Путь, выбирающий нас - Оксана Панкеева

– Это можно как-то отследить? – вскинулся несчастный отец, весь подавшись вперед в безумной надежде.

– Отследить – нельзя. Но догадаться – можно. У меня есть несколько вариантов, и самый вероятный… М-да, представляю, как материт сейчас Кантор меня, портал, судьбу и в первую очередь себя…

ГЛАВА 10

В подобную ночь мое любимое слово – налей!

Кантор поставил на пол футляр с гитарой и огляделся. Огромное неосвещенное помещение, в котором он оказался, походило на зрительный зал, не видевший публики по меньшей мере год.

Кресла партера были сдвинуты и свалены с правой стороны, левая же носила следы малярно-штукатурных работ. С дюжину кресел стояли полукругом ближе к сцене, и пыль с них кто-то заботливо стер. Сама сцена, на которой и находился Кантор, тоже не выглядела заброшенной – на ней много и регулярно топтались, а под свежими следами просматривались разводы от половой тряпки.

И что же хотела сказать уважаемая судьба, помещая клиента в это сомнительное заведение?

Что он должен вернуться на прежний путь? С одновременным намеком на то, что путь барда для него отныне не цветы и аплодисменты, а пустые обшарпанные залы?

Поскольку сей глубоко теоретический вопрос пока не поддавался разрешению, мысли несчастной жертвы судьбы постепенно переключились на более практические вопросы. Прежде всего Кантор попытался определить, где он находится и который час. Если о втором ему охотно сообщили часы (ничего себе, половина пятого, это значит, он почти три часа трепался?), то ничего, указывающего на первое, вокруг не обнаружилось. Кантор хотел было поискать выход в надежде, что на улице определиться будет проще, но в глубине зала послышались шаги и голоса. Кто-то споткнулся, от души помянул чью-то маму и спросил, почему под ногами мусор, а осветительного шара опять нет на месте.

«Я в Мистралии…» – успел подумать Кантор, но в следующую секунду бессовестная судьба беспощадно скорректировала его умозаключения.

– Маэстро, вы его в прошлый раз оставили около сцены, – напомнил другой голос. – Осторожно, здесь ведро… Это рабочие, наверное, побросали всякий хлам…

Вот на этом месте Кантор действительно готов был сделать то, что предполагал догадливый товарищ Торо, так как этот голос он узнал бы в любых обстоятельствах. Но сказать вслух все, что он думает о судьбе и «Господних чудесах», не рискнул.

Нет, только не сейчас. Даже если вынести позор возвращения все равно придется, надо же к этому как-то морально подготовиться… Но не объявляться сейчас, когда он в растерянности и чуть ли не в истерике, когда ему не то что сказать, а даже подумать ничего умного не удается!

Кантор подхватил гитару и бесшумно отступил на несколько шагов, укрывшись за обветшалой декорацией, которая при жизни изображала не то гномью кузницу, не то комнату с камином. Глупо, но искать выход в темноте, грохоча и опрокидывая всевозможный хлам за кулисами, было бы еще глупее.

Маэстро и его ученица добрались наконец до искомого шара, и в зале стало немного светлее.

– Вроде ничего получилось, – прокомментировала Ольга. – Не Королевская Опера, но миленько и со вкусом. Когда весь зал отремонтируют, будет вообще прелесть.

– Мне тоже нравится. Вот только беспорядок здесь развели такой, что глянуть страшно. Надо будет завтра сказать Зинь, пусть обяжет рабочих убирать за собой ведра и инструменты. Заодно пусть уборщицу сменит. Я вчера обратил внимание, как скверно вымыта сцена. Я уже говорил, что глупость это – набирать обслуживающий персонал из девиц, мечтающих о сцене. Уборщица должна прибирать, а не вертеться среди актеров в надежде, что ее сказочным образом оценят и наделят главной ролью.

– А бухгалтер? – хитро напомнила Ольга.

– Зинь со своими обязанностями справляется. И, насколько я заметил, ей интересно. Обрати внимание: пока она носилась со своей великой мечтой, с ней постоянно приключались всяческие несчастья. А как только человек занялся настоящим делом, разом исчезли все проблемы. Все у нее получается, никто ее не обманывает, и вообще, такое впечатление, что она не из провинции приехала, а всю жизнь в столице прожила.

Заскрипели и зашуршали передвигаемые кресла. Светящийся шар, который до сих пор перемещался по залу, замер на месте. Видимо, господа решили присесть.

– Маэстро, а помните, я вас спрашивала насчет мюзикла? – не очень уверенно, словно ей самой было неприятно напоминать, произнесла Ольга.

Кантор не выдержал и все-таки выглянул в огромную рваную дыру, которая украшала расписанный холст и находилась как раз на уровне глаз. Уж очень хотелось взглянуть на обоих. А его в этой дыре вряд ли заметят, свет на нее не падает.

Ольга так и не изменила своей манере экстравагантно одеваться, однако лица рассмотреть было невозможно, поскольку она сидела спиной. А Карлос, напротив, изменился разительно. Даже сейчас, отмытый от грязи и прилично одетый, он все равно не стал тем, прежним. Состарился так, словно не пять лет прошло, а все двадцать. Седой, великое небо, совершенно седой, почти как Амарго, весь какой-то согнутый, придавленный, говорит тихо, как бы через силу… и заглянуть в него почему-то не получается. Вот если бы товарищ Кантор водки выпил, вместо того чтобы священнику исповедоваться, может, тогда бы получилось…

– Попытаюсь тебе доступно объяснить, – как раз говорил маэстро, глядя куда-то мимо Ольги и бессильно свесив руку с сигаретой, которая, казалось, сейчас выпадет из его пальцев. – Я тебе уже объяснял, если ты помнишь, что отношения внутри труппы, так же как и отношения ученика и наставника, не должны по возможности выходить за рамки товарищеских, особенно если дело касается актера и режиссера, или же руководителя и подчиненного…

«Не может быть! – ужаснулся Кантор, чувствуя неприятную вспышку внутри. Неужели она… его… с ним… Он же старше ее почти вдвое, он ее наставник, он только-только бросил пить… Неужели все было настолько плохо? Или это она из жалости? Пойми этих женщин…»

– В данном случае дело тоже заключается в этом, – продолжал между тем маэстро Карлос. – Твой Артуро может быть тысячу раз талантлив и достоин ведущих ролей, но в том театре, где ты работаешь, тем более лично участвуешь в подборе актеров… Он здесь даже мелькать не должен, чтобы не давать поводов для сплетен, которые опошляют саму идею искусства. Если человек талантлив, он может иметь успех или не иметь его, но талант у него никто не отнимет. Но если бард достигает успеха благодаря протекции, особенно протекции любовницы, никого уже не интересует, талантлив он или нет. Класс бардов, то бишь среда людей искусства особо сильно напоминает клубок змей, и в стремлении ужалить конкурента они превосходят даже воров… об этом я тебе тоже, кажется, говорил. Общественное мнение будет предвзятым и неприглядным: человек бездарен и достиг успеха только благодаря… э-э… если позволишь, я не буду вдаваться в интимные подробности, ты и так поняла.