Изоморфы - Дылда Доминга

Страх, унижение, надежда, доверие, скорость, любовь, — Бьянка смотрела на этот набор, и не могла его понять. Отличная комбинация, но что там делала скорость? Может, на тот случай, если надо было быстро делать ноги? Нет, не ноги, колеса, в ее памяти всплыл великолепный черный байк, с потрясающим профилем. Она гоняла на байке? Когда? В тринадцать, что ли? Еще она помнила человека-гору, очень надежного и доброго внутри. А потом все затмил калейдоскоп лиц, поверх которых периодически выныривало еще одно, и это окончательно сбило ее с толку.

В конце концов, они с Милой остались вдвоем.

— Мне страшно, — созналась Мила.

— Не бойся.

— Почему?

— Потому что это никак не поможет.

— Ты очень странная.

— Я знаю.

— Тебе не страшно?

— Не больше, чем обычно.

— Тебе обычно страшно?

— Да.

— И чего ты боишься?

— Себя.

Мила замолчала и немного отодвинулась от нее. Бьянка ее за это не осуждала.

— Так, ну и последние, — дверь снова открылась. Их тюремщик был отчего-то очень доволен.

— Что это за прикид, — заметил второй, ткнув в Бьянку пальцем, когда ее вывели наружу.

— Ничего, разденем — будет посимпатичнее.

Бьянка подумала о том, как ее раздевают и пускают по кругу, и не испытала ничего, кроме сожаления. Потом глянула на потухшую Милу, ощутила злость и решила, что им придется за это заплатить: парой разбитых носов, выбитых зубов и прочих повреждений, которые она успеет нанести. А если посчастливится добраться до огнестрельного оружия… о-хо-хо, вот это она повеселится. В памяти тут же услужливо всплыли наименования моделей, количество и тип патронов и масса других полезных и не очень деталей. Ей этого не хватало — с изумлением поняла она: драйва, драки, битвы, схватки. Она хотела отомстить. За кого? Не за Милу, нет. За кого-то другого, кто был важен, кто был всем. Доверие, скорость, любовь.

Она уже ненавидела Меченого и всех его ублюдков.

Урод потянулся к ее майке, улыбаясь, и это было его ошибкой. Бьянка врезала ему прямо в ухмыляющуюся рожу. Кулак вспыхнул безумной болью. Второй удар она нанесла умнее — ногой ему между ног. По спине другого она выскочила из окружения и помчалась в зал, который они проходили. Никто из мужчин не запаниковал, когда она побежала, потому что знали, что в итоге ей бежать некуда. А вид мечущейся добычи только больше их заводил, привнося что-то свежее в развлечение.

Краем глаза Бьянка отметила, что Мила была права: девчонки были привязаны нагишом к стенке. Кого-то как раз имели, прямо там, на виду у всех. Одежда с оружием перекочевала к спортивному инвентарю. Бьянка понеслась в ту сторону, по дороге уворачиваясь от тех, кто пытался ее поймать. Прыжок через коня плюс кувырок из положения стоя — и она стала счастливой обладательницей гладкоствольной винтовки с полным зарядом дроби. Выстрел заставил остановиться даже тех, что были заняты у стенки.

— Э, не дури, — к ней осторожно подбирался подтянутый парень с кошачьей грацией.

Какой-то гад у стенки достал нож и приставил к горлу одной из девушек.

— Она не с нами, — заплакала та, а Бьянка замерла с оружием в руках, перезарядив его и повернув в сторону прыткого парня.

— Это заметно, — раздался голос с балкона, и все головы поднялись вверх.

— Опусти нож, — сказал он. И, судя по тому, как беспрекословно выполнил приказ мужчина с ножом, Бьянка поняла, что это Меченый.

— А ты — опусти оружие. Тебя никто не тронет. — Пообещал он.

Бьянка еще раз оценила обстановку и поняла, что ничего особенно не выиграет и не проиграет, и опустила оружие. Прыткий тут же оказался рядом с ней и подобрал винтовку. Что ж, она доверилась слову бандита, хотя какой у нее был выбор.

Еще двое человек, серьезных и безмолвных, оказались рядом с ней и повели ее наверх.

Когда она увидела его, ее душа, казалось, дрогнула, пытаясь вырваться наружу. Не сбежать, нет, а помчаться к нему. Она помнила его руки, его крепкое обнаженное тело. Они были близки — у Бьянки не осталось сомнений. А в голове крутилась эта невнятная смесь из доверия, свободы и любви. Тем временем Меченый изучал ее, как диковинную зверушку. В его глазах не отразилось ни узнавание, ни чувства, разве что мимолетная симпатия.

— Ты лихо дерешься для девчонки, — заметил он.

— Для девчонки? — она была уверена, что дерется не хуже большинства его головорезов.

— Что ты забыла на Стрелецкой?

— Ничего. Я возвращалась домой.

— Ясно, — он замолчал, очевидно, раздумывая, что с ней делать дальше.

— Что будет с ними? — не удержалась Бьянка, бросив еще один взгляд вниз в зал.

— Это тебя не касается, — симпатия исчезла из его взгляда и голоса.

Бьянка снова всмотрелась в его лицо и не нашла там никаких изъянов, из-за которых ему могли дать подобное прозвище.

— Ты — Меченый? — прямо спросила она.

— Да, меня так называют.

— Отпусти их.

— С какой стати?

— Они уже усвоили свой урок.

— Я так не думаю. И повторю, если ты не поняла с первого раза: это не твое дело.

— Что ты хочешь взамен?

Он пришел в легкое замешательство от ее наглости.

— Что ты можешь мне предложить?

Вопрос прозвучал так, что любой другой человек на ее месте съежился бы и стал молить о пощаде, осознав всю свою ничтожность. Но ей снова было все равно, хотя нет: ей было интересно цеплять его, задевать его чувства, хоть чем-то, хоть как-то, ощущать отклик — что угодно, кроме безразличия.

— А что ты хочешь?

— Все, что я захочу? — перефразировал он, но Бьянка не могла отступить, она шла по какому-то давно забытому следу, и знала лишь, что не должна останавливаться, иначе снова потеряет его.

— Все, что захочешь, — ответила она. И в его глазах мелькнула жалость и удовлетворение. Что-то удивительно знакомое, отчего Бьянке стало уютно, несмотря на очевидную глупость ее ответа.

— Отпустите их, — бросил он людям внизу, и те беспрекословно подчинились.

Меченый поднялся с места и пошел по проходу, Бьянка молча последовала за ним. Двое охранников замыкали шествие. Вскоре они свернули на лестницу, спустились на первый этаж, и оказались перед дверью кабинета. Меченый вошел внутрь, за ним Бьянка, двери закрылись, охранники остались снаружи, а они с боссом местной мафии — наедине.

— Я никак не могу понять, ты — настолько дура или храбрая до безрассудства? Впрочем, одно стоит другого, — заметил он.

Бьянка никак не стала комментировать его замечание. Она смотрела, как он снимает пиджак, и расстегивает верхние пуговицы рубашки.

— Раздевайся, — сказал он.

И странное знакомое чувство снова охватило ее с ног до головы. Стыд и желание.