Психология воли - Евгений Ильин

Однако этот тест не совсем адекватен своему назначению, так как результаты диагностики зависят от интеллектуальных возможностей испытуемых (Е. С. Махлах и И. А. Раппопорт). В связи с этим необходимо использовать такие методики, успешность выполнения которых меньше всего была бы обусловлена умственными способностями (например, решение в действительности неразрешимой задачи). Время, в течение которого испытуемый пытается решить задачу, может служить количественной мерой упорства.

С этой целью стоит использовать известные задачи Кооса. Испытуемые должны составить из кубиков модели, предъявленные на трех картинках. Две первые решаются довольно легко, на третьей же картинке предложена задача, которая не может быть решена (естественно, испытуемый не должен знать этого). Время, затраченное на решение третьей задачи, служит показателем упорства. Этой же цели служит игра «пятнадцать» (автор С. Лойд). Пятнадцать шашек с написанными на них цифрами, от 1 до 15, размещены в квадратной коробочке в беспорядке. Требуется, пользуясь для передвижения шашек только одной пустой клеточкой, разместить шашки в возрастающем порядке. В зависимости от расположения шашек есть решаемые и нерешаемые варианты.

Пока математики не доказали наличие нерешаемых вариантов, Америку и Европу охватила настоящая игорная лихорадка. Ажиотаж и упорство многих людей были поразительными. Я. И. Перельман рассказывает забавные истории о торговцах, забывавших открывать свои магазины, о почтовых чиновниках, целые ночи напролет простаивавших под уличным фонарем, отыскивая путь к решению. Никто не желал отказаться от поисков решения, так как все чувствовали уверенность в ожидающем их успехе: за решение некоторых неразрешимых задач объявлялись крупные денежные премии. Говорили, что штурманы из-за игры сажали на мель свои суда, машинисты проводили поезда мимо станций, фермеры забрасывали свои плуги.

Перельман Я. И.

Живая математика. М., 1978. С. 32–33

Обязательным условием методики измерения степени проявления упорства должна быть уверенность испытуемых, что все задачи решаемы. Чтобы создать эту уверенность, сначала даются легко решаемые задачи.

Вместо заключения

В предисловии к последнему переизданию своей книги В. А. Иванников написал: «На второе издание были критические замечания» ( Ильин Е. П . Психология воли. СПб., 2000). Поскольку эти замечания, на мой взгляд, связаны с недостаточно внимательным анализом текста (и здесь я как автор не снимаю с себя вины за неясность изложения), я решил добавить в книгу как приложение текст лекции, прочитанной студентам МГУ. Некоторые разъяснения я постараюсь дать в этом предисловии.

Чему нас учит история исследования воли? Главный урок, который психология никак не хочет усвоить, заключается в том, что теоретические конструкты как объяснительные гипотезы (понятия) мы очень часто принимаем за реальности и пытаемся догадаться о природе этой гипотетической реальности. Это все равно, как если бы мы до сих пор пытались открыть природу и свойства флогистона, вместо того, чтобы исследовать процесс горения (окисления) и условия, влияющие на него.

Я не понимаю, почему психология с таким упорством тратит время и силы на объяснительные понятия, которые вводились не для обозначения какой-то реальности, а для объяснения, например, определенных особенностей поведения человека. Для меня очевидно, что исследованию подлежат как раз эти особенности поведения и механизмы, его обеспечивающие, а не понятия, которыми мы пытаемся объяснить эти особенности.

Например, человек способен осуществлять поведение, желания к которому у него нет, т. е. это действие, осознанно принятое к осуществлению, но мотивационно не обеспеченное (имеющее дефицит побуждения).

Отсюда вопрос – как восполняется дефицит необходимого побуждения? Можно ссылаться на волю, на волевое усилие, на особые мотивы и т. д., но я предлагаю механизм намеренного изменения смысла действия. Так это или не так, можно проверить в эксперименте, а проверить гипотезу о волевом усилии невозможно, потому что оно есть в лучшем случае лишь наше субъективное переживание. И если гипотеза о намеренной смысловой регуляции подтвердится, то тогда понятие воли либо должно исчезнуть из науки, либо у него будут аналогичные отношения с механизмом смысловой регуляции, как у понятия гена и ДНК.

