Заветные мысли - Дмитрий Менделеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом кончу свои заметки по делу обороны, потому что они для «блага народного» дело неизбежное, а быть не может без затраты сил и средств народных, они же, по существу, дела должны служить исходным ресурсом народному труду и развитию благосостояния своей же страны. Так связуются разные стороны дела, и необходимость этой связи столько же очевидна, как невозможность основать оборону страны на войске наемном.
V. Народное просвещение, понимаемое в обычном смысле, т. е. как обучение юношества тому, что может быть так или иначе полезным в предстоящей жизни, связано с общественной и правительственной деятельностью повсюду там, где оно вышло из пеленок и стало действительной более или менее широкой общественной потребностью.
Понятие о свободе со многими своими условностями выясняется, когда представить свободу народного просвещения от какого-либо отношения к правительству, как то было когда-то, в оные времена и как это не будет уже никогда, как бы «свобода», понимаемая в нашем условном смысле, ни развивалась.
Отношение правительства к народному просвещению вовсе не составляет чего-либо подобного простой благотворительности, а определяется вначале потребностью иметь в администрации подготовленных служащих, а потом сознанием великого влияния должным образом направленного просвещения на все успехи страны, для службы которым (т. е. «благу народному») правительство и начинает сознавать себя назначенным.
Переход от первоначального отношения к последующему у нас только что недавно начался, и этим одним немало выясняются многие стороны всего нашего учебного строя, например служебные права окончивших определенные курсы, административные экзамены, казенные стипендии, сословные преимущества при приеме и т. п. Тут должно ясно сознавать, что без учебных заведений, приспособленных к административным специальностям, обходиться еще нигде не могут, так как иначе пострадала бы исполнительность, а потому у нас нечего пока и думать о коренном преобразовании таких заведений, каковы, например, военные корпуса и семинарии.
Реальное училище и Педагогический институт Шелапутиных на Девичьем поле
Для современного образования кроме военных и духовных академий надо даже желать умножения специализированных высших школ, назначаемых для служебных целей, особенно педагогических, потому что служебная карьера учителей и профессоров неказиста и к ней надо много подготовлять и много привлекать народу заранее, чтобы можно было из них выбирать лучших. Но об этом предмете я уже более подробно говорил в VII главе, а потому теперь считаю долгом громко взывать о том, что между многими настоятельнейшими современными нуждами России не должно, прежде всего, забыть необходимости специальных педагогических институтов, и если примера ради сопоставить такие две надобности, как увеличение окладов учителей и устройство педагогических институтов, то, ни минуты не сомневаясь, должно второе предпочесть первому.
Если средств народных не хватает сразу на все необходимое, эти педагогические институты надо по времени предпочесть даже расширению железнодорожных или улучшению водяных сообщений, устройству новых судебных и т. п. учреждений, даже основанию каких-либо иных лечебных заведений – низших, средних или высших, потому что правильное, а особенно исправленное по содержанию и направлению обучение юношества без массы хорошо подготовленных наставников может быть злом непоправимым и, что всего хуже, самообманом, ведущим к гибели, так как без света истинного просвещения мы попадем, того гляди, в южноамериканское положение, оттого только уживающееся со своими пронунсиаментами, что они не окружены близкими более подготовленными соседями, а природные условия для жизни даны им в таком изобилии, что знай да бери готовенькое без усилий.
Отдав в деле народного просвещения все должное такому переходному состоянию, в каком теперь находится Россия, т. е. сохраняя, даже расширяя специальную подготовку для чисто служебно-административной деятельности, Россия дожила до того состояния, в котором народное просвещение стало необходимым не только для сельских хозяев всех степеней, купцов и промышленников, но и для всех жителей, ничуть неприкосновенных к администрации. Не потому только это нужно, что так это есть у наших соседей, с которыми нам необходимо равняться, если желаем сохраниться, а потому по преимуществу, что нужды народные во всех его классах явно растут уже просто от умножения числа жителей, а усиленное удовлетворение этих нужд немыслимо ныне без приложения истинной образованности.
