Время жить. Книга первая: Поработители - Виктор Тарнавский

Даксель вернулся минут через пять.

— Плохо дело, — сказал он. — В городе всего четыре консульства. Ну, горданское и валезское понятно, чем занимаются. Вилкандское работает только со своими, здесь вилкандцев много живет. Вот на шуанское и повесили всех остальных иностранцев. Сегодня нам уже здесь ничего не светит, надо будет очередь еще с ночи занять. Или в горданское пойдем, что ли? Все равно, в общую очередь на эвакуацию записываться бессмысленно. Говорят, в ней значится уже полмиллиона человек, а в день из нее отправляют менее десяти тысяч… Что, Кен, теперь пойдем в твой штаб?

Штаб на улице Нидда, 5 располагался в здании провинциального управления финансов, о чем свидетельствовала табличка у входа. Как и все прочие административные здания в городе, он был полон народа, увлеченно решающего какие-то свои дела или неотложные проблемы глобального масштаба. Только в нем, увы, никому не было дела до контуженного капитана авиации, прибывшего в город согласно уже никому не нужному приказу.

Спустя очень суматошный час Собеско подпирал стену у одного из кабинетов, хозяин которого, как ему сказали, занимался обустройством летчиков. Чувствовал себя Собеско отвратительно – он устал, голова раскалывалась от шума и духоты, а единственный стул занимал одноногий старик с колодкой орденов на офицерском кителе старого образца.

Внезапно шум в коридоре слегка поутих. Офицеры вытягивались в струнку, приветствуя седовласого маршала, шествующего в окружении свиты. Собеско с большим трудом отклеился от стены и отдал честь, на секунду встретившись с маршалом взглядом. От резкого движения в глазах его потемнело, ноги подкосились, и Собеско, к собственному стыду и изумлению, рухнул без чувств на пол. Последней его мыслью было осознание того, что он уже встречался с этим маршалом, причем совсем недавно.

— Поддерживайте, поддерживайте голову… Вот так…

Кто-то влил в рот Собеско солидную порцию какой-то дряни, чуть бы даже не неразбавленного спирта. Собеско поперхнулся, закашлялся и открыл глаза, понемногу приходя в себя. И прямо над собой увидел маршала, с интересом смотрящего на него.

— Кажется, я знаю вас, капитан авиации?

— Так точно, господин маршал. Тороканские Ворота. Я был в составе полка Стражей. Вы подобрали нас на вертолете после боя. А затем вручали мне орден.

— Верно, — маршал Моностиу с облегчением кивнул. — Именно так. Вы можете встать, капитан? У меня есть сейчас немного свободного времени, и я могу выслушать вас.

— …Вот так, господин маршал, я и оказался здесь, в Лешеке, — закончил Собеско свой доклад. — Готов к дальнейшему прохождению службы.

Маршал Моностиу молчал, размышляя о чем-то.

— Боюсь, капитан, мы вряд ли сможем использовать вас по специальности, — наконец сказал он. — Пилотов у нас сейчас хватает, нет самолетов. А что касается вашего опыта обращения с мухобойкой… Ответьте, капитан, вы думаете, что пришельцы станут атаковать Лешек танками?

— Никак нет, господин маршал! Они просто прилетят и разбомбят все с воздуха!

— Скорее всего, вы правы, капитан. Так оно, очевидно, и будет после того, как истечет тот тридцатишестидневный срок, что нам милостиво отвели пришельцы с горданцами. Но и до конца этого срока тоже надо дожить, что отнюдь не просто. Здесь миллионный город, куда к тому же ежедневно прибывает свыше пятидесяти тысяч беженцев, а будет еще больше. Пока мы справляемся с этим потоком, но день-два, и нас захлестнет. Уже завтра новоприбывших придется размещать под открытым небом, а это чревато эпидемиями или голодными бунтами. Энергии не хватает, главную насосную станцию водопровода разбомбили, и хотя работы идут круглые сутки, мы не успеваем. Все суда в гавани оборудуются под перевозку пассажиров, но даже с помощью горданцев нам не вывезти и четверти всех желающих. Хорошо хоть, что до войны Лешек был главным центром хлеботорговли, и в элеваторах скопилось около четырехсот тысяч тонн зерна… Но все равно, поверьте, капитан, через несколько дней город станет крайне малосимпатичным местом. Уже были зарегистрированы случаи мародерства… Поэтому все задачи в городе связаны с поддержанием порядка. Вы не здоровы, контужены, и в этом также вряд ли сможете пригодиться.

Кен Собеско молчал, ожидая продолжения.

— Капитан, я отправляю вас в Гордану. Они, конечно, порядочные негодяи, но в нынешней обстановке выбирать не из чего. Вы образованы, инициативны, вы жили там, знаете язык и сможете оказать реальную помощь нашим несчастным соотечественникам. Я не даю вам никакого приказа, поскольку сам не знаю, что там происходит, и не могу сказать, как повернется дело в будущем. Но помните: вы и за океаном остаетесь на службе отечеству. Считайте себя, скажем, в бессрочном отпуске, из которого вас могут в любой момент отозвать.

