Вверх тормашками в наоборот - Ева Ночь

  - Еле очухался. Недавно вот стал спускаться в Долину. Теперь ты низачто не узнаешь красавчика Геллана. Солнечные камни изуродовали его.

  - Хотела бы я на это посмотреть, - тянула слова, притворно складывая брови домиком, качая головой, словно жалела несчастного Геллана. Не жалела. Радовалась. Теперь уж точно никто не поцелует холодного Геллана, уродливого Геллана, слабого Геллана.

  - Говоришь, бывает в долине?..

  - Да, - закивала головой Ивайя. Как раз в полдень приходит посидеть на лужайке. Слаб он очень.

  - Надо бы поздороваться... со старым другом.

  Ивайя трещала ещё о чём-то, но она уже не слышала сестру. Легко поднялась и вышла на улицу. Вдохнула полной грудью горный воздух, наслаждаясь его вкусом. Только ради этого можно потерпеть всё остальное. А ещё и Геллан - подарок Обирайны. Как ни крути - жизнь хороша!

  Легко спустилась по тропинке и замерла, любуясь природой. Вот за этим она скучала - за сочными красками, вкусным воздухом, ярким солнцем. И горы... Седые, мудрые, молчаливые...

  Заглядевшись на окружающие красоты, она чуть не пропустила его. Геллан шёл медленно, неловко припадая на левую ногу. Правая почти не слушалась его. Даже издалека было видно, как искажается лицо от боли. Половина лица. Вторая прикрыта ширмой волос.

  Он доковылял до белого камня и сел, вытянув больную ногу, тяжело дышал - путь дался ему нелегко - и щурился, глядя на солнце.

  Она смотрела на него, жалкого, убогого калеку, и не испытывала ни капли жалости. Наоборот: внутри пело и плясало жаркое пламя, живое, рвущееся на волю. Неслышно подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть. Он почувствовал и вздрогнул. Повернул лицо. Ветер налетел и разметал волосы, и она увидела сине-багровое месиво с ужасной вмятиной на щеке. Вздрогнула и не удержала отвращения. Да и не собиралась этого делать. Улыбалась хищно, прислушиваясь к внутреннему рёву.

  - Геллан, Геллан... Ты ли это, друг мой?..

  Он смотрел ей в глаза и не шевелился.

  - Здравствуй, Пирр, - голос прозвучал слишком спокойно и слишком знакомо. И она потеряла равновесие.

  - Это всё, что ты можешь сказать после долгих лет разлуки?

  Она сжала пальцы и коварно пустила огнешар, что оглушительно взорвался прямо возле камня, на котором он сидел.

  - Не надо, Пирр.

  Он продолжал сидеть спокойно и даже не моргнул, лишь погладил ладонью больную ногу.

  - Ну почему же? - возразила она и запустила в другую сторону огнешар побольше.

  Зашипев, съежилась трава.

  - Не надо, Пирр, - сказал он ещё холоднее.

  - Бедный уродливый выродок Геллан, - пропела она, перекатывая в ладонях огнешар, - никому не нужный, несчастный, забытый.

  - Столько лет прошло, Пирр, а ты всё та же: взбалмошная деревенская девчонка, не умеющая прощать и забывать.

  Он сказал это как-то устало, словно ему наскучил разговор. Земля ушла у неё из-под ног. От этого голоса, жалкой фигуры, каменного спокойствия. Он слаб, а она сильна. Он ничтожество, а она сайна. Урод, калека, выродок! Пламя ревело и застилало глаза.

  - Встань, Геллан! Я вызываю тебя на поединок! И ты ответишь за мерзкие слова, за деревенскую девчонку. Ты почувствуешь мою силу, и уже никогда - слышишь! - никогда не посмеешь говорить обо мне неуважительно и с пренебрежением!

  - Не надо, Пирр, - сказал он в третий раз очень тихо.

