Гражданин начальник - Виктор Пронин

– Откуда ты знаешь про винтовку?

– Он сам сказал.

– И ты поверил?

– Да. В таком состоянии врать невозможно. Я у него в долгу. А долги надо платить. Если хочешь оставаться человеком. Позвонит – скажи, что все силы областной милиции брошены на поиски его Светки. Успокой как можешь. Если потребует задействовать воинские части, артиллерию и авиацию – скажи, что танки уже вышли на исходные рубежи.

– Ну так уж и танки! – воскликнул Дубовик, который, похоже, все слова Пафнутьева принял всерьез. И когда тот вышел, Дубовик все еще ворчал себе под нос: – Надо же – танки, авиация, артиллерия... А что обстреливать, скажите, пожалуйста? Гараж?

Пафнутьев вышел из прокуратуры и, хотя в его распоряжении была машина, отправился по улице пешком.

– Я свободен? – крикнул водитель.

Пафнутьев обернулся – свободная машина не будет слишком долго стоять во дворе. Вернулся и сел рядом с водителем.

– Садовая, – коротко бросил он.

– Так это через дорогу, Паша!

– Садовая. Гастроном.

Халандовский был на месте. Поскрипывая, гудел вентилятор, в углу стоял ящик с пивом. Сам хозяин в распахнутой рубашке сидел за столом. Увидев в дверях Пафнутьева, улыбнулся, сверкнув бесконечно печальными глазами, сдвинул бумаги в сторону, протянул мягкую волосатую руку.

– Рад тебя видеть, Паша, живым и невредимым. Кругом трупы, кровь и смерть, а ты... Хоть бы хны! Глоточек?

– Потом, Аркаша, потом. Ты не переживай, я наверстаю. Я тебя догоню.

– О! Какая самонадеянность, – Аркаша покачал головой. – Стремление похвально, но неосуществимо. Тебе, Паша, меня уже никогда в этом деле не догнать.

– Но похвально хотя бы стремление! – усмехнулся Пафнутьев. – Скажи мне, Аркаша, что случилось с твоим шефом?

– А ты не знаешь?

– Я знаю только то, что наши на дороге увидели.

– А... – Халандовский налил пива в граненый стакан, выпил, прислушался к себе и, видимо убедившись, что пиво пошло по назначению, поднял глаза. – Помнишь, Паша, я говорил тебе, что он может сделать ошибку? Он ее сделал. Он нехорошо повел себя с одним человеком.

– С кем?

Мохнатый палец Халандовского указал на потолок.

– Первый? – прямо спросил Пафнутьев.

– Похоже на то, Паша. Я думал, что он на довольствии у Голды. Оказывается, все далеко не так, все гораздо сложнее и естественнее... Они оба были друг у друга на довольствии. Симбиоз. Есть такое ученое слово. Оно означает...

– Знаю, Аркаша. Дальше.

– Помнишь, я говорил о фотографиях, которые вручил однажды нашему общему другу Голдобову Илье Матвеевичу? Так вот при обыске у Голдобова их не найдешь. Но ты их найдешь у Первого, если таковой обыск случится. По некоторым признакам я понял, что Голдобов все-таки показал Первому фотографии. И мой тебе совет... Будешь у Первого, а ты у него будешь... Он наверняка захочет знать о твоих поисках и находках... – Халандовский поднял свой мохнатый палец, но теперь в этом жесте было предупреждение и даже восхищение собственной прозорливостью. – Так вот не повтори Илюшину ошибку. Упаси тебя бог сказать нечто такое, в чем он может усмотреть угрозу скрытую или явную. Преданность! Только преданность должна сверкать в твоих глазах, только робость и признательность за то, что тебе позволено предстать перед столь высоким лицом.

– Неужели он? – озадаченно проговорил Пафнутьев.

– Не сомневайся, Паша... Я ведь тоже с утра успел кое-где побывать, вопросы кое-какие задал... Вали все на Голдобова, на Заварзина, на кого угодно... А у него можешь просить только понимания и поддержки. Но не вздумай требовать. Первый... не очень умный человек, но у него звериное чувство опасности. И власть. А власть – это больше, чем ум, Паша. Власть вполне может заменять ум, и даже очень успешно.

– Времена меняются, – неопределенно заметил Пафнутьев.

– Забудь об этом! – с неожиданной живостью ответил Халандовский. – Забудь и выбрось из головы. Времена меняются! Но не при жизни одного поколения. Люди остаются прежними.

– Ты не веришь в перемены?

– Я верю в перемены! – Халандовский попытался порывисто вскочить, но у него не получилось, и он остался в кресле. – Я верю в перемены! Я жду их с нетерпением и даже с опаской.

– Почему с опаской?

– Потому что я не верю в счастливые перемены. Подозреваю, что их не бывает. И потом, Паша, тебе нужно пореже присутствовать на разных совещаниях, поменьше читать газеты и слушать радио. Отключись от этих пустобрехов и оглянись вокруг... И убедишься – ничего не меняется.

Пафнутьев хотел что-то ответить, но смолчал. Не хотелось ему сейчас вступать в спор, для этого будет другое время. Да и пришел он не за этим.

