Колодец Единорога - Флетчер Прэтт

— В общем, во главе стоит Стенофон, — перебил на этом месте Альсандер.

— Он или нет — точно не знаю, — ответил Миннэ. — Он, во всяком случае, спадарион и вправду срубил головы двоим капитанам из Заскоя. Но тот головорез из Малого Лектиса полагал, что Стенофон, как малая искра, должен выползти из щелки и разжечь большой кровавый пожар. А может, он у них вроде судомойки — грязную посуду скребет…

Кто-то засмеялся. Капитан Миннэ недоуменно повел глазами вокруг, ища причину веселья, не нашел и продолжал рассказывать — о том, как он надумал разжиться новостями у рыбаков Джентебби, ведь туда, как известно, слухи стекаются со всего света. Вблизи островов не оказалось ни одной рыбацкой шхуны — но зато воды не видать было за множеством пестро раскрашенных весельных кораблей. По счастью, дул свежий ветер, так что кораблю Ос Эригу удалось уйти, хотя сперва галеры подошли достаточно близко и даже обстреляли его из баллист. А во время погони на галерах поставили паруса, и на тех парусах была нарисована премудрая лесная крыса — всем известная эмблема Пермандоса…

Итак, никаких сомнений не оставалось: на них шел Стенофон! И как с ним разделаться наверняка, никто не знал. Они без толку мусолили этот вопрос, пока за окнами не легла лиловая тьма.

— Насколько я понимаю в осадах, — сказал карренец Плейандер, — теперь все дело в терпении. Надо запасти побольше провизии — и держаться, пока они не оголодают и не уберутся домой. Пусть-ка южане поищут съестного в Миктоне, я на них погляжу, много ли насобирают. А в море парусники Ос Эригу ужо их доймут…

Мысль неплохая, но всем было ясно, что время будет работать не на них. Вальк Неразумный выстроит новую дамбу и мост, и уже не одна, а две осадные башни рано или поздно приблизятся к стенам. Может, стоило встретить неприятельский флот в море и дать бой?.. Словом, по окончании совета все разошлись неудовлетворенными. Но минуло еще два дня — и они перестали гадать, идти навстречу врагу или выждать.

Стенофон привел корабли. Все население замка столпилось на морской стене. Все видели, как они медленно поднялись из-за южного горизонта и поползли вперед, точно клопы из щели между половицами…

Они шли под парусами, но вблизи мыса и крепости у пермандосского властелина, видать, взыграло тщеславие: замелькали весла, корабли выстроились, как на смотру, а флейты и барабаны принялись выводить изломанный ритм, примениться к которому были способны только южане. Герцог Микалегон, тоже вышедший на стену, приказал попробовать достать их из катапульты, но камень не долетел, и корабли величаво прошествовали мимо — лишь музыка зазвучала еще насмешливее и громче, да белая пена круче заклубилась у форштевней, увенчанных острыми бивнями таранов…

Неожиданно корабли начали вновь перестраиваться. Спускались паруса, появлялись все новые весла. Сперва Эйрар решил, что Стенофон намерен был покрасоваться. Но люди вокруг встревоженно закричали, указывая в море, и Эйрар увидел: из-за горизонта появился еще один парусник герцога, который угораздило вернуться именно теперь — то ли к счастью, то ли к несчастью. Пермандосские галеры разворачивались навстречу, и Эйрар, при всей своей ненависти к врагу, не мог не залюбоваться искусным маневром.

— Назад!.. — заревел Микалегон, словно капитан парусника мог его слышать.

…Это было зрелище из тех, что нередко разыгрываются на аренах жестокого Дзика, только здесь все происходило вдалеке — и оттого беззвучно.

