Голубая Луна - Гамильтон Лорел Кей

– Надеюсь, после шоу вы не утратите веселья, миз Блейк.

– Я тоже, – сказала я.

Он как-то странно на меня посмотрел, после чего повел вниз. Я шла за ним, потому что это была моя работа. Час назад я бы сказала, что еще хуже день стать уже не может. А сейчас у меня было такое чувство, что он стремительно становится хуже, гораздо хуже.

33

Тело лежало на небольшой поляне. Я знала, что оно было человеческим, потому что мне об этом сказали. Но дело было не совсем в том, что тело не выглядело человеческим. Оно сохранило достаточную форму, чтобы можно было сказать, что это лежит на спине. Но вот разум отказывался признать, что это могло быть человеком. Мои глаза видели, но мозг противился тому, чтобы собрать обрывки вместе. Это походило на одну из тех картинок, где вы смотрите и смотрите, пока скрытые очертания не приобретают объемность. Как будто тело оказалось эпицентром взрыва из плоти и крови. Засохшая кровь была везде, и, казалось, если тело убрать, останется чистое место, как чернильное пятно.

Я смотрела, но не могла осознать увиденное. Разум пытался меня защитить. Это случалось раньше – раз или два. Лучшим в данной ситуации было бы повернуться и уйти. Позволить мыслям пребывать в замешательстве, потому что истина собиралась быть одним из взрывающих рассудок моментов. Там, наверху холма, я в шутку сказала Хендерсону, что некоторые вещи впечатываются в разум. Сейчас это было совсем не смешно.

Я заставила себя смотреть на тело и не отводить взгляда, но летняя жара задрожала вокруг меня, стала отвратительной, давящей. Хотелось закрыть глаза руками, но я сдержалась и просто отвернулась. Зажмуриться было бы глупо и по-детски, словно закрываешься от самого мерзкого в фильме ужасов.

Хендерсон отвернулся одновременно со мной. Если я не собиралась смотреть на тело, то, видимо, и ему ни к чему.

– Вы в порядке?

Мир перестал вращаться, как закрученный на пальце мячик.

– Почти, – выдохнула я почти неслышно.

– Хорошо, – сказал он.

Мы постояли так еще несколько секунд, затем я неглубоко вдохнула. Я знала, что это лучше, чем глубоко дышать так близко к трупу. Я должна была закончить дело. Тролли этого не делали. И ни одно естественное животное не могло такое сотворить. Я медленно повернулась обратно к телу. За прошедшее время к лучшему ничего не изменилось.

Хендерсон последовал моему примеру. Он был здесь главный. Он мог это вынести, если могла я. Я не была уверена, что могу, но так как другого выбора у меня не было…

Я попросила хирургические перчатки. Мне предложили надеть поверх них более плотные, пластиковые. СПИД, знаете ли. Я отказалась. Во-первых, у меня потели бы руки. Во-вторых, я должна искать на теле улики, а так я не почувствую ни черта. В-третьих, с тремя метками вампира, я больше не волновалась на счет СПИДа. Как мне сказали, заболевания крови были для меня не опасны. И я верила Жан-Клоду, так как он не хотел бы меня потерять. Я была третьей в его триумвирате. Он желал, чтобы я была в безопасности. Голос где-то глубоко у меня в голове, ближе к затылку, шепнул: «Он любит тебя». А голос чуть ближе к поверхности ответил: «Ага, как же…»

– Могу я взять образец крови? – спросила я.

– У вас не получится подойти к телу, не наступив в кровь, – заметил Хендерсон.

Я кивнула.

– Определенно. Так вы сделали видеозапись всего этого, сфотографировали?

– Мы знаем, как делать нашу работу, миз Блейк.

– Я в этом не сомневаюсь, капитан. Мне нужно знать, что я могу перевернуть тело, не более того. Я не хочу испоганить все улики.

– Когда вы закончите, мы пакуем его в мешок и сворачиваемся.

– О’кей, – кивнула я.

Я смотрела на тело и внезапно увидела его. Целиком. Я прижала руки к животу, борясь с искушением закрыть ими глаза. Нос был откушен, от него осталось только наполненная кровью дыра. Губы вырвали так, что под свернувшейся кровью виднелись зубы и кости челюсти. На стороне, обращенной ко мне, отсутствовали мышцы челюсти. Какое бы существо это ни сделало, оно не просто быстро укусило. Оно остановилось и жрало.

