Охотники Дюны - Брайан Херберт

— Это становится скучным! Когда все начнется?

Но ничто в ответ не нарушило ни тишины, ни темноты. Владимир ничего не чувствовал и не мог двигаться. Владимир громко пустил ветры.

— Это же смешно!

Хрон, очевидно, не понимал нюансов садизма.

— Вы играете с моим телом, чтобы добраться до сознания, и играете с сознанием, чтобы добраться до моего тела, крутя и ломая его. Это все, что у вас есть в запасе?

Прошло десять минут — или больше? — но ответа не было.

— Хрон?!

Не происходило ровным счетом ничего. Ему было по-прежнему комфортно, он был отчужден от всех и всяких ощущений.

— Я готов! Давайте!

Хрон не отвечал. Боли не было. Они, видимо, хотят измучить его ожиданием. Он облизнул губы. Теперь все может начаться в любую секунду.

Хрон оставил его здесь в невесомости и изоляции на целую вечность.

Владимир пытался найти утешение в воспоминаниях о предыдущих ощущениях, но и они куда-то исчезли из его памяти. Пытаясь нащупать свои мысли, он начал углубляться в лабиринт путей сознания, и понял, что уходит в глубины собственного мозга, в царство полного мрака. В этом мраке как маяки светили какие-то точечные проблески, и он, как отчаявшийся моряк, попытался плыть к ним, но они удалялись с большей скоростью, и он не мог к ним приблизиться.

Прошла еще одна вечность.

Часы? Дни?

Он не ощущал и не чувствовал ничего. Абсолютно ничего. Владимиру хотелось одного — выбраться отсюда. Он хотел поплыть назад к свету, вернуться к жизни гхола, которую он вел до тех пор, пока его не погрузили в это черное безмолвие. Но он не мог. Это была ловушка!

Он начал кричать. Сначала он делал это для того, чтобы слышать хоть какой-то звук, нарушить эту пульсирующую пустоту. Потом он начал кричать по-настоящему, от страдания, и уже не смог остановиться.

Но тишина продолжала давить. Он попытался дернуться, но поле держало его крепко, спутав по рукам и ногам. Он не мог дышать, он ничего не слышал. Может быть, лицеделы каким-то образом его ослепили? Оглушили?

Владимир обмочился, и чувство влаги стало невероятным облегчением. Но и оно быстро прошло. Он оставался один в пустоте, тишине и мраке. Ему нужны были стимулы, боль, взаимодействие, удовольствие. Ну хоть что-то!

Но наконец он вдруг осознал, что вокруг происходят какие-то изменения. В его сознание начали просачиваться свет, звуки и запахи, они постепенно начали наполнять его стигийскую вселенную, превращая ее во что-то другое. Даже минимальное свечение он воспринимал сейчас как ослепительную вспышку. Ощущения полились в его сознание и подсознание, заполняя все полости. Боль, душевная боль была такой сильной, что он думал, что его голова вот-вот взорвется.

Он снова закричал. На этот раз он не получал от боли ничего похожего на удовольствие.

Вся жизнь барона Владимира Харконнена затопила тело и разум гхола с изяществом горного обвала. К нему вернулись все прежние мысли и чувства, он вспомнил все — от самого начала до момента первой смерти на Арракисе. Он снова увидел, как маленькая девочка Алия колет его гомджаббаром — смазанной ядом иглой…

Внутренняя вселенная начала расширяться, он снова услышал голоса. Он опять оказался вне камеры, похожей на гроб.

Барон с чувством собственного достоинства сел, получая немалое удовольствие от своего молодого и сильного тела. Правда, он был полноват, но это от излишеств, а не от болезни, которой его наградила ведьма Мохиам. Он окинул себя взглядом и улыбнулся лицеделам.

— Ого! Первое, что мне надо сделать, — это поменять гардероб. Кроме того, я хочу видеть ублюдка Атрейдесов, которого вы для меня вырастили.

Хрон подошел ближе и внимательно присмотрелся к мальчику.

Вы снова обрели всю свою память, барон?

Конечно, барон Харконнен вернулся в этот мир. — Он витал в своих мыслях, подбадривая себя воспоминаниями о тех вещах, которых достиг в своей прошлой славной жизни. Он был в восторге оттого, что снова стал самим собой.

Но где-то в сокровенных глубинах его мозга, задворками сознания, он чувствовал, что на этот раз что-то идет не так, как раньше, что-то в сознании находится вне его контроля.

Привет, дедушка, произнес девичий голос. Девочка хихикнула.

Голова барона непроизвольно дернулась. Откуда этот голос? Он никого не видел.

Ты скучал по мне, дедушка?