Но поскольку история проблемы воли насчитывает более двадцати веков, отказываться от этого понятия нет никакого смысла. И возникает тогда задача договора – что будем называть волей. В случае описанного выше поведения воля выступает как особенность произвольной мотивации, решающей задачу восполнения дефицита побуждения к принятому человеком действию. В других ситуациях воля будет проявляться уже не как произвольная мотивация, а по-другому [здесь и далее курсив мой. – Е. И. ]. Например, в ситуации выбора равнопривлекательных мотивов воля будет проявляться как осознанный намеренный выбор одной из альтернатив. Поэтому воля не сводится ни к мотивации, ни к выбору . Можно договориться понимать под волей осознанные намеренные усилия человека по изменению смысла действий или смысла альтернатив выбора, или событий мира, или своих действий. В любом случае исследованию подлежит волевое поведение или механизмы волевой регуляции, а не понятие воли.

Кстати сказать, эмпирические исследования волевой регуляции или волевых качеств, хотя часто и клянутся в верности какой-то теории воли, заняты всегда анализом поведенческой или субъективной реальности человека, что позволяет авторам получать достоверные результаты об особенностях волевой регуляции» [2006, с. 9–11].

Прошу у читателя прощения за длинное цитирование этого предисловия В. А. Иванникова, но уже оно, помимо приведенной им в конце книги лекции, провоцирует новую с ним дискуссию. С чем я полностью согласен с автором, так это с его утверждением, что «воля не сводится ни к мотивации, ни к выбору». Это я и стараюсь доказать в своей книге. Однако в этом своем согласии я вижу разницу в моем подходе и в подходе В. А. Иванникова. С моей точки зрения, выбор из множества альтернатив включен в мотивационный процесс, поэтому воля в примерах В. А. Иванникова все равно сводится к произвольной мотивации.

Странно противопоставление В. А. Иванниковым волевой регуляции и воли: «исследованию подлежит волевое поведение или механизмы волевой регуляции, а не понятие воли». Ведь воля – это и есть волевая (сознательная и преднамеренная) регуляция (точнее – управление), а волевая регуляция является синонимом понятия «воля».

Кроме того, я не получил ответа на мой вопрос – если В. А. Иванников говорит о произвольной мотивации, то почему она произвольная , т. е. происходящая из воли. Выходит, что воля все-таки первична и существует независимо от мотивации? И если воля – это произвольная мотивация, то почему автор не говорит вместо произвольной (волевой) регуляции – «мотивационная регуляция»? Ведь для него это одно и то же.

Мне представляется, что понятие воли вовсе не должно исчезнуть, если гипотеза о намеренной смысловой регуляции подтвердится. Ведь намеренная смысловая регуляция – это один из возможных психологических механизмов изменения силы мотивов, и только.

Наконец, насчет договориться, что называть волей. Собственно, все психологические понятия – это результат «сговора» психологов обозначать те или иные реально наблюдаемые явления каким-то словом. Но от этого слова отнюдь не становятся теоретическими конструктами, а лишь обозначают то или иное явление или их совокупность. Таковыми обобщенными понятиями являются «восприятие» (в котором есть обнаружение, опознание, узнавание), «память» (запоминание, сохранение и воспроизведение), к ним же относится и понятие «воля». И эти понятия лишь обозначают тот или иной класс психических явлений, но не объясняют их, как утверждает В. А. Иванников. Поэтому я согласен с ним, что понятие «воля» само по себе не объясняет механизмы поведения человека (так как не является объяснительным понятием, как считает В. А. Иванников), а лишь указывает на их специфику. А вот эта специфика почему-то никак не попадает в его поле зрения.

Обратимся теперь к его лекции. В. А. Иванников полагает, что до сих пор ученые пытаются угадать, что такое воля, вместо того, чтобы изучать отдельные волевые проявления. Не знаю, откуда он это взял, может быть, он имеет в виду различные философские толкования воли? К психологам же это вряд ли относится. Разве можно на основании того, что это слово использовалось психологами для обозначения разных поведенческих (но произвольных!) проявлений, называть это «игрой в угадайку»?

Выделяя два вида регуляции (в моем понимании – управления поведением): непроизвольную и произвольную, В. А. Иванников задается вопросом – куда отнести волевую регуляцию? Непроизвольная регуляция характеризуется автоматичностью исполнения действий и решения различных задач. В произвольной регуляции субъект вынужден намеренно регулировать отдельные параметры действия и психических процессов. В этом, пишет В. А. Иванников, сходство произвольной и волевой регуляции, и поэтому он считает, что волевая регуляция есть разновидность произвольной регуляции. Если бы речь шла только о регулировании параметров психической деятельности (при их отклонении от нужных величин), то это соответствовало бы и моей точке зрения. Но автор ищет не только сходство между произвольной и волевой регуляцией, но и их различие. Главным отличительным признаком для него является уровень, на котором совершается регуляция .