– У тебя сложности, Паша, – проворковал Халандовский, снова наполняя пивом свой стакан. – Говори.

– Боевики Голдобова...

– Ну? – насторожился Халандовский.

– У них есть укромный уголок? Берлога?

Халандовский поправил ручку, отодвинул какие-то бланки, подняв голову, надолго уставился в высокое окно.

– Мне бы не хотелось говорить на эту тему, Паша, – наконец произнес он. – Извини.

– Жить хочется?

– Вот и опять ты, Паша, попал в самую точку.

– Послушай, – Пафнутьев положил руки на стекло стола, как и хозяин кабинета. Их лбы почти соприкасались, смотрели они друг на друга исподлобья, но без зла. – Послушай... Голдобова нет. Он отлучился, и, похоже, надолго. Заварзин вроде бы того, что боевиками слегка командовал... Его тоже нет. И не будет. И боевики... Они уже больше таковыми не являются. Это разбегающееся хулиганье.

– Ошибаешься, Паша. Человек, который прошел школу Голдобова, всегда найдет себе приличное место. Кстати! – неестественно оживился Халандовский, откидываясь на спинку стула. – У тебя есть машина?

– Личная? Нет. Государственная стоит у твоего гастронома.

– А вот это напрасно. Не надо свои машины ставить у моего заведения. Я уже говорил.

– Виноват, – Пафнутьев положил ладонь на руку Халандовскому. – Виноват.

– Жаль, что у тебя нет машины. А то я мог бы порекомендовать тебе очень приличное место по ремонту. Они и перекрасить могут, и запчасти достать, каких ты нигде не достанешь... И вообще, там работают отличные ребята.

– Работали.

– Что так?

– Мимо, Аркаша. Они свое заведение закрыли. На неопределенное время. Я с ними немного познакомился.

– И жив? – радостно изумился Халандовский.

– Жив, хотя на прицеле уже был... Целый час на прицеле.

– Что же им помешало спустить курок?

– Это одна из загадок...

– Если ты целый час был под прицелом, а курок так и не спустили, – рассудительно проговорил Халандовский, – значит, что-то у них разладилось. И Заварзин опять же, и Голдобов опять же...

– Ну, вот видишь, ты и сам все понял.

– Эх, Паша, если б ты знал, как мне жаль Голдобова, – скорбно проговорил Халандовский, но лицо его при этом приобрело необыкновенно хитрое выражение. – Золотой был человек, щедрый, душа широкая, для друзей такие столы закатывал... Ты никогда не был у него на даче? О, Паша! – Халандовский свел ладони вместе, приблизил их к лицу и, закрыв глаза, тихонько завыл.

– Для меня, Аркаша, не бывает угощения выше и дороже, чем то, которое я ощутил на себе как-то вечером!

– А! – с неподдельным презрением крякнул Халандовский. – Это ты говоришь по невежеству, потому что не был на даче у Голдобова. – И он поднял мягкий мохнатый указательный палец, пытаясь подчеркнуть и придать значение своим словам. – Участок, – продолжал восторженно стонать Халандовский, – подсобные помещения, подвальные...

Пафнутьев наконец понял. Халандовский называл дачу Голдобова. «Боже, но он же боится даже здесь! Даже в своем кабинетике не может говорить откровенно! – поразился своему открытию Пафнутьев. – Ну что ж, может быть, он и прав. Ведь и я могу говорить только намеками... Как и все мы, как и все мы... Это урок, Паша. И кто тебе его преподает? Директор гастронома. Мудрец, вор и пройдоха. И он же – твой лучший друг».

Андрей понимал, что напрямую выскочить на Никольское шоссе ему не удастся, и решил пробираться пустырями, переулками частных пригородов. Но в одном месте ему все-таки пришлось проскочить через оживленный перекресток. Пристроившись сзади к тяжелому самосвалу, он шел за ним на расстоянии одного-двух метров. Хорошо, что тот хоть не гнал на большой скорости, а то запросто можно было врезаться при неожиданном торможении. Когда до гаишного поста оставалось около ста метров, Андрей начал потихоньку обгонять самосвал с таким расчетом, чтобы тот прикрыл его от бдительных гаишников.

Все получилось как нельзя лучше – мимо поста он проехал рядом с самосвалом и тут же пошел на обгон. Его заметили, когда он был уже далеко впереди. В зеркало Андрей видел, как рванулся в будку гаишник, но он уже не опасался его – впереди было несколько развилок, и вряд ли они догадаются, куда именно он свернет.

Семнадцатый километр оказался неожиданно близко. То ли он шел с сумасшедшей скоростью, то ли не замечал предыдущих километровых столбов, но Андрей успел сбавить скорость, только когда мимо промелькнул указатель с цифрой «семнадцать». А вот и поворот направо – все правильно. Лариса точно описала дорогу. Пошли заборы. Андрей медленно ехал по тихой улочке, высматривая зеленые ворота с голубками. И он их увидел. Ворота оказались высокими, закрывались внахлест, без щели. Калитка тоже была железная. На ней не было даже ручки, только сбоку почти неприметная кнопочка звонка.