— Где ты?

Я там, где ты меня никогда не потеряешь. Теперь я всегда буду с тобой. Так же, как раньше ты все время был со мной, преследуя меня в мыслях и видениях, не давая мне ни минуты покоя, смех девочки стал пронзительным. Теперь моя очередь.

Это было воплощение Мерзости, сестра Пауля.

— Алия? Нет, нет!

Его разум сыграл с ним плохую шутку. Он прижал пальцы к вискам, но голос был внутри и добраться до него было невозможно. Ничего, со временем она оставит его в покое.

Не рассчитывай на это, дедушка. Теперь я буду с тобой всегда.

Любая цивилизация, какой бы альтруистической она ни казалась, располагает средствами дознания и пыток, а также хорошо продуманной системой оправдания их применения.

Несмотря на то что он был генетически идентичен остальным семи гхола первой партии, Вафф номер один не был таким низкорослым, тщедушным и слабым. В результате акселерации его тело достигло зрелости уже к четырем годам, но ему надо было стать еще больше и сильнее, чтобы бежать из тюрьмы.

Когда этот гхола смотрел сквозь защитное поле на Уксталя и его ассистентов, в его взгляде не было ничего, кроме бурлящей ненависти. Семь его копий, впрочем, делали то же самое. Тлейлакс-отступник находился при них, как нервный тюремный надзиратель, постоянно усмирявший и призывавший к порядку восемь непокорных гхола, Вафф номер один рисовал в своем воображении сладостную картину, как он вонзит свои мелкие зубы в шею Уксталя и ощутит вкус крови во рту. Но ученый и его ассистенты теперь проявляли осторожность. Братьям гхола не следовало нападать слишком рано, когда они были настолько малы, что не имели ни малейшего шанса на успех. Это было тактической ошибкой, но год назад они были моложе и глупее.

Стоя за мерцающим защитным полем и чувствуя себя в безопасности, Уксталь часто читал восьмерым гхола целые лекции о Великой Вере, намекая на то, что все прежние тлейлаксы были преступниками, отступниками и еретиками. Но всем Ваффам было совершенно ясно, что Уксталю просто что-то очень от них надо. Очень-очень надо. Гхола были достаточно умны для того, чтобы понять, что являются пешками в какой-то игре.

Худая и жилистая Ингва часто говорила с Уксталем о меланже, совершенно забывая — или намеренно не обращая внимания на то, что Ваффы могут ее слышать. Она хотела знать, когда эти дети смогут раскрыть свою тайну.

Вафф не знал, что это за тайны. Во всяком случае, он не знал пока ни одной.

— Они подражают во всем друг другу, — сказал Уксталь Ингве. — Я слышал, как они одновременно говорят одно и то же, производят одни и те же звуки и совершают одни и те же движения. Мне кажется, что вторая группа гхола развивается еще быстрее.

— Когда мы сможем начать? — Ингва склонилась к Уксталю, отчего маленький ученый съежился. — Мне просто не терпится напугать тебя — или искусить, — ты узнаешь такое сексуальное наслаждение, какое не виделось тебе в самых смелых твоих фантазиях.

Уксталь съежился еще больше и ответил надтреснутым от страха голосом:

— Да, эти восемь уже готовы. Нет смысла ждать дольше.

— Они заменимы, — подбодрила его Ингва.

— Ну, не совсем заменимы. Следующая партия на шесть месяцев моложе, а другие извлечены из чанов еще позже. Их всего двадцать четыре гхола разных возрастов. Даже если мы будем вынуждены убить этих восьмерых, скоро подрастут другие. Мы можем пробовать еще и еще раз. — Он с трудом проглотил слюну. — Надо рассчитывать на возможность ошибок.

— Нет, не надо. — Ингва отключила защитное поле и облизнула губы. Они с Уксталем вошли в помещение, где жили гхола, а ассистенты остались снаружи, бдительно наблюдая за происходящим. Восемь гхола сбились в кучку в самом дальнем углу помещения. До сих пор они не знали, что где-то выращены другие многочисленные Ваффы и что их воспитывают в других помещениях этого большого здания.

Уксталь посмотрел на детей с вымученной ободряющей улыбкой, которой не поверил ни один из этих акселератов.

— Идемте с нами. Мы хотим вам что-то показать.

— А если мы откажемся? — спросил Вафф номер три. Ингва ухмыльнулась.

— Тогда мы потащим вас силой, если понадобится, в бессознательном состоянии.

Уксталь попытался подольститься к гхола:

— Вы узнаете, зачем вы здесь, почему мы вас сделали и что у вас есть такого, в чем мы нуждаемся.