— Так точно, — откликнулся Собеско. — Присягу дают только раз. Но навсегда.

— Верно, капитан, — одобрительно кивнул маршал Моностиу.

Он нажал кнопку на селекторе, вызывая к себе адъютанта.

— Старший лейтенант, какое судно у нас сегодня отходит? "Капитан Заман"? Организуйте там место для капитана авиации Кена Собеско.

— Нас трое, — вставил Собеско.

— Трое? Хорошо. Три места. Кен Собеско… Да, Дилер Даксель и Чирр Чолль. Капитан, где ваши вещи? Что, вообще никаких? Тогда подберите для них там что-нибудь… Гражданскую одежду, смену белья, что еще?… Ну что же, капитан, я не говорю "прощайте" и не слишком верю в "до свидания". Поэтому – удачи вам.

— Спасибо, господин маршал. И вам тоже.

— Знаю. И всей нашей несчастной стране. Идите!

Закатное солнце, сваливаясь в море, прощально ласкало своими лучами гавань и белые дома набережной, понемногу уплывающие все дальше и дальше.

Кен Собеско, Дилер Даксель и Чирр Чолль стояли в толпе на верхней палубе небольшого грузопассажирского теплохода "Капитан Заман" и, не отрываясь, смотрели на удаляющийся берег.

Чирр Чолль негромко всхлипнул и тут же сердито отвернулся и склонил голову, пряча лицо.

— Не надо, — мягко сказал ему Собеско. — Не стесняйся. И не прячь слез. Я знаю, насколько это тяжело, когда навсегда покидаешь родину в первый раз.

Глава 26. Чужие

Штурман Боорк, пожалуй, и не помнил, когда в последний раз оказывался в столь чудесном месте. Изумрудную траву усеивали множество белых цветочков, похоже, забывших, что уже давно наступила осень, и благоухавших, как в разгар лета. Вокруг ровными рядами высились восхитительно корявые невысокие деревца со стволами, будто скрученными из толстенных лохматых стальных тросов. Их листья были окрашены во все возможные оттенки красного – от нежно-розового до густого победного багрянца. Повсюду словно фонарики блестели желто-зеленые глянцевые плоды величиной и формой в два сросшихся кулака.

Боорк был не новичком в космосе, за свою жизнь он понавидал разных планет: от пыльных, высушенных морозом степей околополярных областей Таангураи – до тропического буйства зелени на экваториальном континенте Кэтэркоро. Но этот заботливо ухоженный сад на Филлине восхитил его просто идеальным сочетанием дикой прелести природы и человеческого рационализма. В это место можно было бы легко влюбиться, если бы не…

Протянув руку, Боорк сорвал один из плодов пожелтее и, впившись в него ногтями, разорвал его напополам. Взору открылась нежная розово-оранжевая мякоть и темная сердцевина, наполненная множеством мелких светло-коричневых шариков-зерен. Поколебавшись, Боорк осторожно откусил маленький кусочек. Мякоть была еще слегка твердоватой и немного терпкой на вкус, но все равно это было намного лучше, чем приторно-сладкие фруктовые консервы, входящие в его офицерский рацион.

Через дюжину-другую дней плоды окончательно созреют, но в этом году некому будет собрать урожай. Да и сад этот – чудом уцелевший клочок зелени посреди черного пожарища, которое оставили после себя бомбы "Драконов", шесть дней назад готовивших "безопасный периметр" для посадки корабля.

И Боорк, и старший штурман Маард могли гордиться этой посадкой. В отличие от многих своих коллег, они посадили корабль, не отклонившись и на сотню метров от расчетной точки, причем, не имея даже примитивного полевого маяка. О, если бы вся его служба в Военном Космофлоте состояла только из технически безупречных взлетов и посадок или свободных полетов в открытом космосе! Тогда бы… Но к чему пустые сожаления? Жизнь редко оказывается милосердной к кому бы то ни было. И даже в шелесте осенней листвы слышится настойчивый рефрен: "Чужак, кто ты? С чем ты пришел сюда? Что ты сделал с нашей землей?…"

Позавчера, во время первой прогулки по окрестностям, вначале было даже интересно смотреть, как выглядит по настоящему то, что он знал только как символы на компьютерной карте. Вот это зеленое пятнышко, утыканное скучными рядами схематично нарисованных деревьев, на самом деле оказалось роскошным садом, совершенно очаровавшим Боорка. Вон та ровная площадка, уже размеченная под космодром и прочие службы будущей базы, — широким полем, где словно язвы чернели выжженные проплешины, а землеройные машины, по крышу перемазанные ароматным липким соком, подминали под себя ряды стройных полутораметровых растений, увенчанных тяжелыми кистями иссиня-черных продолговатых ягод. А та россыпь кубиков с краю карты раньше была деревней – обычной деревней, каких наверняка было много в этой стране под названием Венселанд, на южном берегу Срединного моря, в благодатной полосе субтропиков, достаточно далеко от иссушающего дыхания Великой Пустыни…