Та, которой нет - Маша Ловыгина

сделает выводы и не будет бояться неудач. Уже сейчас не боится, потому что любая неудача, пока ты жив, это лишь опыт. И каким бы не был болезненным пинок судьбы, главное — понимать, в каком направлении двигаться. Все у нее получится, лишь бы Глеб был жив, и лишь бы Гошка вылечился, и лишь бы…

Она вздохнула, сцепив кулаки, — не слишком ли много желаний? И тут же одернула себя — нет! Все это нужно лично ей. Ведь наши желания формируют нашу жизнь. И какими же мелкими они были до сегодняшнего дня… Деньги, красивые шмотки, богатый мужчина, — именно этого она хотела, потому что видела не дальше своего носа. То, что Матушкин сказал о Стасе, звучало мерзко. Возможно, что еще совсем недавно Влада бы поверила его словам. Да что говорить — конечно поверила бы… Ведь банковская карта — прямое доказательство подкупа. Матушкин предложил Стасе триста тысяч, и она их взяла. Не такая уж и крупная сумма. Явно недостаточная для того, чтобы покушаться на чью-то жизнь… Впрочем, история знает массу случаев, когда преступления совершались и за куда меньшее. Но Влада могла руку дать на отсечение, что Стася бы никогда не совершила подобного. И тот факт, что она отдала деньги Юле, прямое тому доказательство. Узнают ли они когда-нибудь правду об этом? Ведь у Матушкина своя правда, а Стаси Иволгиной нет…

Дмитрий Эдуардович был очень аккуратен в своих прогнозах, и все же Влада слышала уверенность в его голосе. Хотела слышать, ведь собственные мысли были далеко не радужными. Даже помня о том, что Бархатов хотел лишить себя жизни в измененном сознании, она боялась, что он решит это повторить. Слишком уж он страдал по Стасе… И это «слишком» как бы стало его вторым «я» — неразделимым с ним. Влада даже хотела намекнуть врачу, чтобы они забили окна, чтобы он не спрыгнул вниз, и внимательно следили за тем, чтобы в палате, не дай бог, не остались какие-нибудь медицинские инструменты… Возможно ли, что после операции, когда опухоль не будет давить на важные рецепторы, он забудет о Стасе? Владе хотелось верить, что нет… Но и жить с тоской о любимом человеке, которого никогда не сможешь увидеть, очень сложно.

Влада услышала шаги за дверью. Быстро оттерла выступившие слезы.

Рысецкий вышел первым. Дмитрий Эдуардович, заметив Владу, мягко улыбнулся:

— Здесь очень удобные диваны и кресла. Подождите нас, пожалуйста, в холле. Если захотите перекусить, то на втором этаже есть небольшое кафе.

— Нет, я лучше здесь, наверное… Вы ведь не возьмете меня с собой?

— Нет, это процедура юридического характера.

— Да, конечно, я понимаю, — согласилась Влада.

Когда мужчины уже подходили к лифту, она встрепенулась:

— Ой, а как же потом? Когда все будет сделано?! Что будет потом?!

— Все будет зависеть от Бархатова, — сухо ответил Рысецкий, и она безвольно опустила руки.

Дмитрий Эдуардович задержал на ней взгляд, чуть склонив голову, а затем еле заметно кивнул, вероятно подумав о чем-то. Влада дождалась, когда они уедут, оглядела диван и цветы в холле и нажала кнопку вызова лифта.

Через несколько минут она уже стояла перед входом в отделение реанимации. Зайти внутрь без Дмитрия Эдуардовича она не могла, поэтому осталась у двери, прижавшись к толстому стеклу и скосив глаза — отсюда можно было увидеть часть окна палаты, в которой находился Бархатов.

— Ну же, Бархатов, не подведи меня… — прошептала Влада, скрещивая пальцы.

— Выкарабкается, не переживай, — донеслось из-за ее спины.

60

Влада вздохнула и еще раз взглянула в сторону палаты Бархатова.

— Очень на это надеюсь. Спасибо! — повернувшись, чтобы поблагодарить незримого собеседника, она увидела, что двери лифта распахнулись, выпуская из своих недр группу молодых врачей-практикантов и долговязого санитара с металлической коробкой в руках. По холлу постоянно кто-то ходил, и Влада растерянно переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять, кто мог сказать ей слова ободрения. Ей почему-то подумалось, что этот человек точно знал, о ком говорит. И это явно была женщина. Возможно, уборщица, которая, дождавшись, когда все выйдут, сейчас заходила внутрь. Полноватая, в синем опрятном халате и косынке, со шваброй и ведром.

— Подождите! — запоздало крикнула Влада, но двери лифта закрылись прямо перед ее носом.

Она потрясла головой, чтобы избавиться от охватившего ее волнения. Вечно ей теперь мерещится во всем скрытый смысл. Надо, наверное, просто выспаться, дать голове отдых. Ну мало ли как тут принято — сердобольный человек поддержал, посочувствовал, а она уже выстроила из простой фразы непонятно что… Как же долго не появляется Дмитрий Эдуардович! И Рысецкий словно решил поселиться в палате у Бархатова…

Влада побродила по холлу, вернулась к стеклянной двери, а затем все-таки вызвала лифт, чтобы подняться на этаж выше. Там она присела на диван и уставилась на главный вход, чтобы не пропустить появление врача. Хотелось позвонить Глебу, но она знала, что своим звонком может все испортить, поэтому лишь поглаживала экран, представляя его, ставшее таким родным, лицо.

Через полчаса услышала голос Дмитрия Эдуардовича, а затем и его шаги. Но появился он, к ее удивлению, не из общего коридора, а со стороны собственного кабинета. Влада вскочила и не нашла ничего лучшего, как спросить:

— Ой, а откуда вы здесь появились?

Дмитрий Эдуардович огляделся:

— Так это я вас потерял! Вернулся, а уж и след простыл.

— Ну я ходила вниз, чтобы посмотреть, как там все… — сказала честно. — Но потом сразу же вернулась! Видимо, мы разминулись.

— Я по внутреннему коридору ушел, через терапию. У нас тут тот еще лабиринт. Оставил их вдвоем. Где попросили, расписался и заверил.

— Вы ведь подтвердили, что Бархатов в своем уме? — покраснела Влада. — Лучше вас никто не поймет этого…

— Уверяю вас, — Дмитрий Эдуардович присел на диван, — что Бархатов абсолютно вменяем… Но есть одна вещь, которая меня