Так много укусов, так мало нетронутой плоти, но большинство из этих повреждений были слишком незначительны, чтобы убить жертву. Я молилась, чтобы эти укусы были сделаны после смерти. Но никакие молитвы не могли изменить очевидного: слишком много крови. Большую часть времени жертва была жива. Из разорванных джинсов вывалились кишки в обрамлении чего-то более густого, чем кровь. Запах выгребной ямы из разорванного кишечника стал приглушенным, почти исчез к настоящему времени. Но на замену одному запаху всегда находится другой. В летний зной ее тело начало разлагаться. Этот запах трудно описать, он одновременно необыкновенно сладкий и настолько сильный, что забивает горло. Я коротко вздохнула и шагнула на засохшие брызги.

И в тот же момент сквозь меня, подобно призрачному удару, прошло нечто. По спине поползли мурашки. Зашептала та часть моего мозга, которая не имела никакого отношения к автомобилям, водопроводу и цивилизации, та часть, которая знала, как вопить, кричать, и драпать, которая вообще не мыслила. Что-то было неправильно. Здесь присутствовало нечто зловещее – не просто опасное, а именно зловещее.

Я ждала, что чувство усилится, но все прошло. Исчезло, подобно неприятному воспоминанию, возможно, это значило, что я коснулась каких-то чар – или, скорее, остатков заклинания, неприятного и отталкивающего.

Никто не станет вызывать что-то настолько злое без защитного круга силы либо для колдуна, который будет в нем стоять, либо для зверя, которого заключат внутрь. Я осмотрела землю, но везде была только кровь. Кровь не образовывала круга. Были только беспорядочные брызги, никакого рисунка.

Я знала, что здесь не будет ничего настолько очевидного. Для полиции не характерен творческий подход, хотя все начинает меняться: ты не можешь долго быть копом и не начать искать магических знаков, когда происходит подобное сверхъестественное дерьмо.

Картина казалась нетронутой. Но это не значило, что она была такой. Если кто-то действительно хорош в магии, он легко может заставить вас чего-то не заметить. Мнимая невидимость. Люди этого не могут. Физика есть физика. Свет падает на объект и отражается. Но можно сделать так, что глаза отказываются видеть, вы смотрите на что-то, а разум это не фиксирует. Все равно, что несколько дней искать ключи от машины, которые лежат на виду.

Я села перед телом на корточки. У меня не было с собой комбинезона, который я обычно надевала, выезжая на место убийства, когда мне не хотелось испачкать джинсы кровью. Я все еще обнимала себя за плечи. Здесь было что-то, не предназначенное для наших глаз. Но что?

– Мы нашли бумажник. Вы хотите узнать, кто это? – обратился ко мне Хендерсон.

– Нет, – отказалась я, – нет.

Я не была таким уж умником. Я просто не хотела знать имя того, что лежало у моих ног. Небольшая уловка – превращение тела в «это». «Это» не было реально. Всего лишь то, что нужно изучить, исследовать. «Это» никогда не было живым. Все остальные мысли заставили бы меня блевать на протяжении всего осмотра. Со мною это произошло только один раз – пару лет назад. Дольф и все остальные так и не дали мне этого забыть.

Глаза были вырваны из глазниц и застыли на щеках потемневшими комками. Длинные волосы как штукатурка закрывали одну сторону лица, приклеившись к плечу. Возможно, они были белокурыми, но это трудно было определить из-за впитавшейся в них крови. Длина волос навела меня на мысль, что это могла быть женщина. Взгляд скользнул вниз и уткнулся в остатки одежды. Все, что осталось от блузки – обрывок ткани под рукой. Одна грудь была оторвана. Другая напоминала сдутый воздушный шарик, как будто что-то сожрало плоть внутри, подобно ребенку, высасывающему начинку из пончика.

Даже для меня это сравнение было неудачным. Мне пришлось встать и отойти прочь, резко выдохнув. Я отошла и остановилась около одного из окружавших поляну деревьев. Я глубоко дышала, и аромат смерти стал ощутимей. Сладкий, сладкий запах скользил по моему языку и обволакивал горло до тех пор, пока я не сглотнула. Запах скользнул вниз, а мой утренний кофе отправился вверх.