  И она захохотала прямо ему в лицо:

  - Что, сдаёшься? Без боя? Что ещё можно ожидать от тебя? Ты вечно уклонялся и уходил. Ты даже не подобие мужчины. Ты баба в штанах, слизь бесхребетная!

  Что-то дрогнуло в его лице, прошлось судорогой по синюшно-багровым узлам и вмятинам, но ей было всё равно: ярость вырывалась огненными вихрями, электризовала волосы и срывалась молниями с кончиков пальцев.

  Нет, она не будет его убивать. Только унизит. Сорвёт одежду. Нарисует огненный знак на груди. Клеймо, которое будет вечно, до конца дней, напоминать об этом дне.

  Он медленно поднялся. Неловко, стараясь не опираться на больную ногу. Кажется, ему было больно, очень больно, но ей его не жаль. Ни на ноготь. Пусть страдает! Потому как боль от унижения окажется куда сильнее, чем физическая.

  Она забрасывала его маленькими огнешарами, выжигая круг, за который он вряд ли сможет перешагнуть. Но он не стал перешагивать. Он вообще не шевелился. Лишь постепенно разогнулся, распрямляя плечи.

  - Ну давай же, давай, Геллан, - издевалась она, - это поединок, сражайся! Или будешь стоять, надеясь, что я тебя пожалею?

  Он молчал. Она не заметила, как всё изменилось. Не двигался, не уклонялся, а просто выпрямился ещё больше и начал медленно разводить руки, словно хотел сдаться. Это подстегнуло её. Она не собиралась прощать и миловать.

  - Я предупреждал: не надо, Пирр, - холодно сказал он, развёл руки шире, запрокинул голову к небу, набрал полную грудь воздуха и... просто выдохнул. Всего лишь. Ничего более... Но этого хватило, чтобы потушить её огонь, заморозить пальцы... Казалось, и ноги приросли к земле. Она чувствовала иней на ресницах. Чувствовала, как слиплись, превратившись в сосульки, волосы. Она в страхе прикоснулась к ним ладонями - и они сломались, её прекрасные длинные волосы... И тогда она закричала, заревела, как раненый зверь, пытаясь вызвать внутри хоть искру, но ничего не получалось.

  - Что ты натворила, Пирр? - кричала Ивайя.

  Оказывается, на сполохи и молнии сбежалось полдолины. Все, кто усёк и успел, толпились позади - видели и слышали почти каждое слово.

  - Этот поединок ты проиграла, Пирр, - твёрдо сказала сестра, неловко погладила по коротким волосам, почти как отец в детстве, и, взяв её за руку, поволокла домой.

  Люди расступались и уступали дорогу. Она не смела ни на кого смотреть. Лёд таял на солнце, промокшее платье облепляло её, как кожа. С волос и носа текло. Да из глаз тоже, но вряд ли кто понял, что Пирр плачет... может, впервые в жизни...

  До конца дня она не высовывала нос из дома, а ночью уехала назад, поклявшись уничтожить грязного выродка Геллана. Не убить - нет. Слишком уж хороший и лёгкий путь для этого гайдана. Унизить, поставить на колени, лишить всего самого дорогого. Чтобы понял и прочувствовал страх, боль, отчаяние каждой пядью своего тела, сердца, ума и души...

  Смотрит в огонь и ласкает его ладонями. Здесь, в этом замке, увидела она знамение о небесном грузе.

  Кусает губы до крови и хмурит брови. Если не ей предназначался груз, то почему пришло видение? Чтобы ещё раз унизить и столкнуть с мерзким выродком?.. Напомнить, что до сих пор не сдержала своего слова и пора бы исполнить задуманное много лет назад?..

  Лерран переоценивает себя, если думает, что какая-то девчонка не способна перевернуть мир. Тем более - чужая девчонка. Он откровенно издевался, когда рассказывал о небесном грузе. Самовлюбленный гайдан.