Пусть даже прав гр. Л. Н. Толстой, что все дело в улучшении нравов или морали личной, но ведь эти предметы надо выбирать из многих предлагаемых, а выбор правильным быть не может без должной оценки предлагаемого, так как рядом стоят одни, говорящие, что надо бить, другие, говорящие, что надо шею морали ради подставлять; одни советуют: «Не учись, так будет лучше», – другие: «Учись, это всего нужнее». Надобен светильник личного просвещения, чтобы разобраться, что черно и что бело. А когда дело-то доходит до хлеба, до необходимости прокормить не одного себя, но и близких со стариками и детьми включительно, да вспомнится долгая зима, да узнается, что для получения работы, дающей достаточный хлеб, везде уже требуется учебная подготовка, становящаяся потребною даже при добыче самого хлеба в таком количестве, которое сколько-нибудь покрывает затрату времени, средств и сил, тогда о сколько-либо прочном обеспечении, в огромном большинстве современных положений выступающем, нельзя и помышлять помимо долгого предварительного обучения.
Оно становится прямой хлебной потребностью жизни, способом ее развития и роста. Без правительственной помощи обойтись тут, очевидно, нельзя, и заботы о просвещении составляют честь, даже гордость правительств, потому что выступают свободнейшим образом из-за побуждений «общего блага». Нельзя и думать, что, когда совокупный разум народных выборных более или менее заменит волю единоличных правителей, в одном деле народного просвещения, говоря вообще, улучшений существенных не произойдет, тем более что тут все возможно, улучшение ли или ухудшение, и они не могут делаться иначе как медленно, постепеновски.
В этом последнем и видна величайшая трудность той правительственной функции, о которой теперь говорится. Зло, введенное в наше народное просвещение покойным графом Д. А. Толстым, сперва вовсе и не могло быть заметным, а та «свобода преподавания», о которой так много трубили тогда приспешники Толстого, давала облик, каким обманывали и обманут еще не раз много, много народа, хотя соблазняла лишь немногих из нас, тогдашних деятелей, огульно и голословно обвинявшихся графом в смешении науки и ученья с политикой. Выдумал и провел граф Д. А. Толстой такие приемы и меры, которыми, по его разуму, должно было искорениться воображаемое зло. Десятки лет, протекшие с тех пор, приносят теперь плоды, и между ними на первом месте стало именно то, что воображали искоренить, т. е. плачевное смешение науки и обучения с политиканством.
Да и как этому следствию было не явиться, когда корнем просвещения стали считать латинское резонерство и аттестаты «зрелости» и «благонадежности». Говорю об этом не для того, чтобы вновь поднимать устаревшее разноречие, а лишь для того, чтобы внушить мысль смотреть на просвещение народа только со стороны передачи юношеству знаний, необходимых и полезных в жизни страны, оставив всякие иные, так сказать, косвенные задачи совершенно в стороне.
Внушили юношам, во-первых, понятие о том, что «зрелость» достигается латинскими упражнениями да решением простеньких задач, а во-вторых, что все дело учения сводится к политической благонадежности, вот и стали «зрелые», конечно, не все, а все же в массах усматривать и обличать «неблагонадежность» и полагать, что мир на латинской точке отправления застрял.
Не окунувшись в жизнь, не узнав еще ничего специального, что к ней приближает, не искусившись при помощи опыта в оценке достоинства идей, воспитанное по гр. Д. А. Толстому юношество, в сущности, стало говорить: «Не хочу учиться, а хочу политиканить», – как говорило когда-то: «Не хочу учиться, а хочу жениться».
Поправка (но она может быть в деле просвещения не иной как медленной) тут, по мне, одна: в деле народного просвещения иметь в виду исключительно только одно просвещение юношества, т. е. сообщение ему добытых наукой (изучением или сочетанием разума с опытом) приемов, или способов, и выводов, или истин, могущих облегчить пути жизни. Нравственность придет сама собой, если наука поставится выше всего и для этого учителя будут подбираться не по «благонадежности», а исключительно по научному цензу, потому что между истинной наукой и моралью, как между истинной наукой и жизнью, есть связь живая и крепчайшая.