На паруснике вовремя почуяли неладное и переложили руль, пытаясь уйти в открытое море, но тщетно. Ветер был слишком слаб — гребные суда двигались быстрее. Затаив дыхание, люди на стенах следили за тем, как галеры постепенно догнали парусник… начали его окружать…

Герцог Микалегон топал ногами, в бессильной ярости жуя и выплевывая бороду. Далеко в море парусный корабль маневрировал так и этак, пытаясь оторваться от погони, а потом — видно, его капитан понял, что спастись не удастся — развернулся по ветру, целя в самую гущу галер. Черными точками замелькали камни из катапульт… Дыра за дырой возникла в парусах корабля. Он почти протаранил одну из галер — верткое судно ушло от прямого удара, но повреждений избежать не сумело — судя по тому, как оно двигалось, на нем были переломаны весла. Однако прежде, чем корабль Ос Эригу смог использовать свое преимущество, сразу несколько галер всадили острые тараны в его борт. Парусник вздрогнул и замер, было видно, как люди дрались на палубах и падали в море… и вот высокие мачты стали крениться и легли на воду, и со стен замка раздался крик ярости и отчаяния.

Еще какое-то время галеры толпились на том месте, где скрылся корабль Ос Эригу. Потом вновь поставили паруса, выстроились и еще раз прошли мимо мыса и крепости — медленно и близко, ближе, чем прежде, и люди на них улюлюкали и хохотали, указывая на несколько тел, болтавшихся на реях…

— Господин Эйрар… — раздался чей-то голос. — Ты говорил, что любишь… подтверди же свою любовь делом. Спаси меня от этого человека. Иначе придется мне умереть!

И Аргира скрылась прежде, чем он успел ответить хоть словом.

Мрачный вечер и черная ночь опустились на Ос Эригу. В крепости наступили невеселые времена. Теперь в море поодаль от замка все время торчали две или три галеры. Хорошо видимые днем, ночью они зажигали огни, а иногда подходили совсем близко и пытались достать из катапульт три корабля, еще стоявшие в гавани под прикрытием пирса. Другие корабли так и не появились; соответственно, не было и никаких новостей. Никто не знал, какая судьба постигла в море флот Ос Эригу, а сам великий герцог мрачно бродил из угла в угол, как человек, наполовину потерявший рассудок. Из него точно выпустили всю кровь: казалось, само сердце герцога билось меж деревянных ребер кораблей, запропавших неведомо где… Он часто приходил на обращенные к берегу бастионы и угрюмо смотрел туда, где валькинги, прикрываясь щитами, ворочали камни и бревна, восстанавливая сожженный мост… а потом брал за руку юного Висто и уводил его в Черную Башню, и вскоре ветер доносил оттуда обрывки пьяных песен…

Валькинговские осадные башни приближались неотвратимо, хотя Плейандер порой наводил на них тяжелые катапульты, и воинов в доспехах расплющивало, точно жуков. Командование замком полностью перешло теперь к Плейандеру, и Эвадне ему помогала. История же с предательством кончилась тем, что принцессам строго запретили общаться с кем-либо, кроме служанки, единственной на двоих. Служанка эта была танцовщицей, располневшей и переставшей нравиться воинам.

Да, Плейандер и Эвадне нынче командовали. Беда, постигшая осажденную крепость, казалось, лишь придавала карренке бодрости и энергии. Она носилась, как одержимая, она была вездесуща. Накинув кольчужный капюшон, взбиралась на стены, чтобы подбодрить бойцов или перекинуться соленой шуточкой с работниками, доделывавшими большую метательную машину. Вечерами, когда Долговязому Эрбу случалось усомниться в близости победы, она обвивала руками его тощую шею и глядела с улыбкой, не говоря ни слова, пока и он не смолкал. А то, чмокнув герцога Микалегона сквозь бороду, требовала показать ей Черную Башню. Герцог хохотал смущенно и громогласно, не вполне понимая затеянную ею игру. Эйрар тоже не понимал, что у нее на уме. Но вот приносили вино, запасы которого в замке, кстати, таяли день ото дня, и братья поднимали кубки: