Драко Малфой и Солнечный путь - Джуд

своего отражения, как он часто делал, но в этот раз его губы встретили не холодное зеркальное стекло,

а такие же теплые и живые губы. Отражение ответило на поцелуй.

Они распались спустя мгновение и уставились друг на друга дикими глазами. Драко не знал, что сказать

или что сделать и, очевидно, Мина этого также не знала. Гарри очень удачно выбрал именно этот момент,

чтобы появиться в коридоре.

- Мина! - воскликнул он и, слегка покраснев, метнул быстрый и чуть испуганный взгляд на Драко. Тот

опустил веки, переводя дыхание и пытаясь сообразить, что же творится. - Ты почему здесь?

- Я встретила Гермиону с этой полоумной, - Мина невольно поморщилась. - Они искали тебя. Я спросила,

искали ли они тебя у Драко, а они сказали, что да, и что тебя там нет, и что Драко тоже пошел тебя

искать. Я решила найти Драко, - она коротко взглянула на брата, - пошла в замок и встретила девчонок,

с которыми ты учишься. Они видели вас в туалете. А что это вы делали в туалете, а? - она вдруг широко,

лукаво и совсем не по-малфоевски улыбнулась.

- Я тебе расскажу, - Гарри робко взял ее за руку и оглянулся на Драко. Тот по-прежнему стоял у стены,

прикрыв веки. Мина посмотрела сначала на него, потом на Гарри, потом шагнула к брату и взяла его за

руку.

- Вы мне оба расскажете, - твердо сказала она, не обратив внимания на изумленный взгляд Гарри, второй

рукой притянула его к себе и, обняв его за талию, а Драко - за плечи, - повела их обоих прочь от

старой каменной горгульи.

Как только они ушли, от стены, словно призрак покинувшего это место Драко Малфоя, отделилась тонкая

фигура бледного светловолосого мальчика. Небесно-голубые глаза сощурились, глядя вслед удаляющимся

фигурам. Поколебавшись мгновение, юноша наконец решительно оттолкнулся от стены и почти бегом двинулся

вслед за троицей.

Они прошли через холл и, сняв засов с двери, вышли и замка, и Шеймус Финниган вышел следом за ними. Он

еще успел заметить, что они удаляются в сторону драконария, и что диспозиция сменилась - явственно

видимые в сумерках платиновые волосы Драко и Вельгельмины теперь белели по краям, а в центре, как

провал во тьму ночи - черноволосая голова Гарри. Он снова замер, сомневаясь, стоит ли идти за ними, и

тут пара сильных теплых рук обхватили его сзади и мягкий смешок прощекотал ухо.

- Попался! Гуляем после отбоя, солнышко? Что это ты тут делаешь?

Шеймус прижался спиной к широкой груди драконолога, откинулся головой на мускулистое плечо и, закрыв

глаза, подставил губы.

- Пошли к тебе, - прошептал он, когда его рот оказался свободен. Взволнованное дыхание над ухом яснее

слов говорило, что отказа он не получит и что обладателю его уже неинтересно, что Шеймус делает вне

спальни после отбоя.

* * *

Неизвестно, где, неизвестно, когда

Нет такого человека, который мог бы выдержать пытки. Сказки все это, героические бредни. Если ты в

конце концов не умираешь, то делаешь все, что от тебя требуют.

Зачем Паркер зелье? Неужели она согласилась, чтобы ей поставили метку?

А почему бы и нет? Ведь поставили же метку Драко Малфою, с согласия его отца.

Почему, почему я попал сюда? Как я попал к ним?

Вопросы эти были, конечно, глупы, хотя бы потому, что некому их было задавать. Только сам Снейп знал

ответы.

Мисс Паркер обладала удивительной особенностью все - все на свете - втаптывать в грязь. Однажды она

несколькими небрежными фразами полностью уничтожила хорошие чувства, которые Снейп питал к

единственному гриффиндорцу (не считая Лили, конечно):

- Люпин весь течет, когда смотрит на твоего брата.

Он знал, что ее слова могли бы быть не более чем гнусной инсинуаций. Ну, хорошо, пусть даже это была

правда, в любом случае, это не было так грязно, как она говорила. Но то, на что она вешала ярлык

"грязь", уже не могло стать чистым в представлении Снейпа. Она слишком сильно влияла на него.

Наверное, дело было в ее синих глазах.

Она прекрасно знала имя северусова брата, но никогда не произносила его, как будто человек, лишенный

имени, мог, в конце концов, исчезнуть с лица земли.

Ужасно быть младшим. Старшие, будучи лишены соперников, всегда вырастают более любимыми, более

красивыми и независимыми от кого-то, кто не взрослый, но кто чуть старше и при этом такой же, как ты,

и кто любим бесконечно. Конечно, со временем он избавился от этой гнусной зависимости, но сначала…

Он действительно забирался по ночам в кровать брата, и тот прижимал его к своей уже тогда широкой и

мускулистой груди, пел песни и рассказывал сказки. Они были одинокими детьми в доме, где никому не

было дела до их душ, были бы накормлены и ухожены тела. У отца были дела, у мамы были приемы. Типичная

высокородная семья. В другой, любящей и заботливой, он бы не попал в такую зависимость от старшего

брата.

Когда брату исполнилось одиннадцать, ему, как и полагается, пришло письмо из Хогвартса, куда Северусу

предстояло отправиться только через два года. Когда младший мальчик понял, что любимый брат уедет

почти на год, он сначала закатил истерику, впервые в жизни потеряв самообладание, а потом заболел. Он

пролежал в жесточайшем жару почти месяц, и, в конце концов, добился от брата клятвы, что тот никогда

его не оставит, а от отца - решения поговорить с Дамблдором. Договорились, что оба мальчика пойдут в

школу со следующего года.

Джеймса Поттера они встретили в "Хогвартс-экспрессе". Поттеры не были тем семейством, с которым

общались Снейпы - отец называл их выскочками и магглолюбцами. Джеймс не понравился Снейпу сразу же.

Возможно, потому, что также моментально Поттер понравился брату Северуса.

Когда Шляпа, только что отправившая Северуса в Слизерин - она долго выбирала между Слизерином и

Рейвенкло, но, в конце концов, поддалась на уговоры Северуса, что вся его семья училась в Слизерине -

отправила его брата в Гриффиндор, Северусу показалось, что он умирает. В одночасье он остался один. А

старший брат выглядел таким счастливым…

Он долго уговаривал себя, что это не то же самое, что десять месяцев жить без него в родительском

доме. Он учился обходиться без брата на несмежных с Гриффиндором уроках. И он не мог спать по ночам, и

сбегал из спальни в гриффиндорскую башню. Он бродил по коридору, забывался в тревожной дремоте на

подоконнике и у входа в гриффиндорскую гостиную. В конце концов, брат узнал об этом; он проникал по

ночам через проем с портретом Толстой Тети и, бормоча "Горе ты мое…", отводил Северуса в свою спальню.

И они снова спали в одной кровати, укрытые одним одеялом, спрятанные пологом от посторонних взглядов,