стал говорить этого вслух в присутствии профессора.

Чего бы ни добивался неизвестный подрывник, одной цели он достиг наверняка: лондонская полиция устроила очередную облаву на ирландских поэтов и моряков. Подчинённые Люкенса хватали на улицах членов клана Маунтмейнов и швыряли их за решётку. Сам инспектор объявил, что именно непокорённые ирландские республиканцы стоят за историей с квапом, а барон Мопертиус лишь подставное лицо. Паттерсон возразил: мол, глупо тогда со стороны фениев подрывать кладбище и, так сказать, воскрешать позабытое дело барона. Люкенс признал: да, фении не отличаются особым умом. Тогда Паттерсон невинно поинтересовался: зачем в таком случае Скотланд-Ярду тратить столько средств на целый департамент и сражаться с тупоголовыми динамитчиками, которые ради независимости Ирландии подрывают кладбищенских сторожей? Разразилось публичное разбирательство, и я ещё раз уверился, что полиция вряд ли сможет причинить фирме какой-то серьёзный ущерб.

Затем на Кондуит-стрит разразилась эпидемия. Все женщины слегли с одинаковыми симптомами: жуткие красные пятна, понос и рвота, приступы сонливости, длящиеся по двадцать-тридцать часов. Девочки миссис Хэлифакс разом не вышли на работу — пришлось отказывать клиентам. Тех немногих, кто настаивал, провожали в спальню, но при виде распухших и покрытых пятнами filles de joie они мигом ретировались.

Нас посетил мистер Велвет, докторишка, который обыкновенно лечил шлюх от женских хворей. Но эта болезнь оказалась для него загадкой. Врач заявил, что она не венерическая, и предположил аллергию. Ничего полезного не сказал, но тем не менее взял деньги за визит. Зараза подкосила лишь женщин, это его особенно озадачило. Единственным исключением стал Саймон Худышка. Миссис Хэлифакс держала юного содомита для особых случаев: иногда клиенты заказывали двух или трёх девиц одновременно и предпочитали, чтобы среди них затесался симпатичный мальчик.

Бац и Пербрайт притащили несколько девчонок из Южного Лондона (если верить молве, там живут сплошь дикарки с костяными серёжками и татуировками) и поселили их в пустующем доме через дорогу. Новеньким строго-настрого запретили приближаться к нашим больным девицам, но они всё равно подцепили странный недуг. Так рухнули все их надежды найти жениха из Вест-Энда.

Фирма пошла на риск и обратилась за консультацией к Повелителю Загадочных Смертей, хотя при других обстоятельствах зловещего китайца мы бы подозревали в первую очередь. Мандарин — самый лучший в мире специалист по экзотическим ядам, он мигом раскусил загадку. В мыло, которое использовалось для стирки простынь, добавили смесь яда перуанского бумсланга и сока танзанийской пустынной розы. Повелитель Загадочных Смертей в своей немногословной манере выразил недовольство: наш враг воспользовался услугами его собственного заведения. От хозяина китайской прачечной приняли извинения, но всё же расплющили его в собственном гладильном прессе. Разумеется, яд заказал какой-то иностранец.

По всей стране полиция вдруг стала проявлять чудеса работоспособности. Мориарти тщательнейшим образом спланировал для эдинбургских мошенников похищение коллекции неких жутких горных пейзажей (эти картины обожала королева, и за них дали бы неплохой выкуп). Однако шотландцы потерпели фиаско. Они в точности выполнили указания профессора и успешно проникли в нужный дом, но там их поджидала толпа констеблей с дубинками.

В нескольких городах подкупленных полицейских неожиданно понизили в должности, а на их место поставили других. Новички рвались в бой, жаждали бороться с преступностью и, помимо жалованья, имели дополнительные источники дохода.

В Лидсе распалась зарекомендовавшая себя шантажистская контора. Несколько состоятельных господ внезапно исповедались в растратах, неосмотрительности и прочих грехах жёнам, работодателям и даже судьям. Внушительное собрание писем, фотографий и заявлений, собиравшихся в течение десятка лет, мигом обесценилось.

Пяти таможенникам в Дувре, имевшим обыкновение смотреть на всё сквозь пальцы, предложили на выбор уйти в отставку или отправиться за решётку. Перекрылся превосходный торговый канал из Европы, питавший чёрный рынок.

Полиция устроила облаву в лесу Эппинг, где регулярно проводились открытые для всех желающих состязания в рукопашной борьбе. Величайшим в стране любителям бокса вежливо намекнули, что подобные соревнования незаконны.

В Амстердаме арестовали курьера. Когда он получил хорошего пинка в бок, его вытошнило мешочком с неограненными алмазами.

Троих предводителей команчей повязали прямо на их малинах, отмыли в щёлоке и отослали в богом забытые сельские школы, где предводительствовали дюжие набожные сёстры — овсянка, плётка и молитва в четыре часа утра.

Сплошные неудобства. Следующий удар был ещё чувствительнее. Нам досадили уже серьёзно.

Обычно я не занимался каждодневной рутиной. У меня более важные обязанности. Поэтому я почти не участвовал в сборе податей с тех предприятий, которым мы покровительствовали. Нам платили многие в Лондоне: кабаки, рестораны, кондитерские, опиумные притоны, театры, варьете, казино, организаторы собачьих бегов, пирожные лавки. В противном случае к ним наведывались наши команчи. Клиенты часто бесплатно обслуживали сотрудников фирмы, улаживали наши хозяйственные нужды и безвозмездно снабжали некоторыми дорогостоящими мелочами. На преступниках зиждется значительная часть лондонской экономики, даже так называемой законной экономики. И Мориарти старательно опутал город своей сетью. Мы исправно получали доход, но вдруг произошёл сбой.

На Кондуит-стрит явился унылый Натаниэль Роулингс, юрист, в чьих официальных клиентских списках значился лишь один джентльмен. По словам законника, его сборщики перестали получать деньги. Именно Роулингс занимался подсчётом собранных средств, выплачивал жалованье и вёл дела с банком «Бокс бразерс». Он страшился профессорского гнева и потому несколько дней не решался прийти к нам с этими важными новостями. Мориарти был занят осами и планами, а потому предоставил мне разрешить затруднения Натаниэля. Роулингс собрал своих мытарей, и я с превеликим раздражением выслушал их жалобы. Запуганные вроде бы, владельцы вдруг отказались платить. Заявили, что им не предоставляют обещанной защиты. В их заведениях били окна и дубасили персонал. Полиция разгромила несколько весёлых домов. Кафе на Тайт-стрит закрылось после того, как посетители отравились супом (что-то менее экзотическое, чем яд перуанского бумсланга). Раньше негодяи исправно отстёгивали денежки и гордо именовали себя не жертвами вымогательства, а «подразделениями» фирмы. Теперь же все они скулили в голос.