Город Зверя. Хроника Кейна - Майкл Муркок

Я опустил корабль к земле и показал им двигатель. Я сразу же увидел, что неполадка была пустяковой, и я клял себя за то, что не осмотрел двигатель раньше. Горючее к мотору шло по трубке, состоящей из нескольких секций, в одну из них что-то попало, и образовалась пробка.

Обычно люди пренебрегают самым простым объяснением. Я предположил — и у меня для этого были основания, так как механики Варнала очень добросовестны и на них можно положиться, — что с двигателем случилось что-то серьезное.

Из-за этой ошибки мы оказались в Сенд-Амриде, что, наверное, все-таки было к лучшему, ибо теперь мы сможем что-нибудь предпринять. Я думал не столько о благополучии Сенд-Амрида, сколько о безопасности всего Марса. Я знал, что болезни и теории могут распространяться вместе: так в средние века властвовали над людьми Черная Смерть и Черная Магия. Я решил любой ценой этому воспрепятствовать.

Пока разумнее всего было сделать вид, что двигатель еще неисправен, и позволить Одиннадцати его исследовать. Но в то время, когда я, как и обещал, рисовал для них схемы, их лица оставались такими же безучастными, я бы даже сказал, пустыми, как и раньше. Я знал, что какое бы топливо ни оказалось в их распоряжении, оно все равно не подойдет. Они не смогут далеко продвинуться в своих работах по созданию двигателя внутреннего сгорания, поскольку даже с паровым двигателем они были не знакомы. Но они хотели разобраться, и этим они очень отличались от других марсианских народов, которых физика не интересует вовсе, кроме, может быть, теоретических проблем, и которые бездумно пользуются достижениями шивов и, считая их слишком сложными, даже не пытаются в них хоть что-нибудь понять.

Я не мог не сочувствовать жителям Сенд-Амрида, но все же считал, что лучше бы они вели себя, как другие марсиане.

Я почувствовал некоторое облегчение, когда увидел, что мотор исправен: теперь я знал, что смогу покинуть город, когда это будет нужно.

Показав Одиннадцати чертежи, я ожидал увидеть на лицах удивление, но его не было. На лицах не было ничего, кроме, пожалуй, уверенности в себе.

Одиннадцать задали мне неизбежный в этом случае вопрос — о топливе, и я показал им бензин, который получил в Варнале. Должен заметить, что варнальцы совершенно не разбираются в двигателях, которые я установил на воздушных кораблях, как не разбираются они в двигателях, гораздо более сложных — в двигателях, созданных шивами. Я нашел такие в Варнале и установил их на своем первом воздушном корабле.

Итак, я понял, что Одиннадцать с трудом следили за ходом моих объяснений. Что ж, мне это было на руку.

Один из Одиннадцати — он называл себя Номер Девять — спросил меня о бензине и о том, где его можно найти.

— Он не встречается в таком виде в природе, — ответил я.

— А какой он в природе? — последовал спокойный вопрос.

— Трудно сказать.

— Ты пойдешь в Сенд-Амрид и покажешь. У нас много контейнеров с жидкостями. Они остались от старых времен.

Несомненно, он хотел сказать, что они тоже были созданы шивами, и жители Сенд-Амрида их сохранили.

Мое любопытство победило, и я не смог отказать себе в удовольствии увидеть «жидкости шивов», о которых сказал Номер Девять. Я согласился вернуться во дворец.

Гул Хаджи остался в воздушном корабле, а я пошел с Одиннадцатью в их лабораторию. При свете дня везде в городе были видны следы чумы. То и дело на улицах попадались повозки, груженные трупами. Но напрасно искал я на лицах живых следы горя: их не было. По законам Одиннадцати такие нерациональные и неэффективные эмоции, как радость или горе, не поощрялись. Думаю, присутствие на лице эмоций означало одно из двух: человек или сошел с ума, или заболел чумой.

Я не мог спокойно этого видеть. Уж лучше бы они выли от горя!

Одиннадцать показали мне химикаты, найденные ими на руинах городов шивов, но я сказал, что среди их трофеев не было ничего подходящего. Надо признаться, я им солгал.

Они попросили меня оставить им немного бензина, и я согласился, сделав при этом все, чтобы он не стал работать, когда они захотят его использовать.

Я наотрез отказался от путешествия в их ужасном портшезе, и мы пошли назад к воздушному кораблю пешком.

Хотя Одиннадцать и не подали виду, это им очень не понравилось, и вскоре я понял, почему. Из одного дома покачиваясь вышел мужчина и нетвердой походкой направился к нам.

На его губах была кровавая пена, от шеи до носа шло зеленое пятно, одна рука была парализована и не действовала, другой он размахивал, словно для того, чтобы удержать равновесие. Он увидел нас, и с его губ сорвался какой-то нечеловеческий крик. Глаза горели, как будто он был в лихорадке, и это был огонь ненависти.

Он подошел к Одиннадцати поближе и крикнул из последних сил:

— Что вы наделали? Что вы наделали?!

Все Одиннадцать развернулись спиной к бедняге, оставив меня одного лицом к лицу с ним.

Но не обращая на меня внимания, он кинулся к правителям Сенд-Амрида.

— Что же вы наделали?! — закричал он снова.

— Слова не имеют значения. Не можем ответить, — сказал Номер Девять.

— Это вы виноваты! Это вы выпустили чуму! Это вы навязали нам этот чудовищный режим! Почему же этого никто не понимает?

— Неэффективен, — донесся до меня ровный, бесстрастный — мертвый — голос Номера Шесть.

Вдруг из того же дома выбежала хорошенькая девушка. Ей было лет восемнадцать, одета она была в обычную марсианскую одежду. Волосы растрепаны, на глазах слезы.

— Отец! — закричала она, подбегая к неизвестному.

— Уходи, Ала Мара, — закричал он. — Уходи! Я сейчас умру, и я хочу использовать тот крохотный кусочек жизни, который мне отпущен, чтобы выразить тиранам свой протест! Я хочу заставить их испытать хотя бы одно человеческое чувство — хотя бы только ненависть!

— Нет, отец! — девушка стала тянуть его за руку.

— Я сочувствую вам обоим, — обратился я к ней. — Но потерпите еще чуть-чуть. Может быть, я смогу вам помочь.

Один из правителей повернулся. В руке у него было приспособление для метания небольших стрел, из которого можно было попасть только с очень близкого расстояния. Не моргнув глазом, он выстрелил в упор. Мужчина со стоном повалился на землю.

Девушка закричала и заколотила выстрелившего — кажется, его называли Номер Три — кулаками в грудь.

— Неэффективна, — сказал Номер Три. — Ты неэффективна тоже. — Он поднял свое оружие.

Я с криком бросился на него, выбил его оружие из руте и схватил девушку.

Я ничего не говорил.

И он ничего не говорил.

Мы стояли и молча смотрели друг на друга, пока к нам не повернулись остальные десять.